Анафем

— Кажется…

— Вот снова! — воскликнула Ала. — Она чуть-чуть сместилась.

Мы дождались ещё нескольких вспышек. Ала не ошиблась. Все вспышки были ниже и правее солнечного диска, но каждая следующая появлялась чуть выше и левее предыдущей. Если отметить их на листе, получилась бы линия, целящая в солнце.

Что бы сделал Ороло?

— Нам нужно перо, — сказал я.

— Пера у меня нет, — ответила Ала. — Они вспыхивают примерно раз в секунду. Может, чаще.

— А что-нибудь острое есть?

— Булавки!

Ала и Тулия прикололи лист к доске четырьмя булавками. Я вытащил одну и положил Але в тёплую ладонь.

— Я буду держать доску. А ты протыкай лист, как увидишь вспышку, — сказал я.

Мы пропустили ещё несколько искорок, пока устраивались. Я расположился так, чтобы рукой прижимать доску к стене и придерживать внизу коленом. Ала легла на живот и приподнялась на локтях. Её лицо было так близко к листу, что я видел глаза и изгиб щеки в отсвете от бумаги. Второй такой красивой девушки у нас в конценте не было.

Следующая искра отразилась в её зрачке. Рука метнулась к листу. Тюк.

— Хорошо бы нам узнать точное время, — сказал я.

Тюк.

— Ясное дело, (тюк) через несколько минут (тюк) оно выйдет за пределы листа. (Тюк.) Тогда мы сбегаем и посмотрим (тюк) на часы. (Тюк.)

— Заметила странность?

Тюк.

— Они гаснут не враз. (Тюк.) Вспыхивают быстро (тюк), а гаснут медленно. (Тюк.)

— Я про цвет.

Тюк.

— Голубоватый такой? (Тюк.)

От внезапного скрежета меня чуть инфаркт не хватил. Это заработал автоматический механизм боя. Часы били два. В таких случаях полагается затыкать уши, но я не отважился — Ала бы всадила в меня булавку. Тюк… тюк… тюк…

— Зато время узнали, — сказал я, когда, по моим прикидкам, она снова обрела слух.

— Я отметила тройной дырочкой искру, которая была ближе всего ко второму удару.

— Отлично.

— Мне кажется, она поворачивает, — заметила Ала.

— Поворачивает?

— Как будто источник вспышек движется не по прямой. Меняет курс. Летит, ясное дело, между нами и солнцем — сейчас прямо через солнечный диск. Но линия вроде не прямая.

— Странно выходит. Если допустить, что это орбита, она должна быть прямой.

— Только если источник вспышек не меняет курс, — настаивала Ала. — Может, они как-то связаны с ракетными двигателями.

— Я вспомнил, где видел такой оттенок голубого.

— Где?

— У Корд в цехе. Там есть машина, которая режет металл с помощью плазмы. Свет такой же голубоватый. Как у звезды класса В.

— Источник вышел за край солнечного диска, — сказала Ала. И тут же воскликнула: — Ой!

— Что такое?

— Прекратилось.

— Больше вспышек нет?

— Нет. Я уверена.

— Пока я не сдвинул доску, наколи несколько дырочек по краю солнечного диска. Тогда, зная время, мы эту штуку найдём!

— Как?

— Мы можем узнать, где было солнце в два часа сегодняшнего дня. В смысле, перед какими так называемыми неподвижными звёздами оно проходило. Источник плазменных вспышек, за которым мы следили, был там же. Значит, когда он не меняет орбиту, он проходит перед теми же неподвижными звёздами на каждом витке. Мы можем найти его в небе.

— Но он только что у нас на глазах поменял орбиту, — напомнила Ала, тщательно отмечая положение солнечного диска близко расположенными булавочными уколами.

— Часть загадки, которой мы до сих пор не понимали, возможно, состоит в том, что он меняет орбиту, только когда проходит близко к солнцу. Пока у нас есть камера-обскура, мы можем наблюдать его повороты.

— А при чём здесь положение солнца?

— Думаю, оно служит прикрытием, — сказал я. — Если бы он поворачивал ночью, манёвр видели бы невооружённым глазом.

— Однако мы смогли увидеть его с помощью дырочки в потолке и листа бумаги! — заметила Ала. — Не больно-то надёжное прикрытие.

— А Самманн, очевидно, видит его в очки сварщика, — сказал я. — Вся разница в том, что такие, как ты, я и Самманн — люди…

— Знающие? — спросила она.

— Да. И этой штуке или тем, кто ею управляет, не важно, что знающие люди её заметят. Они сообщают о себе нам…

— А мирской власти это не по вкусу…

— Потому-то Ороло и отбросили за то, что он на неё смотрел.

Мы начали собираться, на что ушло некоторое время. Я скатал лист и сунул за пазуху. Ала взяла букет. Глядя на него, я вспомнил, зачем сюда пришёл и что было до вспышек. Я сразу почувствовал себя последним гадом, что мог такое забыть. Однако к этому времени Ала вспомнила про саван светительницы Чандеры и теперь не знала, куда его деть. Поэтому мы поменялись: я отдал ей свиток, а она мне — цветы, чтобы я их отсюда вынес.

— И что дальше? — спросил я вслух.

— Насчёт?..

Мы уже открыли люк, и в будке стало светло. Я чуть не ляпнул: «Насчёт увиденного», когда увидел выражение Алиного лица.

Она заранее напряглась в ожидании новой обиды. Кажется, я всё-таки успел остановиться вовремя.

— Как ты думаешь… должны ли мы… — начал я, потом закрыл глаза и просто сказал, что следовало: — Думаю, нам не стоит ничего скрывать.

— Я не против.

— Попробую договориться на завтра. На после провенера.

— Я скажу Тулии. — Что-то в том, как Ала произнесла имя, подсказало мне, что она всё знает: знает, что когда-то я был влюблён в её лучшую подругу. — А ты кого хочешь позвать в свидетели?

Я чуть не ответил: «Лио», но вспомнил свинское поведение Джезри и решил остановиться на нём.

— А независимым свидетелем может быть Халигастрем или кто там окажется свободен, — сказал я.

— О каких отношениях мы объявим? — спросила она.

Вопрос был сложный. Об отношениях полагалось объявлять при их заключении и разрыве. Это сдерживало интриги и сплетни, которые так легко разносятся по матику. Концент светителя Эдхара допускал несколько типов отношений. Самыми ни к чему не обязывающими были тивические. Самые серьёзные — перелифические — равнялись браку. Для парня и девушки наших лет, которые сорок пять минут назад друг друга ненавидели, это исключалось. Я знал, что если назову тивические, Ала столкнет меня в люк, и я проведу последние несколько секунд жизни в полёте, жалея, что не сказал «этреванические».

— Тебе не будет стыдно, если люди узнают, что ты состоишь в этреванических отношениях с придурочным фраа Эразмасом?

Она улыбнулась.

— Не будет.

Неловкая пауза. Вроде бы теперь уместно было снова её поцеловать. С этим я кое-как справился.

— А мы будем сообщать, что заметили инопланетный корабль, скрытно летающий вокруг Арба? — спросила Ала тихоньким, робким голоском, какого я никогда от неё не слышал. Однако она, в отличие от меня, не привыкла влипать в крупные переделки и, видимо, считала, что надёжнее посоветоваться с матёрым преступником.

— Мы сообщим, но немногим. Лио наверняка в дефендорате. Я загляну к нему…

— Годится. Нам всё равно лучше держаться порознь, пока мы не объявили об отношениях.

От того, с какой лёгкостью она перескакивает с инопланетного корабля на чувства, у меня закружилась голова.

— Увидимся внизу. Остальным расскажем новости, когда получится.

— Счастливо, — сказала Ала. — Не забудь свой запретный цветок.

И полезла вниз по лестнице.

— Не забуду.

Я спустился двумя минутами позже и нашел Лио в читальне дефендората за книгой. Он изучал битву эпохи Праксиса, которая происходила в заброшенном метро огромного города, причем у обеих армий закончились боеприпасы, и они вынуждены были драться заточенными лопатами. Некоторое время Лио тупо таращился на меня, а я — на него, надо думать, ещё тупее. Наконец я сообразил, что последние события не написаны у меня на лице и придётся говорить словами.

— В последний час произошли невероятные события, — объявил я.

— И какие же?

Я не знал, с чего начать, потом решил, что для читальни дефендората больше подходит новость про инопланетный корабль. Лио слушал со слегка обалделым видом, пока я не дошёл до изгиба траектории и не упомянул плазму.