Изгнанник из Спарты

– И убедил их в этом своим акцентом, – сказал Аристон.

– Вот именно! – подтвердил Данай. – Послушай, а как поживала эта тощая мартышка, моя сестричка, когда ты ее в последний раз видел. Аристон?

– Хрис? – весело прогудел Автолик. – Да ведь она… Ой! Клео! Клянусь Афиной, ты отдавила мне все пальцы!

– Я тебе всю ногу отдавлю, если ты не замолчишь, о мой прекрасный глупый муж! – прошипела Клеотера. – Он ничего не знает!

– О моя госпожа, – произнес Данай серьезным тоном, в котором легко угадывалась насмешка, – наступать на ногу мужу значит подвергать его цензуре, что не пристало в демократическом обществе. Боюсь, что ты начиталась или насмотрелась пьес Аристофана!

– Можешь в этом не сомневаться, Дан! – простонал Автолик. – Особенно что касается «Лисистраты»! Подобным методом убеждения она пользуется уже многие годы!

– «Лисистрата»? – переспросил Данай. – Этой ко– медии я не знаю. Я видел «Ахарнян», «Всадников», «Облака», «Ос» и «Мир», но…

– Значит, ты пропустил «Птиц», «Женщин на празднике Фесмофорий» и «Лисистрату», – сказал Аристон. – Из них «Лисистрата», несомненно, лучшая. – Он вкратце обрисовал Данаю абсолютно непристойный сюжет этой комедии.

– В таком случае, твои слова должно рассматривать как гиперболу, Автолик, – заявил Данай, – ибо эти два прекрасных маленьких создания вряд ли выскочили в полном вооружении из твоего лба, подобно Афине из головы Зевса. Кстати, я жду, что вы двое просветите меня относительно того, что произошло в Афинах за время моего отсутствия…

– Завтра, Дан, – поспешно сказал Аристон. – Твой отряд уже удалился на приличное расстояние. Ну а нарушать строй подобным образом, да еще в день чествования твоего командующего, вряд ли пристало столь опытному воину…

– Ты прав, – согласился Данай. – Я зайду к тебе завтра, после того как засвидетельствую свое братское почтение Бриму, Халкодону и Хрисее и сыновнее своему отцу.

– Дан, – прямо в лоб выпалил Аристон, – твой отец умер.

– О! – произнес Данай и, склонив голову, замер на месте. Через мгновение он снова поднял ее. – В таком случае я принесу жертву на его могиле, – резко сказал он, – хотя я никогда не любил его. Привет тебе, моя госпожа Клеотера! Привет вам, калокагаты, друзья мои!

– О Аристон, Аристон! – выдохнула Клеотера, когда он отъехал от них. – Ты должен уехать отсюда! Немедленно! Он никогда не простит, что ты, что она…

– Не беспокойся обо мне, Клео, – сказал Аристон.

Дома Хрисеи не оказалось. Аристон, весьма этим обеспокоенный, отправился разыскивать ее. Он наведался всюду, где она, по его мнению, могла быть, даже к Сократу. Но и там ее не было. Впрочем, как и самого Сократа.

– Кто знает, куда могло занести этого никчемного бездельника, – прокомментировала его отсутствие Ксантиппа.

Удаляясь от этого дома. Аристон подумал, что сварливость Ксантиппы вполне может быть логически оправдана. Ибо для обычной женщины жизнь с гением и праведником, а Сократ, бесспорно, был и тем, и другим, должна быть невероятно тяжелой. Для начала ей приходилось мириться с каждодневным присутствием прелестной Мирты и детей, для нее чужих. Кроме того, ее муж постоянно находился в окружении блестящей молодежи вроде юного Аристокла, прозванного Платоном за его широченные плечи и уже победившего в панкратеоне на последних играх; всевозможных знаменитостей вроде великого полководца Ксенофонта; ослепительных красавцев, таких, как белокурый, черноглазый Фаэдон, юноша, вызволенный при содействии ее мужа из дома, который пользовался крайне дурной репутацией – что, без сомнения, возбуждало ее ревность, ибо в Афинах истинная красота не имела пола. К тому же, Ксантиппа, естественно, знала, что Феодота, самая известная в то время гетера в Афинах, была очень привязана к старому, уродливому философу, постоянно пользовалась его советами и, по слухам, щедро расплачивалась за них, причем отнюдь не деньгами. И наконец, что, с точки зрения практичной Ксантиппы, было хуже всего, Сократа окружали богачи вроде Аристона, от которых ее муж не согласился бы принять и бронзового обола.

Разумеется, Критон вложил сбережения философа, где-то около семидесяти мин, так удачно, что Сократ со своей двойной семьей имел доход чуть выше прожиточного минимума вне зависимости от того, занимался ли он своим ремеслом скульптора или нет, что вполне устраивало этого веселого старого мудреца, называвшего себя «сводником идей», «сутенером мысли» и даже «повивальной бабкой мудрости». Но Ксантиппу, знавшую, что софистам вроде Горгия платили до тысячи драхм за обучение одного богатого юноши, не могли не возмущать ее вечная нищета и полное пренебрежение материальными благами со стороны мужа.

«Если бы он хоть немного поступился своими принципами ради нее», – подумал Аристон. Но он знал, что это невозможно, что Сократ не признавал компромиссов. Тогда он выкинул все эти мысли из головы и возобновил поиски Хрисеи.

Но он нигде не мог ее найти. Уже наступала ночь, когда он подошел к своему дому, терзаемый беспокойством и страхом. Он хорошо знал, как Хрисея любит брата, и еще лучше – болезненные свойства ее натуры. Если он в ближайшее время ее не отыщет, то одному Зевсу известно, что она может…

Он остановился. У двери его дома стоял Данай. Молодой воин облачился в гражданскую одежду – простой хитон и хламиду. С ним были трое высоких и красивых юношей, гордая осанка которых выдавала в них всадников. Данай плакал, открыто, не стесняясь своих слез. В руках он держал два меча.

– Выбирай, Аристон! – всхлипывал он. – Теперь мне придется тебя убить, у меня нет другого выхода. Опозорить мою сестру, едва я ступил за порог, это…

– Дан, – устало произнес Аристон, – не будь глупцом.

– Ха-ха! – бушевал Данай. – Да, я был глупцом, но теперь поумнел! Бери меч! Не имеет значения какой. Они совершенно одинаковые, даю слово всадника. Я даю тебе шанс достойно защитить свою жизнь, ибо…

– Ничего ты мне не даешь. Дан, – сказал Аристон, – ибо я все равно не смог бы убить тебя. Даже защищаясь.

Несколько мгновений Данай стоял неподвижно. Затем он швырнул меч так, что тот, перевернувшись в воздухе, вонзился острием в землю между ступнями Аристона.

– Подними его. Аристон, – сказал он. Аристон покачал головой.

– Нет, Данай, – сказал он. – Во имя моей любви к тебе я этого не сделаю.

Данай повернулся к трем своим спутникам.

– Я призываю вас засвидетельствовать, что я предоставил ему равные возможности! – заявил он. – И я хочу, чтобы вы поклялись именем Афины, что не станете вмешиваться, что бы ни случилось. Клянетесь ли вы?

– Клянемся Афиной! – сказали они.

– Подними меч. Аристон! – закричал Данай.

– Нет, Дан, – произнес Аристон.

Тогда Данай бросился на него; меч сверкнул в его руке. Увы, он жестоко просчитался. Хоть Аристону стукнуло уже тридцать шесть лет, ни один человек в Афинах, возможно, за исключением несравненного Автолика, не смог бы одолеть его в борцовском поединке. В ту же секунду Данай почувствовал, что его рука, вооруженная мечом, очутилась словно в железных тисках; Аристон заломил ее ему за спину, дернул вверх и вывернул так, что его пальцы вынуждены были разжаться, или кости его руки переломились бы, как тростинки. Он выпустил рукоятку меча, и тот упал на землю. Аристон моментально отпустил его.

– Иди домой, Данай, – спокойно сказал он. – Ты ж знаешь, что теперь, когда ты безоружен, мое преимущество перед тобой больше того, что было у тебя с мечом в руке. Прошу тебя, уходи.

– Аристон, – прошептал Данай, – скажи мне, что все это ложь, все то, что я слышал. Скажи мне, что моя сестра не живет в твоем доме как наложница. Скажи мне!

– Она живет в моем доме как моя жена, – сказал Аристон, – или, если хочешь, она была бы моей женой, если бы полис предоставил мне гражданство, которое я пытался получить тысячу раз и тысячью способами. Греха нет ни на ней, ни на мне. Дан. Гестия свидетельница, что мы давно поженились бы, если бы могли.

– Но вы не можете, – прошептал Данай, – и ты это знал. Ты знал с самого начала, что…