Страница 5 из 8
«Подобно тому как купец верит, что его товар принесет прибыль, – наставлял он своих товарищей, – так же и монгол полагается исключительно на свою удачу и свою храбрость».
В нем обнаруживались как достоинства, так и жестокость представителей другой расы – кочевников-арабов. Он не очень жаловал слабохарактерных и с недоверием относился ко всему, что находилось за пределами его орды. Темучин научился использовать свою хитрость против уловок своих врагов, однако его слово, данное им кому-либо из своих сторонников, было нерушимым.
«Не сдержавший слова правитель – отвратителен», – говорил он по прошествии многих лет.
Даже в его орде, которая прибавляла числом с возвращением воинов, ранее следовавших за его отцом, его авторитет зиждился не на чем ином, как на собственном умении ускользать от своих врагов и правдами и неправдами удерживать в своих руках все самые лучшие пастбища для тех, кто следовал за ним. Их стада и их оружие, по обычаю племени, принадлежали им самим, а не хану. Сын Есугея мог рассчитывать на их лояльность лишь до тех пор, пока он мог их защищать. Традиция – закон орды – позволяла соплеменникам выбрать себе другого лидера, если бы Темучин оказался неспособным вести бесконечные и беспощадные войны за кочевые земли.
Благодаря своей хитрости Темучин был жив, и благодаря тому, что он делался все мудрее с годами, он становился центром, притягивающим к себе людей орды. В нем сочетались отвага и осторожность. Вождям, руководившим воинами своего племени в набегах в плодородный район между Керуленом и Ононом, удавалось заставить Темучина спуститься с холмов на более равнинную местность, но никогда не удавалось подчинить его себе.
«Темучин и его братья, – говорили в то время, – становятся все сильнее».
Лишь в Темучине горел неиссякаемый огонь устремленности к цели. Ему суждено было стать хозяином своего наследства. В то время, когда ему было семнадцать, он отправился в путь, чтобы найти Борте и сделать ее своей женой.
Глава 3
Битва кибиток
Среди людей с луками и стрелами прижились пришельцы из страны с высокими белыми горами и длинными днями. Это были древние китайцы. Они по своему обыкновению обрисовывали «северных варваров» с присущим им юмором и взрывами смеха. Поскольку жизнь была наполнена непрерывным, тяжелым трудом, осложнялась недружелюбием некоторых людей и, в сущности, была сплошным страданием, любое отвлечение от этого тяжелого бремени давало повод повеселиться. Нельзя судить о Темучине и его монголах, не принимая во внимание, что он любил шутку. Их юмор был иногда так же необуздан, как и их жестокость.
Свадьба и похороны давали редкий повод для икхюдюр,для праздника. Таким отдохновением от непримиримой, как в волчьей стае, вражды стало прибытие Темучина в стойбище отца Борте. Несколько сот юных всадников появились внезапно, в полном вооружении и облаченные в свободные куртки из дубленой овечьей кожи, с аляповато раскрашенными лаком нагрудниками, мешками для воды на подхвостниках их высоких седел, с пиками, притороченными поперек к обмазанным жиром, покрытым пылью и грязью плечам. И их скуластые лица жир предохранял от пронизывающего холодного ветра.
«Когда до меня дошли слухи о том, что тебя преследует жестокий враг, мы уже не чаяли увидеть тебя в живых», – сказал Темучину, приветствуя его, отец Борте.
И вот уже перед нами картина так редко выпадающего веселья, взрывов смеха, снующих слуг, озабоченных забоем баранов и откормленных коней и разделкой их туш для котла. Монгольские воины, оставив свое оружие у входа в юрту, усаживаются по правую руку от ее хозяев, пьют и хлопают в ладоши. Перед каждым осушением чаши слуга поспешает окропить напитком четыре стороны света, а однострунный инструмент (комуз) начинает звучать.
Вереница степных джигитов с обветренными лицами тянут друг друга за уши, как будто собираясь растянуть вширь шеи друг друга, чтобы легче было заливать в глотку кумыс и рисовое вино, и неуклюже танцуют в своих «мокасинах» из оленьей кожи.
В юрте вождя, на третий день, Борте сидела по левую руку, наряженная в длинное платье из белого фетра, косы волос отягощены серебряными монетами и крошечными фигурками, голову украшал конусообразный головной убор из березовой коры, покрытой дорогим шелком, поддерживаемый завитком из косичек над каждым ухом. Она, как полагается, хранила молчание до тех пор, пока не наступало время ее выхода. Тогда она срывалась с места и перебегала из юрты в юрту, а Темучин должен был ее догонять, преодолевая, как полагается в этой церемонии, сопротивление ее сестер и служанок, и наконец захватывал ее и усаживал на своего коня.
Вот он, кратковременный икхюдюр для маленькой курносой красотки, которая рассталась со своим стойбищем и теперь сидела верхом на одной из низкорослых лошадей Темучина. Она ожидала его прихода четыре года, и теперь ей тринадцать лет.
И вот она скачет, перехваченная вокруг талии и груди голубыми лентами, а ее слуги везут соболью шубу в подарок матери Темучина. Теперь Борте – жена хана и обязана заботиться о его юрте: доить скот, следить за стадом, когда мужчины на войне, сбивать войлок для шатров, шить одежду нитками из расщепленных сухожилий, шить сандалии и носки для мужчин.
Все это ее обязанности. Но поистине судьба избрала ее для большего, в отличие от других женщин. В истории она известна как Борте Фуджин, императрица, мать троих сыновей, которая впоследствии управляла владениями более обширными, чем Римская империя.
У собольей шубы тоже была своя судьба. Темучин подумал, что самое время посетить властителя кераитов Тогрула. Он взял с собой своих молодых храбрецов и соболью шубу в подарок.
О Тогрул-хане сложилось представление как о честном и миролюбивом человеке. Если не он сам, то его подданные состояли преимущественно из несторианских христиан, обретших веру от ранних апостолов – святых Андрея и Фомы. Кераиты занимали земли речной долины там, где теперь находится город Урга. Будучи в большинстве тюркскими племенами, они были более привязаны к торговле и предметам роскоши, чем монголы.
В свой первый визит ко двору своего, так сказать, приемного отца Темучин не просил помощи у могущественных кераитов, и сам Тогрул напомнил ему о связывающих их узах.
Но вскоре Темучин запросил поддержки у старого хана. Вражда в Гоби вспыхнула с новой силой. Неожиданно появился грозный враг – племя с северной равнины, которое напало на монгольский лагерь. Это были меркиты, или мергены, – настоящие варвары и выходцы из района тундры, люди из «заснеженного белого мира». Там люди ездили на санях, которые тащили ездовые собаки и олени.
Это были во всех отношениях стойкие бойцы и соплеменники того воина, у которого отец Темучина украл Оэлун восемнадцать лет назад. По всей вероятности, они не забыли старой обиды. Они прискакали ночью, бросая горящие факелы в лагерь, где находился молодой хан. Темучин успел сесть на коня и своими стрелами расчистить путь к спасению, но Борте попала в руки нападавших. Следуя кодексу племенной чести, они передали ее родственнику человека, потерявшего Оэлун. Воин с севера не долго радовался обладанию невестой монгола. Не имея достаточно воинов для нападения на меркитов, Темучин направился к своему приемному отцу Тогрулу и попросил у кераитов помощи. Помощь ему была охотно предоставлена, и монголы с кераитами при свете луны как снег на голову напали на лагерь агрессоров-меркитов. Этот эпизод описывается в хрониках так: Темучин скачет среди разбросанных шатров, зовет по имени свою потерянную невесту Борте, а она, услышав его, выбегает из юрты, хватается за поводья коня Темучина и узнается им.
«Я нашел ту, которую искал», – воскликнул Темучин, обращаясь к своим спутникам, слезая с коня. И хотя он никогда не был уверен в том, что первенец Борте был именно его сын, его преданность ей не подлежит сомнению. Темучин не делал различия между сыновьями, которых она ему родила. У него были и другие дети, но эти были для него самыми дорогими.