Золото Соломона

Шлюп «Аталанта», у Шайвского утёса. Закат

Он пожалел, что рядом нет Гука. Любого натурфилософа заворожило бы то, что открылось взглядам в столь сильный отлив. Солнце садилось; за дымным куполом Лондона оно горело цветом подковы, которую кузнец плющит на наковальне. Предзакатные лучи косо падали на обнажившуюся илистую гладь, представляя её не такой и гладкой. Поверхность была ребристой, как будто озеро наморщил ветер и тут же сковал мороз. Однако Даниеля особенно поразила Фоулнесская отмель, в нескольких милях севернее, на другой стороне устья. Этот илистый край, размером побольше иных немецких княжеств, почти всё время оставался под водой. Там не было ни камней, ни растительности. Но вода из ложбинок застывшей ряби не уходила сплошной плёнкой и не впитывалась в землю, а устремлялась туда, где ниже. Одна лужица размером с ладонь переливалась в соседнюю; объединив силы, они принимались искать место, может быть, на волосок ниже, и каждая капля воды на мили вокруг преследовала ту же цель. Интегральный (следуя терминологии Лейбница) итог состоял в том, что на Фоулнесской отмели возникла целая система рек и притоков. Иные реки казались ровесницами Темзы, на их берегах впору было возводить города; однако через несколько часов им предстояло исчезнуть. Не смягченные ивами и тростником, не обросшие человеческими постройками, они были чистой геометрией, но неправильной, живой геометрией, противной Евклиду и, как подозревал Даниель, седовласому рыцарю Британии рядом с ним. А вот Гук увидел бы здесь красоту и сумел бы её изобразить, как изображал мушек и блох.

— Интересно, те же реки возникают всякий раз или новые рождаются в другом месте с каждым отливом? — задумчиво пробормотал Даниель.

— Некоторые существуют годами, возможно, раз от раза немного меняя русло, — ответил Исаак.

— Вопрос был риторический, — пробормотал Даниель.

— Потом однажды, возможно, после сильного шторма или в особенно высокий прилив они исчезают навсегда. В подводном царстве многое так же сокрыто от разума, как и от очей.

Исаак перешёл к другому борту, чтобы посмотреть на Шайвский утёс. Даниель счёл своим долгом последовать за ним.

Слева серость уходила в бесконечную даль, впереди — мили на две, до острова Грейн. Большая часть острова едва возвышалась над горизонтом, но был один холм, пятьдесят-сто футов над уровнем моря, заросший травой, с несколькими кривыми деревьями, тянущими назад руки ветвей. На холме стояла древняя каменная церковка, развёрнутая длинной стороной к морю, как будто каменщики начали возводить защиту от ветра, чтобы их не сдуло, а затем приделали сверху скат крыши. С запада к ней примыкала квадратная колокольня с плоским зубчатым верхом, которую блекторрентцы временно реквизировали в качестве сторожевой вышки.

Между «Аталантой» и подножием холма серое пространство делилось белой прибойной полосой на нижнюю и верхнюю часть. В нижней к серому примешивались синь и аквамарин, в верхней, бугорчатой, — охра, зелень и терракота. Птицы скользили совсем низко, по две, по три, словно держались вместе для безопасности. Иногда они приземлялись на лапки-палочки и что-то выклёвывали из ила; некоторые делали это у самого основания Шайвской башни, встававшей на полпути между «Аталантой» и подножием холма.

Фарватер указывал в сторону моря, так что «Аталанте» надо было миновать островок и повернуть назад. Матросы готовились к манёвру и спуску баркаса. Работали споро — вельбот мог вот-вот скрыться во тьме. Откуда-то притащили флаг с серой борзой и прицепили его на корме баркаса для устрашения неизвестно кого. Двух драгун поставили бросать лот, одного с правой стороны носа, другого — с левой.

Барнс спорил со шкипером, кому из них нужно больше солдат. Шкипер просил не забывать, что это личная яхта мистера Чарльза Уайта, а не военный корабль, поэтому своих солдат у него на борту нет, а поскольку в вельботе спасаются ближайшие сообщники Джека, может быть, даже сам Джек, то есть в любом случае опаснейшие преступники королевства, большая часть драгун должна остаться на корабле.

— Вы догоняете одну шлюпку, — говорил Барнс, — а мы будем штурмовать крепость. Неизвестно, что там окажется…

Бесполезно. Чарльз Уайт, который оставался на шлюпе, чтобы лично схватить Джека-Монетчика, принял сторону капитана. Он напомнил, что к Барнсу через несколько минут присоединится почти целая рота драгун, скачущая по острову Грейн. В баркас, кроме полковника Барнса и сержанта Шафто, погрузятся восемь солдат. Если их окажется мало, всегда можно отступить и ждать подкрепления.

— Похоже на фарс под названием: «Как погубить всё дело», — услышал Даниель тихое ворчание Барнса.

— Если б Джек понимал истинную природу Соломонова золота, он бы не чеканил из него фальшивые деньги, — сказал Даниелю Исаак, явно чувствуя потребность обосновать свою тактику. — Для него это всего лишь золото. Чуть более ценное, чем обычное, но всё равно просто металл. Он наверняка погрузил его на гукер, а когда гукер сел на мель — бросил, считая не последним.

— Думаете, они выбросили золото за борт?

— Банда перепуганных преступников может швырнуть за борт что угодно. Возможно, мы найдём золото на берегах фарватера. А может, оно по-прежнему на гукере. Вперёд! Цель близка!

Он короткими быстрыми шагами засеменил к трапу на опер-дек. Ящик с инструментами, переброшенный через плечо на ремне, бил его по бедру, угрожая равновесию. Даниель, нагнав Исаака, положил руку на ящик, чтобы не качался; таким манером два старых натурфилософа спустились по трапу и подошли туда, где висел на шлюпбалках баркас. Вскоре они, Барнс, Шафто, восемь драгун и матрос погрузились туда, хотя Даниель чуть не упал в воду и потерял парик. Потравили канаты, и шлюпка ухнула в тень за кормой. Без парика Даниелю сразу стало холодно, и он крикнул, чтобы ему кинули одеяло. Скоро с борта бросили серый шерстяной свёрток и вязаную шапочку вахтенного, которую Даниель с благодарностью натянул на голую лысину. Когда большое судно двинулось прочь, он увидел свой парик в водовороте; длинная белая косица вращалась, как стрелка обезумевшего компаса.

Шлюп, который до сей минуты плыл вроде бы медленно, удалялся с поразительной быстротой — а может, так всегда кажется тем, кого высадили на необитаемом острове. Через минуту до «Аталанты» было не докричаться; теперь, если бы они хотели дать сигнал, пришлось бы стрелять в воздух.

Солдаты на острове Грейн не проявляли такой прыти. Поначалу Даниель думал, что «Аталанта» и драгуны прибудут к цели одновременно. Но вот теперь они в баркасе на расстоянии выстрела от башни, а рота ещё не сдвинулась с места. Возможно, солдаты у подножия холма, под колокольней, однако их скрывают тень и густая трава. То, что они существуют, оставалось приятным допущением, вроде веры в благого Бога.

На всех в шлюпке, за исключением разве что Исаака, накатило чувство, что они совершают чудовищную ошибку.

Тут до них донеслось конское фырканье, затем — мерные щелчки. Остров окаймляла полоса выброшенных на отмель ракушек, и кто-то на них наступал.

— Давайте грести, — сказал Барнс. — Бьюсь об заклад, Джек оставил в башне запас кларета.

Слова эти были обращены к Бобу Шафто. Тот что-то крикнул драгунам на вёслах. Они были не гребцы, но за дело взялись с огоньком и тут же столкнулись вёслами.

— Вы не на палках дерётесь! — заорал Боб. — Я вам что, Робин Гуд, так вас и разэдак! Хватит уже стукаться, гребите!

И далее в том же духе. Шлюпка начала разворачиваться; по странному обману зрения казалось, будто пена на гребнях волн — выше них. Даниелю в лодке и то сделалось не по себе; драгунам в камышах, наверное, было ещё страшнее.

Наконец прозвучал горн, грянуло «ура!», и край острова запестрел алым: первая рота Собственного её величества блекторрентского гвардейского полка рассеянной цепью вылетела из камышей и на рысях устремилась по обнажившейся отмели.

Даниель взглянул на башню. В плане она представляла собой квадрат со стороной ярдов десять. Примерно двадцать ярдов отделяло щербатый парапет от бурых глыб, уложенных на вылизанную морем чёрную каменную подушку. «Шайв» на староанглийском означает коленную чашечку, и Даниель, препарировавший в своё время немало трупов, нашёл сравнение удачным. Основание башни облепили ракушки и зеленоватая слизь, так что трудно было понять, где кончается природный цоколь и начинается рукотворный. Глыбы, вероятно, добыли в карьере выше по реке и доставили баржей в сильный прилив. Их скреплял белый раствор. Единственная дверь выходила на илистую заводь в конце фарватера, по которому они сейчас ползли; порог располагался на два локтя выше верхней кромки ракушек и водорослей. Судя по расположению окон (если узкие отверстия в стене заслуживали такого названия), внутри имелся деревянный настил, образующий второй этаж, и крыша, с которой дозорные и канониры могли смотреть через полуразрушенный парапет.