Страница 43 из 81
Маркиз, слегка уязвлённый словами Даппы, поднял брови и пожал плечами.
Даппа продолжил:
— Англия, страна рудокопов и стригалей, всегда будет крупнейшим импортёром фантастических бредней. Шёлк, апельсины, благовония и диковинные рассказы — всё это заморский товар.
— Вы глубоко заблуждаетесь, — отвечал Даниель.
— Я согласен с мистером Даппой! — натужно выдавил Роджер. — История о его свидании с герцогиней распространяется по Граб-стрит, как холера, и будет в газетах с первым криком петуха!
И тут же исчез, как будто провалился в люк.
— Вот видите! Будь вы осмотрительнее…
— Газетчики с Граб-стрит остались бы в неведении. Ничего бы не написали, ничего бы не напечатали ни обо мне, ни о герцогине. Никто бы не узнал о нас и не купил мою новую книгу.
— А-а.
— На вашем лице, доктор, брезжит понимание.
— Это новая диковинная форма коммерции, о которой я до сегодняшнего дня ничего не слышал.
— Немудрено — она существует лишь в Лондоне, — вежливо заметил Даппа.
— Однако в этом городе процветают и более диковинные, — многозначительно произнёс Даниель.
Даппа сделал преувеличенно наивное лицо.
— У вас есть фантастический рассказ в пару к тому, что распространяет маркиз Равенскар?
— В высшей степени фантастический. И, заметьте, отечественного производства. Даппа, помните, как у мыса Кейп-Код нас атаковала пиратская флотилия мистера Эдварда Тича и вы отправили меня работать в самую нижнюю часть трюма?
— Это была средняя часть. Мы не отправляем престарелых учёных в самый низ трюма.
— Хорошо, хорошо.
— Я отлично помню, что вы любезно расколотили несколько старых тарелок, чтобы подготовить заряды для мушкетонов, — сказал Даппа.
— А я отлично помню, что местоположение ящика с тарелками было весьма точно отмечено на плане, прибитом рядом с трапом. Там же было указано, что хранится в разных частях трюма, включая самую нижнюю.
— Вы снова путаете! Самая нижняя часть трюма заполнена тем, что эвфемистично называют трюмной водой. В ней ничего не может храниться, только портиться. Если вы сомневаетесь, мы можем погрузить туда вашу машинерию, а вы по нашем возвращении её осмотрите. Знали бы вы, какое неописуемое зловоние…
Даниель поднял ладони.
— Нет надобности, любезнейший. Однако, если меня не подводит память, на схеме укладки груза была и самая нижняя часть трюма, и то, что хранится в неописуемом зловонии.
— Вы про балласт?
— Наверное, да.
— Размещение балласта отмечено на схеме, поскольку от него зависит остойчивость и дифферент корабля, — сказал Даппа. — Время от времени нам приходится перекладывать несколько тонн балласта, чтобы скомпенсировать неравномерность загрузки, и потому мы, разумеется, должны знать, где что лежит.
— Если я правильно помню схему, сразу на обшивке, как половицы, уложены чугунные чушки.
— Да. А также треснувшие пушки и негодные ядра.
— Сверху вы насыпали несколько тонн округлых камней.
— Галька с малабарского побережья. Некоторые насыпают песок, но мы предпочли гальку, поскольку она не засоряет помпы.
— На гальку вы ставите бочки с пулями, солью, водой и прочий тяжёлый груз.
— Это распространённая — нет, универсальная практика на всех кораблях, которые не опрокидывает первой же волной.
— Однако мне помнится, что на схеме был указан ещё один слой. Под бочками, под галькой, даже под металлическим балластом. Тончайший слой, почти плёнка — на схеме он выглядел, как луковая кожура, прижатая к осмолённым доскам днища, и проходил под названием «листы обшивки от обрастания ракушками».
— Что с того?
— Зачем защищать корпус от ракушек изнутри?
— Это запасные. Вы должны были заметить, что у нас всё в двойном количестве, доктор Уотерхауз. «Минерва» снаружи обшита металлом — чем и славится среди моряков. Когда мы последний раз обращались к меднику, то заказали вдвое больше листов, чем нужно, чтобы сговориться на более выгодную цену и получить запас.
— Вы не путаете их с теми запасными медными листами, что сложены в ящике у степса фок-мачты? Помнится, я как-то на нём сидел.
— Одна часть хранится там. Другая — под металлическим балластом, как вы описали.
— Странное место для хранения чего бы то ни было. Чтобы до них добраться, надо разгрузить корабль, выкачать неописуемо зловонную трюмную воду, перекидать лопатами тонны гальки и лебёдкой поднять одну за другой многочисленные чугунные чушки.
Даппа не ответил, только принялся нервно барабанить пальцами по столу.
— Наводит на мысль скорее о спрятанном сокровище, нежели о балласте.
— Вы сможете проверить свою гипотезу, доктор, когда мы следующий раз будем в сухом доке. Не забудьте принести лопату.
— Так вы отвечаете дотошным таможенникам?
— С ними мы обычно вежливее — как и они с нами.
— Но если отбросить вежливость, ситуация не изменится. Когда некое облечённое властью лицо потребует освободить трюм, это придётся сделать. «Минерва» будет прыгать на воде, как пробка, но не перевернётся благодаря балласту. Однако, чтобы осмотреть запасную обшивку, надо поднять весь балласт, что возможно только в сухом доке — где «Минерва» была всего неделю назад. Ни один таможенный инспектор такого не требует, верно?
— Очень странный разговор, — заметил Даппа.
— По десятибалльной шкале странности разговоров, где десять — самый странный разговор, какой я когда-либо слышал, а семь — самый странный разговор, какой мне обычно случается вести за день, этот потянет не больше чем на пятёрку, — отвечал Даниель. — Однако, чтобы уменьшить для вас его странность, буду говорить прямо. Я знаю, из чего эти листы. Я знаю, что, заходя в Лондон, вы иногда достаёте часть металла, и он со временем становится монетами. Меня не интересует, как это происходит и зачем. Однако я хочу предупредить, что вы подвергаете себя опасности всякий раз, как тратите своё сокровище. Вы думаете, что в тигле монетчика оно смешивается с металлом из других источников и уходит в мир, лишённое всяких признаков, указующих на связь с вами. Однако по меньшей мере одного человека не обмануло это смешение, и сейчас он очень близок к тому, чтобы разгадать вашу тайну. Вы можете найти его в Лондонском Тауэре.
В начале этой речи Даппа встревожился, теперь выражение его стало рассеянным, как будто он просчитывает в уме, как быстро «Минерва» сможет поднять якорь и выйти из Лондонской гавани.
— Зачем вы мне это рассказали? По доброте душевной?
— Вы были добры ко мне, Даппа, когда не выдали меня Чёрной Бороде.
— Мы поступили так из упрямства, а не по доброте.
— Тогда считайте моё предупреждение актом христианского милосердия.
— Благослови вас Бог, доктор! — сказал Даппа, однако лицо его оставалось настороженным.
— До тех пор, пока мы не придём к пониманию касательно дальнейшей судьбы золота, — добавил Даниель.
— Слово «судьба» внушает мне опасения. Что вы подразумеваете?
— Вам надо избавиться от золота, пока о нём не проведал упомянутый джентльмен. Однако перечеканить его на монеты — всё равно что пройти на «Минерве» под пушками Тауэра, неся эти листы на реях.
— Что от него проку, если оно не в монетах?
— Золото годится и для других целей, — сказал Даниель, — о которых я вам когда-нибудь расскажу. Но не сейчас. Сюда идёт Титул, и нам надо свести странность разговора к одному-двум баллам по той шкале, о которой я говорил.
— Титул? Кто это такой?
— Для человека, только что внушавшего мне, как важна печать, вы не слишком внимательно читаете газеты.
— Я знаю, что она существует, как она действует и почему это важно, однако…
— Я читаю газеты каждый день. Позвольте объяснить вкратце: есть газета под названием «Окуляр», которую учредили виги, когда были у власти. В неё пишут несколько умных людей; Титул к ним не относится.
— Вы хотите сказать, он не пишет для «Окуляра»?
— Нет, я хочу сказать, что он не умён.
— Почему же его пригласили писать в газету?