Страница 77 из 84
Наконец, когда солнце уже почти коснулось воды, мы отправились на пир. Все перемазанные кровью и жиром. И хотя я старательно пытался отмыться от всей этой радости, она, кажется, въелась в каждую пору моего тела. А запасов мыла, увы, оставалось только на медицинские цели.
И лишь когда я присел на почетное место возле Лга’нхи и втянул в себя запахи пищи, то вдруг вспомнил, как же давно я не ел (я же не дикарь какой-то, чтобы жрать здоровущие куски сырого, еще истекающего теплой кровью, мяса), и с остервенением вгрызся в первый кусок. За ним последовал второй, третий, четвертый. Мясо «морской коровы» и впрямь походило на говядину, разве что консистенция была несколько иной. И абсолютно не воняло, чего я, надо сказать, опасался. И я его ел, ел и ел. И все вокруг меня ели, ели и ели. И еда заменила нам даже обычные речи и песни. Иногда кто-то выходил, чтобы поплясать, утрамбовывая в брюхе запиханные туда куски, и снова ел, ел и ел.
Вы не поймете, что такое еда, пока не окажетесь в шкуре дикаря, отхватившего такую добычу. Мы ели еще примерно два дня, будто пытаясь налопаться на всю оставшуюся жизнь. И я, даже понимая, насколько это вредно, не смел обламывать кайф своим соплеменникам. Для них прикончить подобную зверушку – все равно что для моего современника выиграть в лотерею сотню миллионов. Нет, это даже круче. Это чистое, незамутненное налоговой инспекцией и толпами «внезапных друзей» Щастье, и только законченный подонок и враг человечества может в такие минуты настаивать на соблюдении каких-то там диет!
М-дя, убить зверушку таких размеров – это сущие пустяки по сравнению с тем, чтобы ободрать и утилизировать ее. Так что всю последующую неделю, племя вкалывало в авральном режиме, как распоследние папы карлы. Да еще и «коровка» выбрала крайне неудобное место, чтобы выброситься на берег, – сплошь одни скалы, километрах в двух, от ближайшего подходящего для стоянки пляжа. Но это мелочи и не повод расстраиваться.
Несколько дней подряд наши лодки курсируют от места стоянки до туши, доверху груженные мясом. Конкуренцию нам составляют чайки, обклевывающие тушу сверху, и рыбы, крабы да рачки, орудующие снизу.
Несколько дней подряд наши мужики, бабы, дети и собаки (а как же без них) ходят, словно пьяные, от крови и обилия еды, с переполненными брюхами и шальными глазами. А мясо все не кончается и не кончается.
Причем удивительно, даже на жарком солнце мясо «морской коровы» не портится по нескольку дней, так же как и жир. И абсолютно не воняет.
Мясо мы коптим и сушим. И это тоже тяжкий труд, потому что приходится плавать на десятки километров вдоль берега и заходить далеко в степь, чтобы найти дрова.
А жиром забиваем всю имеющуюся у нас посуду, начиная от бочонков и кувшинов, что я купил в Вал’аклаве, и заканчивая нашими парадными котлами.
Снять шкуру целиком, конечно, не удается, но мы срезаем со спины и боков здоровущие куски, которые, естественно, пойдут в дело. Если наши бабы успеют их обработать.
Вот уж кому мороки выше крыши, – большая часть работ по заготовке ложится на них, хотя и мужики чисто для разнообразия не брезгуют помочь бабам по хозяйственным вопросам.
Все наше племя с ног до головы перемазано в крови. Мы уже перестаем ее замечать. Да что мы? Кажется, все окрестности уже плотно замазаны кровью и мясом. Море возле туши во время приливов кишит мелкими акулами и прочими зубастыми рыбками, взявшими на себя повышенные обязательства помочь нам в утилизации добычи. Мелкие хищные зверьки и зверьки покрупнее приходят сюда по ночам, чтобы урвать свою долю. Птички вьются сверху. Что уж говорить о моих псах, у которых уже подкашиваются ноги под тяжестью животов? Первое время они нажирались до упора – выблевывали съеденное и бежали клянчить новую порцию. Но, кажется, даже они устали от такого обилия мяса. Я лично тоже устал, и, кажется, не только я. Взбреди мне в голову организовать кружок вегетарианцев, сейчас было бы самое подходящее время, чтобы начать запись в него. Все были пресыщены и капризны до безумия. Огромные куски мяса выбрасывались в воду лишь потому, что местные гурманы сочли их пережаренными или недожаренными. Но это тоже было частью Щастья. Обычно позволить себе такую расточительность дикари не могли. И как у нас некоторые впахивали до седьмого пота ради того, чтобы в обществе друзей прикурить сигару от стодолларовой купюры, – так и тут – выбросить еду было немыслимым вызовом собственному здравому смыслу и роскошью, о которой так приятно вспомнить в голодные весенние дни или рассказать внукам, похваляясь своими былыми достижениями.
Но самое главное, с моей точки зрения, – ирокезы усвоили, как бывает полезно слушать своего шамана и идти на маленькие нарушения общепринятых правил и традиций.
Вот так вот, не сразу, тихой сапой, будем внедрять тут передовые методы охоты и человекоубийства. Пусть сначала привыкнут метать гарпун с привязанной к нему веревкой. Потом избавимся от веревки. Потом научимся пользоваться луком со стрелами. А там уж до компьютеров и теплых сортиров рукой подать!
Глава 19
А что я мог ему сказать? Я никогда не был в его положении. Лга’нхи был, Осакат была. А я… для меня гибель нашего стойбища была, скорее всего, лишь лишением привычного, пусть и слегка дискомфортного, но тем не менее уютного мирка. Неприятно. Но как катастрофу, потерю семьи, всей родни и целого мира я это и не ощутил.
Так что сейчас мне нечего было сказать Кор’теку, стоящему в каком-то отрешенном молчании на пепелище своего поселка. Нет, «пепелище» – это я так, для красного словца. Никто его поселок не жег. Просто местные довольно хилые постройки, лишившись хозяйского пригляда и регулярного ремонта, очень быстро ветшают и разрушаются. Сначала ветры сносят тростниковую крышу, потом дожди и сырость разъедают стены, гниль сжирает деревянные каркасы, и вот уже на месте некогда оживленного поселка – только развалины и мусор. А бывший хозяин смотрит на все в печали и недоумении.
Я лишь похлопал Кор’тека по плечу, вздохнул и сочувственно покачал головой. Он ответил мне тоскливым взглядом и, так же вздохнув, покачал головой в ответ. Разговаривать тут было не о чем. Я развернулся и пошел к лодкам, а Кор’тек с теми своими товарищами, что тоже были родом отсюда, пошел копаться в развалинах, то ли ища ценное имущество, то ли просто в надежде отыскать что-то на память о своих родных.
Вот на такой безрадостной ноте закончилось наше путешествие. Было как-то странно вернуться в ту самую точку побережья, из которой мы стартовали месяцев так десять-одиннадцать назад. Десять месяцев, а казалось, прошла целая жизнь! Столько всего произошло, что и не сразу вспомнишь, и не сразу отделишь более важные события от второстепенных. Уплывали мы отсюда жалкими нищими сиротами, приставленными к чужому добру. А возвращаемся сказочными богачами, и богатство наше не лежит, загруженное в лодки. Наше богатство – это новое племя, новая семья, новый Мир. Ибо Тут каждое племя это пока еще отдельный Мир! И этот Мир у нас теперь есть. Есть Род, есть люди, чья верность тебе и защита гарантируются самим фактом их принадлежности к вашему общему Миру. Что, в свою очередь, налагает на тебя соответствующие обязательства.
Последние дни нашего путешествия проходили весело и беззаботно. Аиотееки больше не встречались нам на пути. Мы вдосталь обжирались мясом на каждой стоянке, старательно обретая гладкость морд и обзаводясь солидными животиками. А вечерами беззаботно пели песни, плясали и пугали друг дружку у вечерних костров страшными историями.
А по ночам над стойбищем слышалось шуршание и разносились такие звуки, что я предложил на Совете прогнать молодняк и всех холостяков подальше за пределы лагеря. Типа, пусть там сторожат наш покой, набираясь опыта. Старшины меня в этом радостно поддержали, то ли разделяя мое беспокойство за психическое здоровье молодых ребят, то ли сообразив, что так у них у самих останется больше времени на сон. Назовем это сном!