Золото Соломона

Гук, даром что горбатый и кособокий, всюду старался ходить пешком, хотя как городской землемер и успешный архитектор мог бы держать выезд. Даниель только сейчас понял почему. У человека, который хочет что-нибудь успеть в Лондоне, просто нет времени тащиться в экипаже по запруженным улицам. Портшез — не более чем компромиссное решение. Препятствий к пешей ходьбе всего два: грязь на улицах и нежелание ронять собственное достоинство. После увиденного сегодня Даниель не мог всерьёз ругать состояние лондонских улиц; достоинство он и без того растерял, а зрелище отрубленных голов навело его на всегдашние мысли о суете сует. Длинные горькие пассажи из Екклесиаста звучали в голове по пути через мост и до Ист-чипа, где Даниель повернул влево. Небо на западе было малиново-лиловым, купол святого Павла на фоне заката отливал синевой. По улицам прохаживались караульные, и Даниель подумал, что не такое уж сущее самоубийство гулять вечером одному. Он дошёл до собора к началу вечерни и решил зайти, чтобы дать роздых ногам.

Внутри стоял недостроенный орган, и Даниель больше размышлял о нём, чем вникал в смысл богослужения. Рен неодобрительно назвал орган «пучком дудок», и Даниель прекрасно понимал недовольство архитектора. Он сам когда-то проектировал здание и следил за строительством, а потом с тоской наблюдал, как хозяин забивает дом финтифлюшками и мебелью. «Пучок дудок» был не единственной причиной трений между Реном и королевой Анной по поводу декора. Оглядываясь по сторонам, Даниель понимал, что не всё здесь выглядит так, как задумал Рен. И всё же оставалось признать, что собор украшен не так уж безвкусно, по крайней мере если сравнивать с другими барочными постройками. А может, Даниель просто успел привыкнуть к этому стилю.

Ему подумалось, что затейливое убранство барочных храмов — замена сложных вещей, созданных Богом и окружавших людей, когда те жили близко к природе (или того, что видел Гук в капле воды). Входя в церковь, они видят сложные вещи, созданные человеком в подражание Богу, однако идеализированные и застывшие, примерно как математические законы натурфилософии применительно к мироустройству, которое она пытается объяснить.

К тому времени, как закончилась служба, на улицах стемнело. Идти пешком Даниель побоялся и до Крейн-корта доехал в наёмном экипаже.

Прибыла записка от капитана ван Крюйка, однако написана (и, вероятно, составлена) она была Даппой.

Доктор Уотерхауз, мы рассудили, что везти Ваш груз пусть менее почётно, зато не столь опасно, как Вас лично, и посему соглашаемся. Мы намерены покинуть Лондонскую гавань во второй половине апреля и вернуться в июле. Если этот срок Вас устраивает, просьба любезно сообщить приблизительный вес и объём груза, который Вы хотели бы отправить обратным рейсом.

До отплытия Даппа сойдёт на берег, чтобы навестить своего издателя на Лейстер-сквер, неподалёку от Вашего теперешнего жилья. С Вашего позволения он мог бы встретиться с Вами в тот же день для заключения контракта; ибо перо его столь же разносторонне, сколь и его язык.

Верфь Орни, Ротерхит. 12 марта 1714

Даниель полагал, что вопрос Орни, Кикина и научного хлама решён раз и навсегда. Однако две недели спустя, утром, миссис Арланк вручила ему письмо, написанное в спешке четверть часа назад (на нём стояло не только число, но и время).

Милостивый государь!

Адское зарево на востоке сегодня, в раннем часу утра, известило всех лондонцев, которым случилось взглянуть в ту сторону, о бедствии в Ротерхите. Вы и сейчас можете наблюдать поднимающийся оттуда столб, состоящий более из пара, нежели из дыма, ибо пожар потушен, — после того, впрочем, как он уничтожил один из кораблей Его Императорского Величества. Меня, естественно, спешно вызвали на место. Моё письмо (за торопливость которого я приношу извинения) доставит Вам наёмный экипаж. Прошу известить кучера, присоединитесь ли Вы ко мне в Ротерхите (в каковом случае он доставит Вас за мой счёт) или нет (в каковом случае соблаговолите любезно его отпустить).

Даниель не знал, с какой стати он должен отзываться на завуалированный призыв господина Кикина. На верфи мистера Орни случился пожар — весьма прискорбно. Однако Даниель тут человек практически сторонний. Кикин очень неглуп и прекрасно это понимает. Тем не менее он пошёл на некоторые затраты и пустил в ход свой самый дипломатический английский, чтобы пригласить Даниеля в Ротерхит.

В конце концов Даниель решил ехать не потому, что видел в этом какой-то смысл, а потому, что не видел причин не ехать. Даже такое развлечение казалось предпочтительнее сидения в Крейн-корте. По дороге он совершенно убедил себя, что поступает в корне неверно, однако тогда уже поздно было что-нибудь менять. До места добрались примерно к полудню. Даниель вышел из кареты на Лавендер-стрит и с её олимпийской высоты обозрел всю верфь.

Стояла безветренная тишь, белый дым стлался по земле, превращая штабеля досок в прямоугольные острова. Их пожар не затронул. Даниель отыскал взглядом поддон, на который сложил натурфилософский груз из Крейн-корта. Если не считать подпалин от упавших угольев на брезенте, здесь тоже ничто не пострадало.

Успокоившись, Даниель перевёл взгляд на стапели, где стояли три царских корабля. Пожар начался в среднем из трёх корпусов. Насколько понял Даниель, его даже не пытались спасти. Два других были накрыты мокрой парусиной. Холст теперь явно не годился на паруса, однако видно было, что он почти не горел. По следам на берегу и другим признакам можно было заключить, что рабочие передавали вёдра по цепочке, чтобы смачивать парусину и, возможно, заливать средний корпус. Надо думать, кто-то поднял тревогу, мистер Орни и рабочие прибежали на верфь. Однако центральный корабль они спасти не успели. Видимо, огонь вспыхнул в трюме, и его заметили не сразу. Обшивка обоих бортов прогорела насквозь; не оставалось сомнений, что киль тоже поврежден. Страховщики мистера Орни должны будут констатировать полную гибель объекта.

Воздух над сгоревшим корпусом по-прежнему колыхался от жара. Сквозь него можно было рассмотреть странно искажённые фигуры людей в лодках, которые глазели на сгоревший остов, как другие смотрят медвежью травлю.

Даниель отыскал лестницу и спустился на верфь. Между штабелями пахло, как на обычном пожарище, однако к запаху гари примешивался едкий химический дух, которому здесь неоткуда было взяться. Последний раз Даниель обонял его не так давно в Крейн-корте, сразу после взрыва адской машины, и неоднократно до того, но впервые — сорок лет назад на собрании Королевского общества. Почётный гость: Енох Роот. Тема: новый элемент под названием фосфор. Светоносный. Вещество с двумя примечательными свойствами: оно светится в темноте и склонно к самовозгоранию. У Даниеля сжалось сердце: может быть, это он виноват в несчастье, среди вещей из Крейн-корта случайно оказался образец фосфора, который и стал причиной пожара. Кикин вызвал его, чтобы предъявить иск. Допущение было совершенно фантастическое, из разряда нелепых страхов, мучивших Даниеля в последнее время. Он подошёл к поддону и убедился, что ничего такого не произошло.

Кикин и Орни отыскались на одном из уцелевших кораблей. Оба спасённых корпуса были до сих пор укрыты мокрой парусиной, вероятно, на случай, если огонь разгорится снова. Кикин и Орни расхаживали по продольным мосткам, настеленным для того, чтобы работники могли добраться до верхней части шпангоутов, а теперь служивших командным и наблюдательным пунктом для хозяина и заказчика.

Оба с интересом смотрели, как Даниель карабкается по приставной лестнице, затем, поскольку он не упал и не умер по пути, а вылез наверх, поздоровались. Орни улыбался, как на похоронах, Кикин — какие бы чувства ни испытал он сегодня утром — был собран и точен. «Вы приехали», — повторил он несколько раз, как будто видел в событии нечто знаменательное. Наконец Орни вытер измазанное лицо мокрой парусиной. Тут же подбежал мальчик с ведром пива и подал хозяину полный черпак.