Изгнанник из Спарты

Через несколько часов, стоя на высокой горной тропе – тропе теней и демонов, по которой за последние двадцать с лишним лет прошел только он один, – Аристон снова глядел на лежавшее внизу селение. Из-под притолок всех домишек курился дымок, но никого не было видно, кроме мальчика, который пас нескольких коз на краю лужайки, поросшей травой.

Аристон заметил белые кости Фрины, наполовину скрытые травой. Но ее черепа не обнаружил. Ни следа хрупкого маленького шарика, в котором при жизни таились мечты, надежды и нежные мысли. Только длинные берцовые кости, переломанные ребра, полукружья тазовых костей, под защитой которых, если бы деревенские гарпии не убили Фри-ну, могла бы начаться жизнь нерожденного бога. Да-да, божественная жизнь зародилась бы в этом нежном лоне. И мечтать, думать об этом вовсе не было кощунством, ибо какое другое существо могло родиться от столь великой любви, которую питала к нему Фрина?

Прежде чем повернуть назад. Аристон хорошенько запомнил, где лежит каждая кость. Наконец-то он осознал, что попытаться осуществить задуманное днем равносильно самоубийству, и намеревался собрать кости Фрины после наступления темноты. Однако отсутствие черепа его тревожило. Плоть человека в любом случае превращается в ничто, но какой прок от обряда, совершаемого над костями, ежели не хватает такой жизненно важной детали?

И еще. За свое преступление Ликотея должна умереть. Аристон очень сожалел, что остальные злобные гарпии избегнут наказания, но понимал, что ничего поделать нельзя. Да и потом, если рассуждать хладнокровно, они были лишь орудиями в руках преступницы, она же их ввела в заблуждение, обманула. А по обычаям периэков двойное убийство каралось именно такой смертью, если не хуже. А вот волчица прекрасно сознавала, что делает. И для этого не существовало никаких объяснений или оправданий. Бессмертные боги, как же она хорошо все продумала! Она явно кралась за ними по извилистому подземному лабиринту, шла по их следу, словно настоящая волчица. Только река остановила ее, без сомнения, она боялась воды, поскольку не умела плавать. А на берегу…

Она нашла одежду Фрины. Взяла ее и вернулась обратно, ко входу в пещеру. Там она нагнулась и обмакнула белую, тонкую ткань, прикрывавшую невинную, целомуд– ренную, нежную Фрину, в загустевавшую, кошмарную лу жу мужниной и Аргусовой крови. А затем использовала это как доказательство, чтобы убедить приемных дочерей Эри-ний, женщин Парнона, что Фрина…

– Готовь свою лодку, Харон! – тихо дал зарок Аристон. – Клянусь твоим повелителем, мрачным Аидом, тебе будет кого переправить сегодня через Стикс!

Но, сидя у костра возле дальнего входа в пещеру, Аристон осознал, что выполнить обещание нелегко. Он ведь понятия не имел, где, в какой хижине жил Эпидавр. Мало того, что нужно отыскать череп бедняжки Фрины, так еще придется красться от окошка к окошку, высматривая среди спящих Ликотею… Это было маловероятно. А попросту говоря, невозможно.

Погруженный в тягостные раздумья Аристон сидел у костра. Ему не без оснований казалось, что боги задали ему столько работы, сколько не задавали даже великому Гераклу. Если бы только найти способ… способ…

Внезапно он вскочил на ноги: его осенило! Он понял, что нужный способ не только существует, но и что он относительно прост. Сейчас примерно полдень. Мужчины придут пообедать со своих каменистых полей и пастбищ, где они пасут коз. Насколько было известно Аристону, все мужчины в селении были женаты. Значит, одна из хижин, в которую – поскольку Аргус мертв – не войдет мужчина, будет хижиной Востроглазого, а другая – никем не оплаканного Эпидавра. Его дом тоже еще явно пустует, ибо, во-первых, в селении больше нет мужчин брачного возраста, а, во-вторых, Ликотея еще не кончила носить траур.

Аристон вышел из пещеры и снова поднялся по тропинке. Оттуда, с высоты, он взглянул на селение. Эос, Артемида и Афина благоволили к нему: Аристон увидел саму Ликотею, которая величественно шла через площадь. Покраснев от стыда, Аристон неожиданно осознал, что волчица демонически притягательна. Разглядев при дневном свете ее лицо, уже не опухшее и без синяков, Аристон подумал, что, наверно, возлечь с ней – огромное блаженство, тем более что она, как всегда, была чистой.

И тут же стыд, подобно когтистому грифу, начал разди– рать Аристона. Думать такое о женщине, растерзавшей Фрину! О той, что вонзила свои зубы в…

Однако кое-кто тоже разделял его восторги. Ибо когда Ликотея проходила по улице, великан Панкрат поспешно выскочил из своего дома и подбежал к ней. Конечно, с такой высоты Аристон не мог слышать, о чем они говорили, но по выражению лица и жестам Ликотеи было понятно, что она ругает Панкрата за дерзость. Панкрат только рассмеялся в ответ на ее слова, привлек ее к себе и шлепнул по заду. Сверкнуло лезвие ножа. Великан отшатнулся и поднес руку к лицу. Потом отдернул – рука оказалась вся в крови. Ликотея располосовала ему лицо от уха до подбородка. Длинная косматая борода Панкрата тут же стала красной.

Аристон увидел, как Ликотея улыбнулась и ее сладострастные губы произнесли какие-то слова. Аристон догадался, что она сказала:

– В следующий раз это будет твоя мерзкая глотка, похотливый козел!

Ликотея отвернулась от богатыря, еле стоявшего на ногах, и пошла через площадь к дому. Аристон хорошенько заприметил ее хижину.

День тянулся целую вечность. А первые несколько часов после наступления темноты – и того дольше. Но юноша запасся терпением. Он был уверен, что периэки, как все деревенские жители, ложатся спать рано, но ждал, пока они заснут покрепче и можно будет спокойно выйти на площадь, чтобы собрать кости бедняжки Фрины.

Наконец юноша понял, что пора. Он не знал, благодарить ли ему богов за то, что на небе серебрилась полная луна– Конечно, это существенно облегчит поиски. Но, с другой стороны, он окажется в более уязвимом положении, если ему придется сражаться с врагами.

«Но поделать все равно ничего нельзя, – подумал Аристон. – Великая Афина, я молю тебя о помощи, ибо Фрина целомудренна и прекрасна. И тебя, о божественная Афро-дита, тоже умоляю, ведь клянусь душой, я любил Фрину. Тебя же, мой отец Дионис, вечно воскресающий бог, я прошу, чтобы ты разрешил мне с честью окончить мой жизненный путь. А тебя, бессмертный Арес, молю о храб– рости, дабы я мог отважно биться и, если будет нужно, пасть смертью храбрых».

Молясь, Аристон принес в жертву богам оставшееся вино. А затем взял оружие и двинулся в путь.

Началось все удачно. Даже слишком, и это могло бы послужить Аристону предупреждением. Все так прекрасно складывалось, что странным образом напоминало трюк, широко использовавшийся в плохих пьесах, которые горе-драматурги выставляли на суд зрителей во время дионисийских празднеств. Чтобы помочь актерам-гиппокритам – и, к слову сказать, самим себе – выпутаться из закрученной драматической интриги, они ставили за сценой скрипучую машину, она изображала то храм, то дворец, то хижину пастуха. Иногда машину водружали и на более видном месте, за орхестой, на площадке, где танцевал хор, и оттуда на вполне зримых веревках появлялся бог, дабы сотворить чудо и устранить все неприятности.

Луна высвечивала кости Фрины, они мягко поблескивали, словно жемчуг. Аристон собрал их, борясь с тошнотой, ибо ни голодным, вечно недоедавшим псам, ни воронам, ни целому рою насекомых не удалось очистить кости полностью. Там и тут Аристону попадались на глаза затвердевшие куски красно-черного мяса. Плоть от плоти его – ив таком виде! Вдобавок от костей исходил слабый запах гниения, сладковатый и тошнотворный; ни один человек не в силах его вынести. Но Аристон упорно терпел мучительную пытку. Он нежно обернул кости возлюбленной своим плащом, собрав все или почти все.

Кроме черепа. Аристон отошел в сторону и поискал там. Ни следа, ни малейшего следа! А ведь череп должен был бы первым броситься ему в глаза! Однако…

И тут Аристону неожиданно показалось, будто актер, играющий бога в какой-нибудь драме, съехал к нему вниз на веревках. Ибо, оглянувшись, он увидел свет, струившийся из окна какого-то дома. У Аристона перехватило дыхание. Но он очень хорошо запомнил местоположение этой хижины и не мог ошибиться. Свет горел в доме Ликотеи!