Страница 3 из 29
— А вот мы и плисли! Вот мы и веднулись к моей девоське! Скучала моя девоська? Плякаля?
Нехорошее предчувствие нагло хмыкнуло — и превратилось в уверенность. Я осторожно вошла в кабинет главного редактора журнала «Самый-Самый», чьими героями из месяца в месяц становились самые мужественные и суперменистые мужики нашего отечества…
В кресле для гостей, на розовой атласной подушечке сидела швабра неопределенной расцветки. Размером она была… со швабру, а по мере приближения к ней выяснилось, что и пахло от нее, как от швабры. Предположительно на голове — то есть сверху — у швабры был повязан розовый бантик с блестящим камушком на узелке. Что-то мне подсказывало, что вес этого камушка измеряется не в граммах, а в каратах…
Вадик изящно склонился над шваброй и прогулил, как влюбленный голубь:
— Это наша девоська! Наш ангелочек! Наша Матильдочка!
Ангелочек принюхался. Потом из-под длинных косм блеснули черные подозрительные глаза размером с пуговицы и по кабинету пронесся отнюдь не ангельский рык. Я поспешно отступила и сообщила боссу:
— Не знала, что у вас есть собака.
— А у меня ее и не было. Я ее приобрел три дня назад. Она стоит пять штук грина, между прочим.
Язык мой — враг мой… Прежде, чем включились мыслительные центры, я уже брякнула:
— О, мексиканский тушкан!
Вадик немедленно обиделся, а швабра зарычала еще более грозно.
— Это настоящая мальтийская болонка, чтоб вы знали, Евгения! И ее предки принадлежали к королевскому роду.
— Да я же…
— Она настоящая аристократка. Да, моя пусичка-мумусичка?
Мумусичка огрызнулась, успев цапнуть Вадика за палец. Вадик отскочил и сердито уставился на меня.
— Она нервничает, только и всего. Вы с ней обязательно подружитесь, особенно после того, как вы морально поддержите ее во время визита к врачу.
— Я — ее?
— У нее свой врач, разумеется. И еще ей надо в салон красоты. Да, моя девоська? Нам надо коготоськи наши подлезать! Уски наши почистить! Укладоську сделать!
— Но я не уверена…
— Евгения? У меня в пять часов презентация на Таганке. Потом фотосессия для журнала «Дрюч» и ужин в «Савое». Я физически не успеваю, понимаете вы это? А если мы пропустим прием в салоне, нас занесут в черный список! Короче, вот вам адрес — отправляйтесь!
— Но я не могу! У меня аллергия на собак!
— Это не собака, а ангел. И я только вам могу ее доверить.
— Вадим Альбертыч!
— Ну что!?
В этот момент меня осенило. Я свирепо уставилась на босса и выпалила:
— Тогда можно я в следующую пятницу уйду пораньше?
Вадик пожевал губами, сделавшись похожим на богомола, который уже кого-то поймал и сожрал. Потом, судя по всему, осенило и его. До пятницы ведь еще целая неделя…
— Мы это обсудим.
— Вадим Альбертыч…
— Хорошо, хорошо, хорошо! Вы уже опаздываете!
Визит в салон красоты для собак я запомнила плохо. Еще в машине, кажется, я пыталась придушить эту лохматую заразу, а она удрала от меня на заднее сиденье и заливисто тявкала всю дорогу. К тому времени, когда на горизонте замаячил салон «Мое Сокровище», у меня из глаз текли слезы, из носа — сопли, все тело чесалось, а в горле першило. Сами понимаете, мужики тут были ни при чем. Под занавес Матильда вцепилась мне в палец, но тут я уже пришла в окончательное неистовство, набросила ей на голову атласное одеяльце и влетела в вестибюль салона, держа эту швабру королевских кровей кверху задницей.
Ангельского вида девушка в белом укоризненно посмотрела на меня, приняла у меня из окровавленных рук визжащий и кусающийся сверток — и за пару секунд успокоила Матильду. Более того, Матильда завиляла хвостом! Я с восхищением смотрела на прекрасную девушку — братья Запашные ей и в подметки не годились.
Потом мне выдали таблетку антигистамина, налили кофе и усадили передохнуть, а Матильду унесли куда-то наверх. Два часа я провела в относительном комфорте и успела понаблюдать за другими посетителями салона, не уставая удивляться, как хозяева похожи на своих собак.
Толстый и щекастый дядька в твидовом пиджаке, пыхтя и отдуваясь, привел такого же одышливого и щекастого бульдога. Пожилая дама с длинным носом и прической каре произвивалась вслед за такой же длинноносой таксой. Симпатичный молодой папаша с двумя очаровательными пацанятами проскакали вдогонку за своим развеселым лабрадором…
Я загрустила, потому что при взгляде на последнее семейство мне ужасно захотелось и того, и другого, и третьего. В смысле, и детей, и собаку, и мужа. И чтобы дом в деревне, санки зимой, походы в лес летом…
Я честно попыталась вспомнить, когда последний раз надолго выезжала за город. Выходило — в детстве. Весной меня увозили от цветущих тополей в поселок Монино, где я безвылазно сидела на участке, сплошь покрытом огуречными грядками и помидорными парниками. Прелесть этой дачи состояла в том, что по периметру она была окружена последовательно железной дорогой, бетонным заводиком, свалкой и оживленной автотрассой, так что свежим тот воздух мог назвать только заядлый токсикоман…
Потом я вспомнила, как однажды, лет шесть назад нас всех вытащила к себе на дачу Ольга. Было это в ноябре, шел дождь, и деревья вдоль дороги в наступающих сумерках отчетливо напоминали скелеты. Из-за пробок — и еще из-за того, что за рулем была Маринка — мы добрались до нужного поворота только в темноте, после чего намертво застряли на проселочной дороге. Подвыпившие селяне честно попытались вытолкнуть Маринкину «Ниву», но у них ничего не вышло, и мы еще сорок минут перли на себе все привезенные запасы.
На самой даче выяснилось, что электричества нет, дрова растащены уже упоминавшимися селянами, а крыша протекает. К полуночи мы смогли затопить печку и даже согреться — пока пытались распилить маленькой и тупой ножовкой здоровенное бревно. Ночь мы провели, прижавшись друг к другу и вздрагивая от страха, а Ольга шепотом — чтобы не услышали подвыпившие селяне, шлявшиеся вдоль по улице — рассказывала, какие чудные здесь места и сколько в лесу грибов и ягод… летом, ясное дело.
Утром — если можно назвать утром серую и дождливую хмарь — выяснилось, что с «Нивы» за ночь сняли колеса, и спас нас только ангел Божий в лице местного участкового, который безошибочно определил, что колеса — работа неведомого Сереги Семенова, который вообще-то «мужик золотой, но когда напьется — лютый зверь». Колеса мы у «лютого зверя» изъяли, благо, он крепко спал, при помощи все тех же селян, по-прежнему подвыпивших, поставили на место и свалили в Москву. Вымывшись и согревшись, вечером мы отправились в кафе и тактично успокоили расстроенную Ольгу обещанием приехать к ней летом…
Мои пасторальные воспоминания были прерваны возвращением преображенной Матильды. На руках у медсестры сидел белоснежный ангел, благоухающий лавандой, и челочку ей собрали в аккуратный хвостик, так что обнаружились и глаза, и нос, и рот. Кстати, мордаха у Матильды оказалась довольно симпатичная, только вот передние зубы слишком выдавались вперед, придавая ей нахальное и склочное выражение.
Уповая на то, что действие таблетки еще продолжается, я загрузила Матильду в машину и повезла ее обратно в редакцию. Здесь меня и ждал первый удар судьбы, который я тогда еще таковым не считала…
ЧЕЛОВЕК СОБАКЕ ДРУГ…
К офису редакции Женя Семицветова подъехала уже затемно. Пробки, знаете ли. Даже неугомонная Матильда ухайдокалась до последней степени и теперь мирно спала на заднем сиденье. До этого ее два раза стошнило, а потом закончилось действие таблетки, поэтому из машины Женя вылезла в отвратительном настроении, чихая и кашляя, но и с приятным ощущением, что через каких-то десять минут кошмар закончится и начнутся выходные.
Дверь офиса была закрыта. Пораскинув мозгами, Женя решила, что в этом ничего необычного нет. Все же вечер пятницы… С четверть часа она названивала в звонок, а Матильда разнообразила шумовой фон окрестностей пронзительным тявканьем в унисон звонку. Когда же слегка заспанный охранник соизволил открыть дверь, Матильда решила, что пора вспомнить боевое королевское прошлое. Как-никак, мальтийские болонки в Средние века охраняли своих хозяев наряду с волкодавами, ну а генетически Матильда вообще была практически волк… Короче говоря, белоснежное чудовище с грозным рыком метнулось к подозрительному с ее точки зрения охраннику и вцепилось ему в ногу. Дюжий парень ойкнул и укоризненно уставился на Женю, а та мстительно сообщила: