Страница 2 из 31
Как ты думаешь, сколько ей лет? — спросил он, побарабанив пальцами по лакированному столу.
Думаю, около тридцати.
Обручальное кольцо?
Нет, — улыбнулась Стейси.
Она закрывается бейсбольной шапочкой, как щитом.
— Ты хочешь спросить, хорошенькая ли она? Он повернулся к ней — глаза ее смеялись.
Ладно! Сдаюсь! Я хочу знать все, что ты мне скажешь.
Я никогда не видела ее без солнечных очков и могу только сказать, что она привлекательна, насколько может быть привлекательна женщина с манерами солдата. У нее светлые волосы, очень прямые, а передние зубы белые и ровные. Открывать рот я ее не просила!
Стейси…
Да ладно тебе, Джек! Знай я, что должна осмотреть ее, как лошадь на аукционе, я бы по пыталась добыть больше сведений.
У тебя есть какие-нибудь догадки, почему она выбрала именно меня?
Может быть, ей понравилось твое великолепное тело?
Да, как же! Все мои сто семьдесят семь сантиметров и семьдесят два килограмма, — фыркнул Джек.
Ну, а она пониже сантиметров на десять. Прекрасная разница в росте! Как в постели, так и вне ее, — добавила она.
Он выпрямился.
Как партнерша по постели она меня ни сколько не интересует!
Ой, ли?
Я любопытен. И не люблю, когда вопросы остаются без ответа.
Ха! Да ты увлечен! Никогда еще женщина не бросала тебе вызов, и тебя это чертовски заинтриговало!
Может быть, — согласился он, отхлебнув пива из кружки.
Заметив сигнал своего мужа Дру, Стейси встала.
Мы должны отпустить няню! Счастливо сыграть в понедельник!
Спасибо! Поцелуйте за меня Дэни.
Решение Мики снять для жилья именно эту хижину, было обусловлено несколькими причинами. Во-первых, город Голд Крик находился всего в сорока пяти минутах езды от общественного колледжа, где она собиралась преподавать алгебру. Расположенный у подножий холмов Северной Калифорнии, в богатой железной рудой местности, Голд Крик был достаточно велик, чтобы затеряться в нем, ни с кем не общаясь, но и до статочно мал, чтобы чувствовать себя в нем вполне уютно.
Еще одним соблазном служила речка, протекающая позади усадьбы, не более чем в пятидесяти ярдах от ее домика. Собственно говоря, это была даже не речка, а, скорее, ручеек; рыбак здесь вряд ли мог надеяться на солидный улов, но окружающая природа действовала умиротворяющее, давала отдых и покой. Прожив все свои тридцать два года в большом городе, Мики решила резко изменить жизнь, не в силах больше выносить шума машин, воя сирен и даже слышать детский смех. Единственным ее соседом был хозяин усадьбы, живший в огромном бревенчатом доме; она же арендовала домик для гостей, находившийся на приличном расстоянии от хозяйского.
Хибарка эта в живописном природном обрамлении выглядела как топаз в золоте. Перестроенный владельцем, домик предназначался для приятного времяпрепровождения; вся обстановка просторной комнаты, похожей на студию, располагала к творчеству. Большая сосновая кровать, стоящая на небольшом возвышении, была отгорожена от остального помещения спускающимися от самого потолка портьерами; этот закуток претендовал на роль спальни. Впрочем, Мики не давала себе труда задергивать портьеры. Она предвкушала зиму, когда можно будет уютно устроиться в постели и смотреть оттуда на огонь в камине. В западном крыле домика располагалась ванная — простенькая, но элегантная комнатенка, в которой имелся не только душ, но и раковина.
Однако решающим фактором в выборе дома стало расположение окна. Весело смотревшее на речку и сосны большое полукруглое окно начиналось футах в двух от пола и доходило почти до самого сучковатого соснового потолка. Подушки, устилающие широченное деревянное кресло, стоявшее напротив, располагали к неге и спокойствию. Оно стало местом ее уединения, где она в тиши готовилась к занятиям, писала письма, предавалась мечтам и убегала от повседневности.
После игры, Мики около часа сидела здесь, глядя на потемневшее небо раннего августа и размышляя, как ей быть в понедельник. Вообще то она не желала бы заводить знакомства. Это могло повлечь за собой чье-то вмешательство в ее жизнь именно тогда, когда ей впервые так хотелось самой быть в ответе за свою жизнь.
Она многого лишилась, и теперь ей нужно было дать волю своему горю, прежде чем пуститься в трудные поиски пути самопрощения и самооправдания.
Закрыв глаза, она прислонила голову к оконной раме и представила себе высокого смуглого человека с конским хвостом, выдававшим в нем бунтаря. Он не казался ей ни привлекательным, ни желанным, ни интересным; но он восстал, когда она попыталась его тиранить, и это ее заинтриговало.
Она не хотела сближаться с ним и мучительно искала способ остановить ею же запущенный механизм.
Глава вторая
Его гордость задета! Он честно признавался в этом самому себе. Джек снова взглянул на часы и нахмурился. Десять минут седьмого. Кое-что он понял уже из минутного общения с ней. Она порывиста. Искренне хочет помочь ему отточить свое мастерство. Но, что нравилось ему больше всего — похоже, она чувствует к нему неосознанное влечение!
За последние несколько дней ее явный интерес к его персоне начинал ему льстить. Но теперь — в шесть часов одиннадцать минут — он понял, насколько был не прав. Джек отряхнул воображаемые пылинки со своих обычных серых бейсбольных штанов из полиэстера, чувствуя, что теряет терпение. Он потратил столько времени и денег, чтобы приготовиться к занятиям, а она имеет наглость не явиться? Он взял горстку песка и потер его между пальцами, мучаясь вопросом, сколько же ему еще ждать.
Хлоп! Подняв взгляд, он увидел тяжелую базовую белую подушку с твердой трубкой, приземлившуюся возле него и поднявшую целый столб пыли.
Сейчас же вбейте это! — скомандовала она. — Мы не можем тренироваться без базы!
Джек почувствовал вдруг облегчение, услышав ее резкий менторский тон и увидев на ней неизменную бейсболку. Он быстро установил в квадрате две базы и повернулся к ней.
Я весь в вашем распоряжении, — заявил Джек, видя, что она стоит возле сетки и, похоже, не собирается подходить к нему ближе.
Я подумала, что вашей команде есть чему поучиться! — сказала она.
Так вы делаете это ради команды, а не ради меня?
— Я делаю это ради бейсбола, Конский Хвост!
Он подавил смешок.
Понятно! Я слишком плохо играю, не так ли?
Полагаю, надежда есть, иначе меня бы здесь не было!
Он приблизился, заметив, что она ниже натягивает шапочку.
Я не могу и дальше называть вас Крикуньей! Как вас зовут?
Тренер! — сказала она, подавив улыбку. — Ну, ты готов к работе, Конский Хвост?
Ох, чувствую, я еще пожалею об этом, — пробормотал он.
Прежде всего, учиться скользить следует на траве, чтобы не расшибиться!
А ты собираешься стоять поодаль и орать мне свои команды? — крикнул он через плечо, перебегая на траву.
Ага!
Она бежала параллельно с ним, держась за перила, и одновременно с ним остановилась.
Закрой глаза. Мысленно представь себе все, что я буду говорить! Пропусти это через голову. Если что-то не ясно, повторим еще, пока не дойдет. Без колебаний останавливай меня и задавай вопросы. О'кей?
Ты хочешь выяснить, могу ли я пальцем найти свой нос? — спросил Джек, закрывая глаза.
Она громко и театрально вздохнула.
Дай догадаюсь! Ты служитель закона!
Верно. Я адвокат. Она громко застонала.
Ну, давай начинать. Мы не уйдем отсюда дотемна!
Да нет, нам придется закруглиться к шести пятидесяти. В это время начинается тренировка, — ответил он, улыбнувшись. Она посмотрела на часы.
О'кей, тогда не будем медлить, начнем! Закрой глаза.
Она стала подробно объяснять каждый свой шаг, а потом снова и снова заставляла его повторять это на траве, пока он не освоил все ее указания.
Будь готов в любую минуту свалиться в грязь, Конский Хвост!
Почему-то мне это не кажется очень приятным, Тренер! — Ему нравился ее смех, и порочный, и игривый. — Думаешь, я смогу овладеть этим искусством за один урок?