Искушение винодела

1830

JAUNE [28]

В этот год Собран решил провести ночь, которую для себя определил как ночь своего проклятия, где-нибудь в другом месте, не дома. Летнее солнцестояние застало поседевшего Собрана Жодо, привлекательного мужчину средних лет, одетого во все черное, набожного, но не осуждающего, самоотверженного и щедрого, уважаемого друзьями и соседями (и ими жалеемого), на виноградниках зятя близ Шалона-на-Соне. На следующий день его видели тихим, умиротворенным. Еще через день он присутствовал на мессе целых четыре раза, молчаливый, решительный. Третьим днем винодел прогуливался по дороге вокруг городка — от рассвета до заката.

Утром четвертого дня Собран засобирался домой.

В ночь встречи он запер двери на засовы, а сам уселся за столом у окна гостиной. Селеста позвала спать, но муж ответил: надо написать письмо дочери. Не поссорились ли они с Сабиной? — поинтересовалась супруга. Кутаясь в шаль, Селеста держалась за сильно округлившийся живот — она вынашивала последнего (на этот раз уж точно последнего) ребенка.

— Ну разумеется, не поссорились, — отвечал Собран, — Ступай отдохни.

Селеста поправила фитилек лампы, и в комнате будто рассвело. Напоследок жена задержалась у стола, пытаясь разглядеть, нет ли среди писем послания от Авроры де Вальде, заметного по витиеватому почерку.

Едва заслышав шаги Селесты над головой, этажом выше, Собран погасил лампу.

После полуночи прибыл ангел. Он встал поддеревом — нижние ветки уже росли выше его головы, и от этого вида у Собрана защемило сердце. Он вдруг вспомнил, как измерял рост Сабины, делая зарубку на косяке двери в гостиную, — когда девочке было четырнадцать и она отправлялась в школу и когда ей исполнилось семнадцать, по возвращении домой. Тогда Собран с Селестой еще не забывали измерять рост детей. Здесь и сейчас Собран видел: вырос не ангел, а дерево. Винодел уже не знал, какой части собственного тела причинить боль, дабы изгнать из памяти образ Заса, стоящего под деревом, положив голову меж ветвей. Пять лет назад.

Так они и провели ночь.

Незадолго до рассвета ангел спустился с холма. Подошел к конуре, оказавшейся пустой — Жози сбежала, когда Собран еще болел. Жалости хозяин по этому поводу не испытывал: собака не хранила верности да к тому же болела, об опасности не предупреждала, и дома от нее были одни неприятности.

Зас подошел к дому и стал смотреть на окна: те, что на нижнем этаже, были, как обычно, закрыты; те, что на верхнем, — как обычно, открыты, какой бы ветер ни дул. Зас смотрел на закрытые ставни — на каждое закрытое окно по очереди.

Собран отошел от окна — на шаг, затем еще. Отступил на три шага, вглядываясь в серые просветы меж досок ставен, но ничего не увидел — ни тени, ни кончиков белых пальцев, пытающихся распахнуть окно. Вдруг захлопали крылья, зашуршал о стены песок, щебень, и тут пришел рассвет — самый обычный рассвет с петухами, птичьим щебетом и лаем собак в соседних угодьях. Все такое знакомое… и презираемое.

1831

CRU [29]

Собран Жодо в белой сорочке и черной жилетке, в черных брюках, с золотой запонкой в белом воротничке и с золотым распятием поднимался на холм. Он шел встречать падшего ангела — тот едва успел вымолвить имя хозяина, как винодел поднял руку, и Зас замолчал. Во второй руке, прижатой к бедру, Собран сжимал освещенные четки и пять образков из святых мест, которые он посетил.

— У меня к тебе вопросы. Можешь ответить на них, а затем убирайся и более не приходи.

— Ты хорошо подумал, Собран? — сухо поинтересовался ангел. — Чего тебе надобно больше: мои ответы или то, чтобы я ушел?

Собран ударил его в лицо кулаком, в котором сжимал четки. Затем посмотрел на ангела — больше удовлетворенно, нежели гневно. Не поворачиваясь, глядя в землю, Зас произнес:

— Больше так не делай.

Собран вновь нанес удар — на сей раз тыльной стороной ладони, наотмашь — злобно, бесстрашно, со знанием дела.

Зас посмотрел на винодела.

— Ты ударяешь Бога.

— Лжец!

Зас выпрямился; завернувшись в крылья, он сам напоминал могильный камень, на котором обычно сидел.

— Задавай свои вопросы и, прошу, не говори, будто не веришь моим ответам.

Собран ощутил, как изнутри на глаза давит боль, и чуть не расплакался.

— Ты правда видел Николетту на Небе? — спросил он.

— Разумеется, — ответил Зас так, будто не ожидал подобного вопроса и только сейчас понял, что следовало бы. — Я видел ее, да. Далеко на юге есть вулкан, голубое сернистое озеро, в жерле которого есть проход обратно на Небо. Человек этот путь пройти не в силах, даже ангелы им редко пользуются. Через то озеро я прошел в рай — за несколько недель до дня нашей встречи. Из-за трудностей, меня поджидавших… казалось, я все их учел, но одной избежать не получилось — той, которой я больше всего опасался. Я знал, что, вернувшись в рай, заслужу увечья. Видишь ли, меня там не было какое-то время. Жаль говорить о себе, Собран, а не о твоей Николетте, однако о ней я говорил несколько лет назад, не опечалив тебя своей историей.

— Ты опечалил меня.

— У самого входа рай похож на вулкан. Ангелу он не страшен, однако там дуют ветры вперемешку со снегом, похожим на стеклянную крошку. Я обманул, обошел всех, кроме Бога, которого я никогда не мог обойти, обмануть. Я предался Ему. Вокруг меня стали лед и тишина, потому что Господь не говорил со мной. Он лишь окружил меня небесным льдом и — о горе! — скорбью. Он не отпускал, я ушел сам — взлетел на Небо, нашел Николетту. На Небе ангелы могут найти всякого, кого пожелают, всякого, кто там есть. Я поговорил с твоей дочерью — все было, как я и рассказывал, и рай выглядел, как я сказал, — райски. Затем я оставил Николетту и покинул Небеса. Опять.

Зас надолго замолчал, потом спросил:

— Каков твой второй вопрос?

— Ты не закончил своей истории, — сказал Собран.

Может, ангел был чересчур горд, чтобы взывать к жалости винодела? Но он не поведал о том, как его ранили. Зас распахнул крылья, и Собран вновь увидел свечение метки — простой (красной, если Собран правильно помнил) полосы. Сейчас мужчина видел лишь светло-серый проблеск света, похожий на луч солнца, пробившийся сквозь морскую волну.

— Расскажи, как тебя ранили, — потребовал Собран грубым, надломившимся голосом. Умей он различать цвета, то увидел бы, как к губам ангела прилила краска.

Ангел рассказал, что когда он прошел обратно через вулкан, покрытый жгучей, разъедающей коркой льда, то увидел позади себя не один, а два следа — две воронки, в которые закрутился пар, восходящий от поверхности сернистого озера. То были его след и след архангела — более сильный и быстрый преследователь успел подняться над Засом и обрушился на него как орел, сбил. Зас упал на вечную мерзлоту.

— Ребра промялись там, где я ударился о землю, а кровь из носа тотчас обратилась в лед. Архангел восседал на мне, шепотом предупредив, чтобы я держался подальше от рая, что он более не потерпит нарушения границ. Я ответил: ты бьешь Бога, а архангел сказал, ударяя меня головой о лед: мы на земле, и Бог тут не властен, и, если я вновь окажусь у него на пути, он размозжит мне голову, съест все ее содержимое.

— Так он не поверил в договор?

— Думаю, он решил, будто договор — дурное дело и можно не обращать на него внимания. Или же оспорить.

— То есть ангел Господень ослушался и не подчинился Его воле?

— Что ж, будь все ангелы всегда согласны с Его волей, войны бы не случилось.

— В чем же ты не согласился с Богом?

— Это твой третий вопрос?

Собран перекрестился.

— Я верю в Бога, и я — не магистрат.

— Рад слышать это, — ответил Зас, добавив: — Что-нибудь еще?

— Да — Собран вздрогнул, обхватил себя руками и чуть наклонился. — Ты похож на кровавого убийцу, ступающего от одного трупа к другому, нарушая мир и неся ужас, ведь никто не может быть уверен, что убийства совершает один и тот же преступник. Так я думаю о тебе, а ты держал мое тело, входил в мой дом, и мои мысли, и мою жизнь все эти годы, и поэтому я должен знать: мучаешь ли ты души в преисподней?

28

Болезнь винограда, при которой белые ягоды становятся желтыми; не путать с vin jaune (желтым вином) (фр.).

29

Почва, на которой взращивается виноградник (фр.)