Дикие сердцем

— Милая, это всего лишь ребенок. Посмотри на него.

Автостопщик оказался парнишкой лет пятнадцати-шестнадцати с рюкзаком за спиной и большой завернутой картонной коробкой, которую он осторожно поставил на сиденье рядом с собой. Его лицо было усеяно веснушками и прыщами. Единственным чистым пятнышком на физиономии паренька были белки его блекло-голубых глаз. Длинные русые волосы были всклокочены. Похоже было, что их не мыли много недель, а то и месяцев. На нем была старая зеленая армейская форма с именем «Мендоса», вышитым большими белыми буквами над левым нагрудным карманом. Мальчишка нервно улыбался, обнажая кривые желтые зубы.

— Вот спасибо, — сказал он, усевшись в машину и уложив свой рюкзак на пол между ног. — Я тут больше двух часов проторчал, ха-ха! Аж с полудня, ха-ха! Копы ловят тут на границе автостопщиков, зачисляют в команду дорожных рабочих, и вкалывай, пока не заплатишь за билет, ха-ха! А я не собираюсь, ха-ха!

— Меня зовут Сейлор, а это Лула. А тебя как?

— Марвин де Карахан, — ответил парень. — Но все зовут меня Таракан, ха-ха! Таракан де Карахан, ха-ха!

— А ты всегда так странно похохатываешь, когда говоришь? — поинтересовалась Лула.

— А я не смеюсь, ха-ха!

— А что у тебя в коробке? — спросил Сейлор.

— Мои собаки, ха-ха!

Таракан отогнул верх коробки и осторожно наклонил ее вперед. Внутри сидело шесть маленьких щенков лайки, не больше двух недель от роду.

— Я тут на Аляску намылился, ха-ха! — заявил Таракан. — А на этих собаках буду там ездить, ха-ха!

— Этот парень чокнутый, — шепнула Лула Сейлору.

— А ты сам-то откуда, Таракан? — спросил Сейлор.

— Если ты спрашиваешь, где я родился, так это в Белзони, штат Миссисипи, ха-ха! Но потом переехал в Батон-Руж.

— А зачем тебе на Аляску? — спросила Лула. — И где ты этих щенят достал? Похоже, они больные.

Таракан уставился на щенков и бережно погладил каждого немытой рукой. Щенки скулили и облизывали его грязные пальцы.

— Я смотрел по телику одну киношку, ха-ха! «Зов предков» называется. Я никогда не видел снега, ха-ха! А щенков в собачьем приюте взял. Они никому не нужны, ха-ха! Все там берут каких-нибудь питбулей или гончих. Я их буду хорошо кормить, чтоб они выросли большие и сильные, и они будут мчать меня по снегу, ха-ха!

Таракан достал из кармана кусок сырой говяжьей печенки и принялся раздирать ее на мелкие кусочки.

— Сейлор! — взвизгнула Лула, увидев это. — Остановись! Останови машину сейчас же!

Сейлор свернул на обочину хайвея и остановился. Лула открыла дверцу и выпрыгнула из машины.

— Извините, но я этого не вынесу, — сказала она. — Таракан, или как там тебя, немедленно вылезай отсюда вместе со своими собаками!

Таракан засунул печенку обратно в карман и вылез вместе с рюкзаком и коробкой крошечных псин. Как только он со своим хозяйством был выдворен на обочину, Лула запрыгнула в машину и захлопнула дверь.

— Мне очень жаль, мне в самом деле очень жаль, Таракан, — сказала она. — Езжай себе на свою Аляску, но только не с нами. А лучше бы тебе найти кого-нибудь, кто сможет позаботиться как следует о собаках, пока они все не передохли. И если ты не возражаешь, мой тебе совет — неплохо бы тебе привести себя в божеский вид, хотя бы ванну принять для начала! Пока! — Лула достала из бардачка солнечные очки и надела их. — Поехали, — бросила она Сейлору.

Когда они отъехали, Сейлор сказал Луле:

— Милая, тебе не кажется, что ты слишком сурово обошлась с парнишкой?

— Я знаю, ты считаешь, это мамино воспитание во мне сказывается. Но я ничего не могу с этим поделать, Сейлор, правда. Мне жаль мальчишку, но, когда он достал из кармана этот мокрый вонючий кусок мяса, меня чуть не вырвало. А эти несчастные больные щенки!

Сейлор засмеялся:

— Такова жизнь на дороге, глупышка.

— Сделай одолжение, Сейлор, не подбирай больше никого, ладно?

Говори со мной ласково

— Знаешь, что мне больше всего нравится, милый? — сказала Лула, когда они направились из Лафайетта к озеру Чарльз.

— Что, малышка?

— Когда ты говоришь со мной ласково.

Сейлор засмеялся:

— Ну, это мне не трудно. В смысле, это само собой выходит. В «Пи Ди» стоило мне о тебе подумать, на душе легчало. Я думал прежде всего о твоих больших серых глазах, но больше все-таки о твоих тощих ножках.

— Ты считаешь, что у меня тощие ноги?

— Может, для кого и тощие, а для меня так в самый раз.

— Все девушки несовершенны, ты ж знаешь, кроме тех, кто на картинках в журналах.

— Догадываюсь.

— Обидно, да?

— Жаловаться мне не на что, любимая, ты ж знаешь.

— Я думаю, большинство мужчин, если не все, упускают детали.

— Что это значит?

— У мужиков в голове какой-то автоматический выключатель. Вроде как говоришь ему что-то и просто пытаешься добраться до той мысли, которую действительно хочешь высказать, а потом смотришь на него и понимаешь, что он ничего не слышал. Не то чтобы ты говорила о чем-то сложном или там высоком, просто он не слушает. Иногда они врут тебе и говорят, что понимают, что ты хочешь сказать, но меня этим не купишь. Потому что потом ты скажешь что-нибудь еще, что он должен понять, если он понял то, о чем ты говорила раньше, а он не понимает, и ты знаешь, что говорила без толку.

— Так ты думаешь, что я тебе лгу, Лула?

Лула помолчала пару минут, слушая громкий шум мотора.

— Лула, ты слышишь меня?

— Слышу.

— Я тебя расстроил?

— Нет, Сейлор, дорогой, я не расстроена. Просто иногда почва уходит из-под ног, когда думаешь одно, а на деле выходит совсем другое.

— Вот почему я никогда не думаю больше чем нужно.

— Знаешь, мне сегодня приснился жуткий длинный сон. Вот послушай и сам решай. Я пошла гулять и пришла на поле. Цветы вокруг были такие яркие. И везде лежали трупы лошадей и детей. Мне было грустно, но как-то понарошку. Я точно знала, что они ушли куда-то, где им лучше. Потом ко мне подошла какая-то старуха и сказала, что я должна выпустить из них кровь, чтобы тела превратились в мумии. Она показала мне, как надрезать им рты, чтобы кровь ушла. Потом я должна была перенести тела по мосту через чудесную реку в старый амбар.

Там, где я была, все выглядело таким мирным и прекрасным: зеленая трава и большие деревья на краю поля. Я не знала, хватит ли у меня сил перетащить лошадей. Я боялась, но потом все же решилась. Я немного поревела, но как-то без печали. Я не могу в точности описать свои чувства. Я подошла к огромному серому коню, обогнула его, наклонилась и принялась его разрезать. Как только я прикоснулась к нему ножом, он очнулся и набросился на меня. Конь был в ярости. Он вскочил и погнался за мной через мост к старому амбару и дальше. Потом я проснулась. Ты крепко спал. А я лежала и думала, что, даже если ты кого-то любишь, этого не всегда достаточно, чтобы изменить свою жизнь.

— Не знаю, что значит твой сон, любимая, — ответил Сейлор, — но как-то раз я слышал, как мама спрашивала папу, любит ли он ее. Они орали друг на друга, как обычно, и он сказал ей, что единственная вещь, которую он любит в жизни, — это фильм «Негодяй из Миссури», он будто бы видел его шестнадцать раз.

— Это я и имела в виду, говоря о мужчинах, — отозвалась Лула.

Уцелевшие

— Нет, Мариэтта, я их не нашел.

— Может, они не в Орлеане, Джонни. Быть может, их тела уже лежат на дне канавы в Паскагуле. А может, Лула, нищая и беременная, сейчас где-то в Пайн-Блафф, в Арканзасе, а этот кошмарный Сейлор качает бензин на заправке за два доллара в час.

— Остынь, Мариэтта. Случись что-то серьезное, нам бы уже сообщили. Не паникуй раньше времени.

— Раньше времени! Что ты такое мелешь, Джонни Фэррагут. Мой единственный ребенок похищен опасным преступником, а ты мне говоришь, чтобы я успокоилась!