Страница 3 из 8
Стремительное продвижение татар к Владимиру спутало все планы князя Георгия. Ему стало очевидно, что на сборы войска у него нет времени. Об этом же говорили бояре и воеводы, собравшись во дворце на очередной военный совет.
На этом совещании тон задавал воевода Петр Ослядюкович, это был человек бывалый и опытный в ратных делах. С его мнением считались все приближенные князя Георгия и он сам. Лишь Петр Ослядюкович и боярин Творимир могли позволить себе высказывать в глаза князю Георгию самую горькую правду, не страшась княжеского гнева.
— Дела наши, братья, хуже некуда, — молвил собравшимся Петр Ослядюкович. — Тех полков, что есть у нас под рукой, явно недостаточно, чтобы разбить Батыеву орду. Для сбора новой рати у нас времени нету, ибо татары уже в двадцати верстах от Владимира. Кабы дружина Евпатия Коловрата смогла бы пробиться к нам во Владимир, то сие стало бы для нас неплохим подспорьем в это грозное время. Однако, полагаю, на прорыв ко Владимиру сил у Евпатия Коловрата явно не хватит. Мунгалы наступают стремительно, и их очень много, отряд Евпатия Коловрата успешно действует в тылу у Батыя благодаря внезапным наскокам и быстрым отступлениям в лесные дебри. Татары, используя свою многочисленную конницу, рано или поздно возьмут дружину Евпатия Коловрата в кольцо и покончат с ней. Нехристи наверняка уже идут по следу рязанских храбрецов, среди которых пешцев больше, чем конников.
— Не пособили мы в декабре рязанским князьям выстоять супротив татар, ныне наше неразумие отрыгнется нам кровавой бедой, — с тяжелым вздохом обронил боярин Пачеслав Собинович, качая косматой головой.
Восседающий на троне князь Георгий слегка вздрогнул и нахмурился. В словах Пачеслава Собиновича он усмотрел упрек в свой адрес. Действительно, рязанские князья просили подмоги у Георгия Всеволодовича, не единожды просили, но он ответил им надменным отказом. Двое гонцов из Рязани до сих пор сидят в темнице, куда посадил их разгневанный князь Георгий за слишком дерзкие речи. Эти гонцы, как выяснилось, были не простолюдинами, но новгородскими боярами из числа заложников, взятых Ярославом Всеволодовичем в Чернигове и отправленных под стражей в Рязань.
Рязанский князь Юрий Игоревич, видя, что Рязани грозит гибель от Батыевых полчищ, отпустил новгородцев Микуна и Жердяту домой, попросив их по пути задержаться во Владимире, чтобы передать тамошним князьям его просьбу о помощи. Это было еще в конце декабря.
Глядя на озабоченно-унылые лица своих приближенных, слыша их тягостные вздохи и тревожные перешептывания, князь Георгий сердито промолвил:
— Чего носы повесили, бояре? Рано нам еще Лазаря петь! Скоро мой брат Ярослав подоспеет с ратью из Южной Руси. Другой мой брат Иоанн собирает ратных людей у себя в Стародубе. Третий мой брат Святослав уже привел свою дружину во Владимир. Уверен, мои племянники Константиновичи в стороне не останутся, приведут ко мне свои полки. Дней через двадцать будет у нас сильное войско, с которым мы разобьем Батыгу!
Князь Георгий сжал в кулак пальцы правой руки и потряс им, подкрепляя свой воинственный настрой этим решительным жестом.
— Беда в том, княже, что нехристи со дня на день ко Владимиру подступят, — подал голос боярин Дорогомил, — а племянники твои еще токмо собираются заступить ногой в стремя. Ярослав же с полками придет сюда с Поднепровья никак не раньше начала марта. Зимний путь от Киева в наше Залесье долог и труден, сам ведь знаешь.
Князь Георгий мрачно сдвинул брови на переносье, сознавая правоту Дорогомила. Гонец, отправленный к Ярославу в первых числах января, в лучшем случае добрался до Киева дней через пятнадцать. Это значит, что полки Ярослава еще не прошли и половину пути до своего отчего края.
— Что станем делать, бояре? — Князь Георгий обвел собравшихся долгим взглядом. — Выйдем против татар с тем воинством, какое имеем на данное время, или запремся в стенах Владимира и будем отбиваться от нехристей до подхода рати Ярослава? Что скажете, други мои?
По тому, как воеводы и советники чесали в затылке и отводили взгляд, князю Георгию стало понятно, что никто из его окружения не верит в победу над мунгалами и не горит желанием встречаться с ордой Батыя в открытом поле.
Когда со своего места поднялся Петр Ослядюкович, то все взоры устремились на него с некой тайной надеждой, что этот опытный в делах войны муж даст князю самый верный совет, найдет выход из этой труднейшей ситуации.
— Под нашими стягами сейчас около восьми тыщ ратников, с этими силами глупо биться на равнине с полчищами Батыги, — проговорил Петр Ослядюкович, глядя на Георгия Всеволодовича и взвешивая каждое свое слово. — Этой рати вполне хватит для защиты града Владимира от нехристей, ведь протяженность городских стен превышает четыре версты. Я готов возглавить это войско и оборонять с ним Владимир от Батыевой орды. Коль Рязань выстояла против татар шесть дней, то град Владимир, я уверен, выстоит против нехристей намного дольше. Осада Владимира свяжет руки Батыю. — Помолчав, Петр Ослядюкович добавил, обращаясь уже непосредственно к Георгию Всеволодовичу: — Покуда татары будут осаждать Владимир, тебе, княже, надлежит спешно стягивать полки в какое-нибудь укромное место, куда не смогут добраться конные татарские дозоры. Собрав в кулак достаточно войск и соединившись с ратью Ярослава, ты нанесешь Батыю сокрушительный внезапный удар, может, здесь под Владимиром, а может, возле Суздаля или близ Юрьева-Польского. Орда Батыя к тому времени будет измотана штурмом Владимира и окрестных городов. Даже если татары возьмут Владимир после долгой осады, их постигнет возмездие на пепелище твоей столицы, княже.
На несколько минут в зале воцарилось молчание, затем бояре и воеводы заговорили, перебивая друг друга, что предложенное Петром Ослядюковичем есть наилучшее решение. Град Владимир прекрасно укреплен, татарам его не взять ни через неделю, ни через две. Батый увязнет под Владимиром, а это даст возможность князю Георгию, его братьям и племянникам собрать сильное войско.
Князь Георгий, в раздумье кусая губы, заметил Петру Ослядюковичу, мол, не будет ли его отъезд из Владимира перед самым татарским нашествием выглядеть как постыдное бегство.
Петр Ослядюкович и прочие бояре принялись убеждать Георгия Всеволодовича в том, что избавить Владимиро-Суздальские земли от татарской напасти можно только с помощью мощного войска, собрать и возглавить которое обязан именно он, как самый старший князь среди суздальских Мономашичей.
Скрепя сердце и сознавая правоту Петра Ослядюковича, князь Георгий согласился покинуть Владимир с конными полками. Однако он наотрез отказался забрать с собой свою семью.
— Мои сыновья, Всеволод и Мстислав, вместе с Петром Ослядюковичем возглавят оборону столицы, — непреклонным голосом заявил Георгий Всеволодович. — Моя супруга Агафья с младшими детьми, находясь во Владимире, будут в большей безопасности, нежели рыская в войсковом обозе по заснеженным лесам и весям.
Кроме троих возмужалых сыновей, уже обзаведшихся женами, у Георгия Всеволодовича имелись еще десятилетняя дочь Феодора и семилетний сын Дмитрий.
Своему племяннику Ярополку, присутствующему на этом совете, Георгий Всеволодович тоже повелел собираться в путь.
— Тебе, племяш, надлежит не допустить мунгалов в Переяславль-Залесский, — сказал князь Георгий. — Вооружи всех мужей и отроков в Переяславле, всех смердов из окрестных деревень собери под свой стяг, стой насмерть, но не дай нехристям разорить удельный град моего брата Ярослава. Знаю, что ратных людей в Переяславле почти не осталось, ибо многих из них забрал с собой Ярослав, уходя прошлым летом в поход на Киев. Посему, племяш, я дам тебе полторы сотни гридней из своей дружины. Выступить к Переяславлю тебе нужно немедленно, племяш. Время дорого, ведь татары уже близко!
Княжичу Ярополку было всего двадцать лет. Он был красив и отважен, уродившись нравом и статью в своего безвременно умершего отца. Владимир Всеволодович, отец Ярополка, был любимым братом князя Георгия. Он был третьим по старшинству среди наследников Всеволода Большое Гнездо после Константина и Георгия. Смертельный недуг вырвал отца Ярополка из мира живых в самом расцвете лет. Георгий Всеволодович тяжело переживал эту утрату, одного из своих сыновей он назвал Владимиром, в честь любимого брата.