Страница 30 из 43
— Нам не хватает флага, — говорю я и указываю кончиком карандаша на корму.
— Лодке флаг не положен. Вот на катерах можно устанавливать шведский флаг, — возражает она.
— А кто сказал, что нам нужен шведский флаг? Я имел в виду наш собственный, как у морских пиратов. Ну, ты знаешь: череп на черном фоне.
Я пририсовываю флаг на рисунке за спиной Мари-Лу. Но вместо черепа и скрещенных костей изображаю черную чайку. Получается здорово: флаг словно развевается на ветру. Я снова показываю ей рисунок, и она хохочет пуще прежнего.
— Теперь нам осталось окрестить лодку, — говорит она. — Или у нее уже есть имя?
— Еще нет.
Я наклоняюсь за борт, зачерпываю рукой воду, медленно выливаю ее на палубу и торжественно произношу:
— Нарекаю тебя «Черной чайкой»!
У меня много набросков Фьюка. С этим островом связаны все мои детские мечты. В них я мог бывать там сколько угодно раз. В мечтах я бродил босиком по берегу, видел, как по вечерам красное солнце опускалось за горизонт. Я спал под раскидистыми елями и просыпался на рассвете под пение птиц. Если где-то в мире и есть настоящий «остров сокровищ», так это — Фьюк.
Когда этот таинственный остров предстает перед нами, я чувствую, как во всем теле нарастает напряжение. Наверное, я боюсь, что он не оправдает моих ожиданий.
Мы идем с юга и сначала действительно видим лишь один остров. Мари-Лу хочет пройти с восточной стороны, и, когда мы проходим почти вплотную к берегу я вижу, как он словно разделяется и из одного получается три острова.
— Это Йеллен, — говорит Мари-Лу, когда мы проплываем мимо первого.
Остров весь порос лесом. Я вижу сосны, ели и осины. За Йелленом появляется Меллён. Он совсем другой, покрыт невысокими лиственными деревьями, кажется, липами. Меллён похож на непроходимые мини-джунгли.
За островом Меллён виден узкий пролив, отделяющий последний остров, Скаллен. Это главный остров, самый большой. В центре него стоит белый маяк. Скаллен — цель нашего путешествия. Здесь-то и жил Отшельник.
Я жадно вглядываюсь в остров, словно сейчас из-за скалы появится легендарный старик.
— Сколько лет прошло с тех пор, как он умер?
Мы приближаемся к земле, и Мари-Лу сосредоточена на управлении лодкой. Ее глаза пристально вглядываются в воду перед лодкой.
— Кто?
— Отшельник.
— Думаю, лет тридцать, — отвечает она. — Ему было больше восьмидесяти.
— Неужели он прожил здесь один всю свою жизнь?
— Да, во всяком случае, почти всю. Странно то, что он приплыл сюда умирать. Врач сказал, что ему осталось недолго, и посоветовал почаще бывать на свежем воздухе. Поэтому он и приехал сюда, чтобы спокойно умереть.
— Но ведь он не умер?
— Нет.
— Как таинственно, — говорю я.
— Хотя другие утверждают, что все дело в несчастной любви.
— Вот как.
— Тебе придется встать впереди и смотреть, чтобы мы не напоролись на камни, — приказывает Мари-Лу, и я понимаю по ее тону, что нужно подчиниться.
— Есть, капитан! — отвечаю я, на четвереньках ползу через пакеты и сажусь на корточках на носу лодки. Вижу, что вокруг острова полно камней.
— Так держать! — кричу я. — Но не подходи ближе.
Лодка плывет вдоль острова спокойно и немного лениво. Южный ветер опять слабеет и едва борется с тяжелым прямоугольным парусом. Наша лодка огибает Скаллен с севера, в надежде поймать ветер.
— Вон там гавань! — кричу я.
Я успеваю увидеть, как береговая линия внезапно разрывается, образуя небольшой пролив, напоминающий щель. У самого берега раскинулась спокойная лагуна с зеркально-гладкой водой.
Мари-Лу снова наваливается на румпель, и лодка медленно устремляется в пролив.
— Убрать паруса? — спрашиваю я.
Мари-Лу качает головой:
— Здесь почти нет ветра.
Я замечаю, что она права. Когда мы входим в лагуну, наступает полный штиль. Парус дрожит, и скорость быстро падает. Мы зависли в левентике [12]. Я уже готов пройти последний отрезок пути на веслах, но Мари-Лу каким-то чудом удается поймать слабый ветерок, и мы медленно приближаемся к берегу, усыпанному мелкими камушками.
Когда остается несколько метров, я спрыгиваю с лодки и вытягиваю ее на берег. Я — Адам Отшельник, приехавший на остров, чтобы жить в мире и спокойствии со своей девушкой-калекой.
Я перетаскиваю на берег коляску Мари-Лу, спальные мешки, палатку, пакеты с продуктами и другие вещи. Складываю все в кучу подальше от воды и возвращаюсь за Мари-Лу. Беру ее на руки. Она, словно зверек, крепко цепляется за мою шею. На берегу она соскальзывает и становится рядом со мной, утопая ступнями в мелких камушках.
Мы осматриваемся, держимся за руки и молчим. Маленький залив — словно иллюстрация к книге о Робинзоне Крузо.
Остров больше, чем я представлял себе. Но все же не огромный. Он вполне обозрим. Стоя на одной стороне, я могу разглядеть или предугадать, где он заканчивается. Это довольно большой мир. Я вижу едва различимую тропинку, ведущую к маяку.
— Ну что, приступим к исследованию окрестностей? — предлагаю я.
Мари-Лу садится в кресло, и я везу ее. На тропинке нет никаких корней. На обочинах растет почти один вереск.
Когда мы приближаемся к маяку, становится больше травы. Я с любопытством изучаю местную флору. Здесь встречаются колокольчики, но не такие крупные, как на «нашем» лугу. Я вижу похожую на купырь дикую морковь. То тут, то там виднеются желтые, словно живые маячки, цветы коровяка почти метр в высоту.
— Посмотри-ка, вон там «последний шанс», — говорит Мари-Лу и показывает на заросли иван-чая, алеющие в траве, словно огонь.
Я подвожу к цветам коляску Мари-Лу.
— Время идет, — говорит она и рассматривает ярко-розовые соцветия.
Больше половины мелких цветочков уже отцвели. Скоро и это лето закончится.
Мы подходим к маяку. Рядом на горе стоит железный якорь. Я читаю надпись на металлической табличке: «Отказавшись от стремлений и мирской суеты, он нашел приют и уединение на острове Фьюк, где в тишине и скромности провел более пятидесяти лет своей жизни».
«Вот как, — думаю я. — Так у него есть памятник. Якорь-памятник».
Мы смотрим на озеро. Стоять здесь на горе посреди озера — просто незабываемо. Интересно, может ли это чувство ослабеть, если приходить сюда каждый день в течение пятидесяти лет. Кажется, я вижу наш мыс. Отсюда он выглядит маленьким, едва заметным, словно зеленая черточка на горизонте.
— Что означает «стремления»? — спрашиваю я.
— Цели, — отвечает Мари-Лу.
Мы возвращаемся обратно к бухте по тропинке, обочины которой поросли вереском. Остров состоит в основном из каменных плит, но ближе к центру раскинулся прекрасный сосновый лес с высоченными деревьями.
— Говорят, что все эти сосны посажены Отшельником, — рассказывает Мари-Лу.
Остается найти подходящее место для лагеря. Я ставлю нашу зеленую палатку за зарослями лесной малины. Мы проголодались. Я подогреваю на примусе пакет супа минестроне. Мари-Лу собирает малину и засовывает ягоды мне в рот. Солнце клонится к западу.
— Как ты думаешь, твой папа и Бритт уже приехали? — спрашивает Мари-Лу.
Я дую на горячий суп и отвечаю:
— Папа наверняка уже сидит на мостках и потягивает холодное пиво, а Бритт в это время драит сортир.
— Ты ведь крепко привязал лодку? — внезапно спрашивает Мари-Лу и с беспокойством смотрит на меня.
Я смеюсь над ней:
— Это ведь не приключенческий фильм. В фильме лодку уже давно бы унесло ветром. А здесь — лишь обычная действительность. Это единственный фильм, в котором мы с тобой принимаем участие. Не бойся, ничего такого не произойдет.
Мы сидим на берегу. Солнце, словно оранжевый пляжный мячик, висит над пылающей водой озера. Пространство вокруг нас раскрыло свою гигантскую красную глотку. Мне кажется, что Мари-Лу видит и чувствует то же самое, что вижу и чувствую я сам. Она тоже размышляет о том, что мне непонятно: неужели здесь и правда только мы, только Адам и Мари-Лу, посреди кружащейся вселенной?
12
Левентик (фр. levent) — курс, образующий с направлением ветра угол 0°, т. е. ветер по отношению к кораблю дует практически точно спереди. Поскольку парусное судно идти таким курсом не может, обычно говорят не «курс», а «положение левентик»