Страница 48 из 54
Я подключил автоответчик, который забрал с собой, и слушал слова Эдди, снова и снова нажимая кнопку «повторить». Вот что поддержало меня в темные часы сомнения и страха, в буквальном смысле вывело к свету, который заструился по краям моего окна в мотеле.
Я проснулся от стука в дверь. Оказалось, что я заснул. Я услышал поворот ключа в замке, и дверь отворилась. Я перекатился через кровать за пистолетом.
Пит верещал и обмахивался крыльями. Но в двери возникла горничная. Было одиннадцать утра.
Несколько минут спустя я вылез из-под душа в туманное облако. Вентилятор не работал. Я протер дыру в тумане и побрился. Пар стекал по зеркалу серебристыми полосками. Я словно видел себя за стальными прутьями.
Я забрал подушечки с шампунем, миниатюрное мыло и шапочку для душа.
Когда я открыл дверь ванной, дневной свет заставил меня на секунду зажмуриться и прикрыть глаза козырьком ладони. Руки пахли лавандой, кожа была сухой.
Пит притулился на дне своей клетки. Она застучала в холодном сквозняке. Занавески всколыхнулись и обвисли.
Мой номер был на втором этаже. Я вышел наружу и глянул вниз. В мотеле через дорогу тип в комбинезоне трудился над чем-то в обогревательной системе. Позади него был огромный, режущий глаз неприятной яркостью рекламный щит, обращенный к виадуку на серых пилонах. Он зазывал в закусочную «Ешь под завязку».
По виадуку непрерывным потокам шли машины. На фоне щита тип в комбинезоне казался совсем карликом. Мне была слышна музыка его транзистора. Где-то далеко просигналил клаксон. В каком-то номере зазвонил телефон, и Пит заверещал.
Прямо внизу на парковке мотеля клавиатура стояночных прямоугольников была пуста, если не считать машины Лайонела — единственной фальшивой ноты. Приземистая горничная стояла возле тележки со всем необходимым для уборки и курила. Бассейн в форме слезы был огорожен и заперт на зиму.
Я уехал ровно в полдень.
Я бесцельно ехал по американскому берегу водопада. По ту сторону Ниагары виднелась башня «Скайлон» с вращающимся рестораном вверху. Казалось, смотришь в будущее.
Границу я пересек без малейших затруднений. Пит был упрятан в багажник, а клетку я завесил тряпкой, чтобы он не поднял шума.
Я остановился возле вылизанного до неприличия парка, вылез из машины, закинул голову — и потерял ориентацию: так бывает, когда ты смотришь на стремительное движение неба и на краткий миг осознаешь, что мы мчимся по Вселенной на вращающейся каменной глыбе.
От Америки я спасся. Что теперь?
Я зашагал вдоль витрин, заполненных кружевными салфетками и безделушками, сувенирными ручками с миниатюрной «Девой Тумана» — «Дева» плавала от конца к концу ручки. Я купил одну для Эдди. Штучка, за какую любой ребятенок просто умер бы.
А еще там были фарфоровые тарелки с изображением свадьбы Дианы и Чарльза, кухонные полотенца и календари с портретами королевы и ее матери, сувенирные серебряные ложки с фамильными гербами — колониальная ностальгия. Здесь история что-то значила.
На доске я прочел про француза, который прошел над водопадом по канату, и о многочисленных смельчаках, спускавшихся по водопаду в бочках. Я поднялся в смахивающем на жучка лифте «Скайлона» и наблюдал, как мир вращается подо мной.
Снова спустившись и отойдя подальше от водопада, я очутился в опереточном царстве аттракционов, балаганов и игорных автоматов. Все было в нерабочем состоянии, в запустении — обнаженные шестерни, выпотрошенные механизмы, разящие машинным маслом.
Я зашел в аттракцион «Стена смерти» — комнату, которая вращалась с такой центробежной силой, что я прилип к стене, когда пол подо мной провалился. На этом сеансе я оказался единственным посетителем. Потом на колесе обозрения я вновь поднялся в синее небо и таращился на Онтарио и видневшийся за ним Квебек.
В музее восковых фигур я заплатил за право увидеть самого толстого человека в мире, самого высокого человека в мире и самого сильного человека в мире. Я шагал по истории, сталкивался лицом к лицу с Наполеоном и Чингисханом, Гарри Гудини и Ивелом Канивелом, [14]Элвисом Пресли и Фрэнком Синатрой, Ганди и Гитлером, Уинстоном Черчиллем и Долли Партон [15]— хотя вовсе не в таком порядке. Просто эти мне запомнились.
Это был мой последний шанс набраться воспоминаний на целую жизнь. Я попробовал сахарную вату и якобы лучшую в мире сливочную помадку. Я узнал свою судьбу, написанную на моей ладони, и услышал, что совершаю долгое путешествие.
— Вы даже понятия не имеете, насколько вы правы, — заметил я без тени иронии.
Я продолжал пробовать все, будто это был мой последний день на земле. Приобрел фотографию самого себя в бочке на гребне водопада. Она была оформлена как первая полоса газеты.
Наступил вечер, я стоял на фоне назойливых ярких огней и наблюдал, как в захиревшем парке развлечений люди в годах сидели с пластмассовыми ведерками мелких монет и скармливали их игровым автоматам.
Потом я набрел на единственный аттракцион, где толпился народ, — автодром. Когда настала моя очередь, я вошел в клетку из металлической сетки и нашел машинку, которая просто описывала круги, когда включали ток. И вот, пока я пытался справиться с ней, я ощутил толчок другого автомобильчика, затем серию ударов, почувствовал, как моя машинка отскочила, и внезапно оказался прямо там, где все началось с этим ребенком — в момент наезда на девочку и ее гибели.
Я в последний раз позвонил Лойс с платного телефона, чтобы сказать, что отложил встречу с ее братом. Он хочет сразу забрать машину. Я собирался сказать ей, что хотел бы оставить машину у себя на какое-то время.
Когда она взяла трубку, голос у нее был полным отчаяния:
— Лоренс, слава Богу… слава Богу, что ты позвонил!
На мгновение я растерялся: вдруг это ловушка, вдруг они прослеживают звонок. Я сказал:
— Я еще не встретился с твоим братом.
— Теперь это не важно. Слушай! Я связалась с той моей подругой на телефонной станции. Она проверила, с кем Кэндол разговаривала в ту ночь, когда ты звонил ей. Знаешь, что она установила?
— Что?
— В ту ночь, когда ты звонил ей, она говорила с мэром! Позвонила в его контору, на автостоянку. И разговаривала с ним больше получаса — до того, как ты звонил ей! — Лойс говорила со скоростью ста миль в час. — Это еще не все. Я попросила подругу проверить все звонки Кэндол с того времени, как она поселилась в этой квартире. Кэндол звонила мэру в течение минимум двух лет. Двух лет, ты слышишь? Распечатка звонков Кэндол лежит прямо передо мной. Послушай! Кэндол говорила с мэром в ту ночь, когда ее дочка погибла, говорила почти целый час. Лоренс, ты слышишь?
Металлический каркас телефонной будки примерзал к моей щеке.
— Ты не придумываешь? Не пытаешься заставить меня вернуться?
— Нет. — Голос Лойс угомонился. — Извини, пожалуйста. Хочешь узнать правду? Я тебе не доверяла. Потому и обратилась к своей подруге. Хотела узнать, сколько раз ты ей звонил.
Меня трясло.
— И что теперь?
— Я позвоню твоему адвокату и сообщу, что обнаружила. Теперь мы знаем, почему мэр все время отрицал сокрытие улик. У него была связь с Кэндол.
Не думаю, что ее слова доходили до меня по-настоящему. Дрожь не проходила.
Лойс произнесла мое имя.
— Просто вернись как можно быстрее, прежде чем кто-нибудь заметит, что ты уезжал.
Повернувшись спиной к телефонной будке, я увидел рубиновое свечение в пасти водопада.
Глава 37
Встреча в суде графства состоялась по ходатайству адвоката мэра. В обширном зале старого здания мы расположились отдельными группками: мэр и его жена стояли вместе с Бейнсом и кем-то из прокуратуры; Лойс и Хейден переговаривались в сторонке; там-сям расхаживали другие люди с портфелями, мне незнакомые.
14
Ивел Канивел (р. 1938) — мотоциклист-каскадер, приобрел известность в 60-х годах, совершив серию прыжков на мотоцикле через ряды автомобилей.
15
Долли Партон (р. 1946) — американская актриса и певица.