Страница 49 из 59
Князь Д.М. Пожарский был храбрым и честным воином, он «во измене не явился» и честно служил тем государям, которым присягал. Еще осенью 1608 г. Пожарский провез продовольствие в осажденную «тушинцами» Москву, разбив Лисовского, пытавшегося преградить ему путь [665]. В 1610 г., как уже сказано, он в должности зарайского воеводы из чувства долга хранил верность Шуйскому, отвергнув как предложение Ляпунова передать корону Скопину-Шуйскому (которого тот прямо назвал «великим государем, царем всея Руси») [666], так и требования сторонников Тушинского вора сдать город. Когда посад взбунтовался и присягнул «вору», то воевода не сдал крепость и заключил с посадом соглашение на следующих условиях: «будет на Московском царстве по-старому царь Василий, ему и служити, а будет кто иной (причем если посадскими при заключении соглашения в качестве «кого иного» подразумевался явно «вор», то Пожарским, скорее всего, Владислав. – Д.В.), и тому также служити» [667]. И действительно, лишь после свержения Шуйского и подписания договора 17 августа 1610 г. Пожарский присягнул Владиславу, но уже в марте 1611 г., когда стало ясно, что поляки обманули русских и Владислава в цари не пришлют, он участвовал в походе Первого ополчения на Москву, где и был ранен.
В то же время никакими особыми военными талантами Пожарский не отличался (по крайней мере, некоторые авторы так считают…) и, кстати, долго колебался, прежде чем принять на себя такую страшную ответственность, как командование войском, которому предстояло спасти Отечество. Сам князь признавал, что его к этому делу «приневолили бояре и вся земля» [668].
Впрочем, о воинских способностях Пожарского мы еще поговорим, а что касается колебаний по поводу приема на себя командования, то князя извиняет то, что в тот момент он еще не вполне оправился от ран, полученных полугодом ранее. Но возможна и другая причина: Р.Г. Скрынников полагает, что согласиться на роль главнокомандующего с первого раза Пожарскому мешал этикет [669]. Не только избранным царям было «неподобно» сразу принимать венец… Но даже не в этом главная причина того, почему Пожарский столько времени отказывался.
Сам факт того, что во главе земского ополчения стал торговый человек, говорит о многом. Созданная последними Рюриковичами по монголо-татарскому образцу военная машина доказала свою полную несостоятельность в изменившихся исторических условиях, и спасать Россию по своему почину взялось третье сословие – тяглые купцы, торговцы, ремесленники, крестьяне. Это было именно земское ополчение (как, впрочем, и Первое). Никто им не приказывал – некому было приказывать, они сами составляли «приговор», сами снеслись с другими городами и придали ополчению общегосударственный характер, сами ввели чрезвычайный военный налог – «пятую деньгу» (т. е. пятую часть имущества; впрочем, немало было и таких, которые добровольно отдавали больше. Так, Н.И. Костомаров упоминает некую бездетную вдову, отдавшую пять шестых своего имущества [670]; сам Минин отдал треть своего достояния, в том числе украшения жены и серебряные ризы с икон – человек он был не бедный, владел тремя деревнями, соляными варницами и несколькими домами) [671]. Позднее, впрочем, все, кто давал на ополчение сверх «пятой деньги», получили весьма существенные налоговые льготы [672].
В то же время вошедшие в историю слова «продадим свои дома, заложим жен и детей, но спасем страну» – это все же поэтическое преувеличение. Преувеличением являются и сведения о том, что Минин призывал «две трети состояния отдать воинству» [673]. Д.И. Иловайский, как и Н.И. Костомаров, тоже говорит о «пятой деньге» [674]. Однако «заклад жен и детей» – это тоже не совсем выдумка; интересную интерпретацию предлагает Л.Н. Гумилев.
Я много говорил о патриотическом подъеме начиная еще с зимы 1608–1609 гг. Патриотизм патриотизмом, а все же в семье не без урода: немало, видно, нашлось и таких, которые намеревались скрыть свои реальные доходы и имущество с тем, чтобы заплатить поменьше. И вот один из таких стал божиться, что его товары ушли в Архангельск, другой начал клясться, что казна его на Каспии, у третьего «оказалось», что приказчики уехали в Сибирь… И тогда Минин, очевидно, хорошо зная эту часть своих сограждан, предложил: ну, тогда заложим жен и детей, поскольку деньги на войско сейчас нужны, а когда товары или приказчики вернутся, тогда выкупите… После этого таким людям не оставалось ничего, как нести припрятанные «в кубышках» богатства и выкупать выставленные на продажу семьи [675].
По прибытии Дм. Пожарского в Нижний Новгород во все города были отправлены гонцы с грамотами, призывающими участвовать в ополчении. Ополчение стало действительно общенациональным, в нем участвовали города от Брянска до самых дальних городов и городков Сибири. При этом в обращениях Минина и Пожарского «по городам» не было призывов, направленных против Трубецкого и Заруцкого, а были только фразы, направленные против казачьего «воровства», против «воренка» и Лжедмитрия III.
Освободительный поход 1612 г.
После того как были решены финансовые и организационные вопросы, настало время разработки непосредственно планов военной кампании. Первоначально предполагалось двигаться на Москву через Владимир. Это направление было тем более предпочтительным, что 6 января 1612 г. было получено известие: Суздаль хочет освободиться от польской осады. Там, во Владимире, планировалось созвать новый Земский собор, а кроме того, действуя из Владимирской земли, предполагалось нейтрализовать «царьков» в казачьих таборах.
Однако как Семибоярщина, так и Заруцкий опередили Минина и Пожарского. 25–26 января 1612 г. Семибоярщина отправила грамоты в Кострому и Ярославль с призывом не поддерживать Заруцкого и Первое ополчение [676]. Заруцкий же разбил войска Сапеги (так у Р.Г. Скрынникова; вероятно, речь идет о «наследниках» скончавшегося к тому времени военачальника) под Ростовом, после чего стал стягивать войска к Суздалю и Владимиру. Тогда руководителями Второго ополчения было принято решение идти вверх по Волге [677].
Минин и Пожарский решили идти через Ярославль, чтобы опередить сторонников Заруцкого в этом важном городе [678]: помимо того, что Ярославль был важен сам по себе, он еще связывал Москву с Севером и Сибирью (источником пушнины): вспомним, как весной 1609 г. войска «вора» осаждали этот город в надежде прорваться к Вологде, где были большие запасы «казны», в том числе и пушнина.
В феврале 1612 г. родственник нового главного воеводы князь Лопата-Пожарский по сухопутному пути подошел к Ярославлю и прогнал из него сторонников Заруцкого. 23 февраля Второе ополчение выступило из Нижнего Новгорода. По пути была взята Кострома, воевода которой И. Шереметев сохранял верность Владиславу; костромичи, однако, взбунтовались против него и сдали город Пожарскому [679]. При этом, в отличие от «воровских» людей, к воеводам, хранившим верность Владиславу, была проявлена лояльность: тот же Шереметев вскоре вошел в состав созданного Мининым и Пожарским правительства [680]. Что же, Владислав, как-никак, был законным царем, призванным на царство «всей землей», поэтому лояльность к нему с точки зрения руководителей Второго ополчения, очевидно, была извинительна даже после того, как он на престол так и не явился.
665
Морозова Л.Е. Смута… С. 447.
666
Там же. С. 430.
667
Скрынников Р.Г. Смутное время… С. 347.
668
Костомаров Н.И. Указ. соч. С. 574.
669
Скрынников Р.Г. Смутное время… С. 449.
670
Костомаров Н.И. Указ. соч. С. 573.
671
Морозова Л.Е. Смута… С. 451.
672
Чарушников В.Д. Указ. соч. С. 41.
673
Скрынников Р.Р. Смутное время… С. 447–448.
674
Иловайский Д.И. Указ. соч. С. 248.
675
Гумилев Л.Н. От Руси к России. М., 1992. С. 230–231.
676
Козляков В. Указ. соч. С. 375.
677
Скрынников Р.Г. Смутное время… С. 451–452.
678
Валишевский К. Указ. соч. С. 306.
679
Костомаров Н.И. Указ. соч. С. 574.
680
Козляков В. Указ. соч. С. 380.