Страница 20 из 54
Лойс сглотнула:
— Ты помешался на этой женщине? Находишь ее привлекательной? Что, она так хороша?
— Я не снизойду отвечать на подобное.
— Когда шеф сообщил, что ты подглядываешь за этой женщиной, мэр хотел тут же тебя уволить.
— Это было не подглядывание!
— А что? — Она глядела на меня так, как, возможно, смотрела на своего мужа, когда узнала, что его обвиняют в сексуальном домогательстве.
Я ответил на ее взгляд:
— Мне очень жаль. Ночная бессонница. — Говорить было трудно. Находить верные слова.
— Это тут при чем? — Лойс сделала движение, словно собираясь встать и уйти.
— Черт, погоди, дай же мне шанс. Я еле-еле… плачу алименты. И с каждым месяцем запутываюсь все больше… — В глазах Лойс был вызов. — Просто выслушай меня. Я не выдерживаю, встаю и просто езжу по городу — не хочу оставаться в своем доме. — Я взял у нее сигарету, сделал затяжку и вернул. — Я — потерянная душа. Мне запрещают видеться с собственным ребенком… Я не могу обнять собственную плоть и кровь. Ты понимаешь, что это такое, когда твоего ребенка держат в заложниках?
Лойс уставилась на меня:
— Тебе нужен заем из Банка Лойс, вот что?
Я помотал головой:
— Я не прошу милостыни.
— Какой разговор о милостыне между друзьями? — У Лойс была манера вот так подкреплять нашу дружбу.
Я чуть расслабился:
— Просто позволь мне попытаться объяснить. Как-то во время патрулирования я проехал мимо квартиры этой женщины. Она просто смотрела из окна — Господи, мне был знаком этот взгляд. Он напомнил мне о тех неделях после развода, когда я думал, что умру от одиночества, что не смогу жить без своего ребенка. Я заходил в детскую Эдди, просто стоял там и отчаянно хотел, чтобы он вернулся. Я думал, если бы я мог вымолить прощение, то эта тоска, эта любовь, все еще живущая во мне, каким-то образом достигнут их, и тогда они поймут и вернутся.
Рука Лойс пошла пупырышками.
— Ты ничего для нее не можешь сделать. Ты должен оставаться в стороне.
Я сказал негромко:
— Я знаю.
— Можно я спрошу?
— О чем?
— Чего ты не видишь во мне, а видишь в ней, в незнакомой женщине?
Я не ответил. Ждал.
— Я просто хочу, чтобы она убралась ради нас всех. — Лойс раздавила сигарету в пепельнице.
— Можно попросить тебя об одолжении, Лойс?
Она покачала головой:
— Об одолжениях больше речи нет.
— Ну, один-единственный раз, ну, пожалуйста. Твоя подруга в телефонной компании… Попроси ее проверить звонки к Кэндол с девяти до девяти тридцати вечера в среду.
— Я могу потерять работу.
— Пожалуйста, только одно-единственное одолжение.
— Нет… Объясни зачем?
— Может быть, мы таким образом узнаем про ее семью, отправим Кэндол туда, откуда она приехала. Мне кажется, это наш долг перед ней, ты так не думаешь?
— Не могу. — Лойс закрыла глаза и снова их открыла. Она выглядела измученной. — Это не касается ни тебя, ни меня. Оставь ее в покое, Лоренс, пожалуйста. Ради меня.
В ее глазах стояли слезы.
Я воспользовался комнатой совещаний и перебрал содержимое коробки. Конверты с фотографиями, помеченные «Травмы жертвы», «Траектория движения транспортного средства», «Данные о происшествии».
Я взял конверт с «Траекторией движения транспортного средства» и разложил на полу серию снимков и видов улицы, выявлявших восстановленные траектории обоих автомобилей. Пути каждой машины, помеченные как «тр. с. А» и «тр. с. Б», были прочерчены фломастерами разного цвета. Они пересекались и сплетались.
В другой серии снимков путь «тр. с. А» был изолирован, траектория четко установлена по отпечаткам протекторов на листьях. Она представляла собой прямую линию, ведущую к ребенку. У меня по спине пробежала холодная дрожь.
Вторая серия, изолирующая «тр. с. Б», показывала прихотливую волнистую линию, соответствующую тому, что мне рассказал Кайл. Я расположил эти снимки параллельно снимкам «тр. с. А».
Потом взял заключение и прочел его, поглядывая на фотографии. Заключение анализировало серию увеличенных снимков, на которых следы протекторов пересекались:
«Лабораторные материалы свидетельствуют, что в каждом случае, когда отпечатки протекторов накладывались друг на друга, широкий отпечаток (тр. с. А) наложен на отпечаток меньшей ширины (тр. с. Б). (См. фотографии За — Зе.) Эти фотографии доказывают, что первоначальные отпечатки оставило тр. с. А. Хотя марки шин не позволяют точно определить модель машины, эксперты по рисункам протекторов, исследовав ширину отпечатков и расстояние между осями, пришли к выводу, что тр. с. А было, скорее всего, легковым автомобилем, а тр. с. Б — грузовым автомобилем малой грузоподъемности, пикапом».
Кайл Джонсон не сбил девочку первым. Это сделал кто-то еще. И не какие-то ребята, петляющие между кучками листьев. Кто-то наехал прямо на ребенка.
Это особенно потрясло меня.
Я вышел в коридор и прошел мимо коридора Лойс. Она читала журнал. В туалете я плескал холодной водой себе в лицо. Я закрыл глаза и почти воочию увидел первую машину, накатывающуюся на спящего в листьях ребенка. Я открыл глаза, весь дрожа.
В совещательной комнате я взял конверт с пометкой «Травмы жертвы». Я уставился на листья, на смятую проволоку ее крыльев, увидел в жестоких подробностях то, что мое сознание не позволило мне разглядеть в то утро: неестественно распахнутые глаза, белый мрамор лица и маленькие красные губки.
Я увидел снятую крупным планом струйку крови, просочившуюся из уха на плоеный воротник костюмчика. А вглядевшись пристальней, заметил уховертку в ее ушной раковине. Природа уже тогда забирала девочку себе. Я увидел голову, повернутую почти на сто восемьдесят градусов, сломанную шею, раздувшуюся, сине-черную. На другой фотографии была снята раздавленная правая ступня. Почему-то это меня удивило: миниатюрность детской ступни.
Я смотрел на мертвого трехлетнего ребенка.
Я отошел к окну. Над опустевшим городом висел холодный тусклый глаз солнца.
В комнату вошла Лойс. Я обернулся, но она смотрела на фотографии. Закрыла за собой дверь и прижала ладонь ко рту.
Я сказал тихо:
— Кайл не был первым, кто переехал эту девочку…
И медленно объяснил все, прошел по коридору между двумя рядами снимков и прожил последний миг существования этого ребенка на земле.
Глава 14
Спустя несколько часов промышленные трубы Гэри задышали голубым огнем, будто дракон в потерянном мире. Я глядел в жидкую черноту по краю шоссе, увидел гигантский комплекс, очерченный нагими шарами света, мерцающими на фоне мрака. Сернистый воздух пропитало зловоние тухлых яиц.
Наш город выставил в полуфинал сыновей тех, кто работал на этих химических и сталелитейных заводах. Будто мы набрали мутантов из какой-то галактической тюремной колонии.
Я свернул на последний съезд с шоссе и двинулся вниз по пандусу, инкрустированному алмазами из битого стекла. Под опорами, поддерживающими шоссе, я увидел самодельный город из ящиков и брезента, лучи фар отражались на средневековых панцирях колесных колпаков. Венцы синего пламени освещали кольца друидических фигур с воздетыми руками — словно они воскрешали мертвецов. Инстинктивно я заблокировал дверцы.
В конце пандуса тлел одинокий красный свет.
Я не остановился, проехал напрямик, сделал крутой поворот и услышал, как колпак с одного из моих колес укатился в темноту.
По улицам призраками бродили проститутки в коротких юбчонках, скользя в неоновом кровотечении вывесок, — черные рабыни, прикованные к ночи золотыми звеньями. Из окошка машины я видел близорукие взгляды мужчин, курящих и пьющих возле выгоревших зданий, ряды автомобилей с открытыми капотами, поставленных на цементные блоки, заколоченные досками витрины магазинов, разбитые окна.
В большом захиревшем мотеле мужчина в сетчатой майке зарегистрировал меня. Именно тут остановились все, кто приехал на игру из нашего города. В каком-то номере звучала музыка из «Быстрого танца». Люди танцевали на стульях и на двуспальной кровати. Вечеринка перехлестнула в соседний номер через смежную дверь.