Дьявольская Королева

Всюду стучали молотки. Деревянные леса охватили фасады всех домов. В мастерских художников клиенты спорили о расценках, скульпторы обтесывали большие куски мрамора, ювелиры обрабатывали камни.

Наконец экипаж замедлил ход.

— Площадь Навона, — сообщил дядя Филиппо. — Расположена на месте цирка императора Домициана.

Такой широкой площади я прежде не встречала. По ней могла бы проехать дюжина экипажей одновременно. По периметру выстроились новенькие нарядные виллы.

Филиппо указал на здание в дальнем конце площади и гордо объявил:

— Римский дворец Медичи. Стоит на месте бань Нерона.

Дворец, отделанный мрамором, был создан в модном классическом стиле: трехэтажный, квадратный, с плоской крышей. Экипаж покатил по длинной, изгибистой подъездной дорожке и остановился. Возница спрыгнул на землю и постучал в дверь здания. Вместо слуги появилась женщина знатного происхождения.

Это была моя двоюродная бабушка, Лукреция Медичи, дочь Лоренцо Великолепного и сестра покойного Папы Льва X. Ее муж, Якопо Сальвиати, недавно был назначен послом Флоренции в Риме. На Лукреции, элегантной, худой и слегка сутулой, было шелковое платье в черную и серебристую полоску. Оно отлично сочеталось с ее волосами и бархатным головным убором.

Дядя Филиппо помог мне выйти из экипажа. Лукреция, улыбаясь, воскликнула:

— Все утро вас жду! Как я рада, что наконец-то увидела тебя, герцогиня.

Тетя Лукреция повела меня и Жиневру в мои новые апартаменты. Я считала свою келью в ле Мюрате роскошной. Но тут я оказалась в солнечной комнате с шестью обитыми бархатом стульями, персидским ковром, обеденным столом и большим письменным столом из вишни. На мраморных стенах висели картины: сцена «Благовещение», портрет юного Лоренцо, портрет моей матери — потрясающей молодой женщины с темными глазами и волосами. Лукреция вынула эту работу из запасника специально для меня.

От нее я узнала, что как раз в это время мой двоюродный дед Якопо общается с его святейшеством, они договариваются о моей аудиенции. Затем Лукреция оставила меня в компании портнихи. Та сняла мерки и пообещала сшить несколько нарядов.

Перед ужином явилась камеристка Лукреции. Вместе с Жиневрой они надели на меня взрослое платье из бледно-желтой парчи. От низкого лифа к шее поднималась вставка из тонкого, словно паутина, шелка. Волосы мне убрали назад и перевязали голову коричневой бархатной лентой, отороченной мелким жемчугом.

Оробев от такого наряда, я последовала за камеристкой в семейную столовую. Тетя Лукреция, Якопо и важный лысеющий старик приветствовали меня у порога. Я опустилась на стул и увидела, что напротив меня сидят Ипполито и Сандро.

Конечно же, я догадывалась, что они здесь будут, но не позволяла себе вспоминать об этом, встреча с ними казалась мне ужасной. Я не могла простить им предательства, однако они были единственными моими родственниками.

В девятнадцать лет Сандро еще больше походил на свою африканскую мать. На выбритом лице выделялись густые черные брови и большие темные глаза, окруженные тенями. Одет он был в старомодное lucco — свободную тунику высокопоставленного городского чиновника.

— Кузина, — церемонно произнес Сандро и поклонился, оставшись на месте, в то время как Ипполито обежал вокруг стола, с улыбкой приветствуя каждого.

Иссиня-черные усы и борода под красивым носом с горбинкой были густыми, большие карие глаза окаймлены пушистыми ресницами. В мочке его левого уха сверкал бриллиант. Одет он был в фарсетто, плотно облегавший торс. Я оценила ширину его плеч и узость талии. Ипполито был чрезвычайно хорош собой.

— Катерина, милая кузина! — воскликнул он. — Как же я по тебе скучал.

Он потянулся ко мне. В моем воображении мелькнул образ тети Клариссы, в ужасе глядящей на брошенные в спешке чулки и туники. Я подняла руку, чтобы помешать ему до меня дотронуться. Тем не менее он наклонился и поцеловал мою ладонь.

— Duchessina устала, — громко заявила тетя Лукреция. — Она рада видеть вас обоих, но ей довелось слишком многое испытать, так что не будем ее мучить. Вернись на место, Ипполито.

Еда была изысканной, но от одного ее вида меня мутило. Я положила в рот маленький кусочек и стала жевать. Мне хотелось плакать.

За столом текла неспешная беседа. В основном говорили донна Лукреция и господин Якопо. Он спросил меня, что я думаю о Риме. Я что-то пробормотала. Донна Лукреция вежливо осведомилась о занятиях кузенов. Ипполито с готовностью ответил. Наступила пауза, во время которой я ощущала на себе его взгляд.

— Мы все, конечно, ужаснулись, когда стало известно, что повстанцы взяли тебя в плен, — сказал он негромко.

Я отодвинула стул и выскочила из-за стола. Французские двери отворялись на балкон, с которого был виден город. В темноте светились тысячи желтых окон. Я сжалась в дальнем уголке и закрыла глаза. К горлу подступала тошнота. Казалось, меня сейчас вырвет. Хорошо бы вместе с рвотой изверглись и последние три года моей жизни.

Я услышала шаги и подняла глаза на силуэт Ипполито, подсвеченный огнями из столовой.

— Катерина… — Он присел подле меня. — Ты меня ненавидишь?

— Уйди. — Голос мой звучал очень грубо. — Уйди и больше никогда ко мне не обращайся.

Он печально вздохнул.

— Бедная кузина. Тебе, наверное, пришлось очень тяжко.

— Нас могли убить, — горько заметила я.

— Думаешь, я не чувствую своей вины? — спросил Ипполито с некоторой горячностью. — Войди в мое положение: я должен был совершить опасный побег, который вполне мог не пережить. Я скрывал наши планы, чтобы не подвергать тебя опасности. Мы оделись как простолюдины, нашими сообщниками были воры и убийцы. Мы не слишком им доверяли. А что бы они сделали с девочкой?

— Они порвали ей платье, когда мы лезли на стену, ища спасения, — отозвалась я. — Сердце этой девочки разбилось от мысли, что она теряет Флоренцию. Сердце разбилось, и она умерла.

Его лицо, еле различимое в темноте, болезненно скривилось.

— Мое сердце тоже разбилось, когда я покидал вас обеих. Мне казалось, что повстанцы найдут нас и обвинят, а вас освободят. Я думал, что тем самым вас защищу. Потом услышал, что вас захватили. А когда Кларисса умерла, я…

Ипполито отвернул лицо.

Я потянулась к нему, но когда он снова на меня посмотрел, нерешительно отдернула руку.

— Милая маленькая кузина, — промолвил он. — Возможно, со временем ты меня простишь.

Ипполито привел меня обратно в столовую. Ужин продолжился, все притихли. После я отправилась в свою комнату. Я нервничала, но после беседы с Ипполито чувствовала некоторое облегчение. В ту ночь в своей красивой новой кровати я старалась уснуть. Жиневра громко храпела в соседней комнате. Я вспомнила сожаление и грусть в голосе Ипполито, когда он говорил о Клариссе, и подумала, что бы могло случиться, если бы я не отдернула руку.

На следующее утро, надев наряд, подаренный Климентом, — платье и жемчужное ожерелье с бриллиантовой подвеской, — я уселась в золоченую карету вместе с Филиппо, Лукрецией и Якопо. Мы переехали через мост Святого Ангела, который назван в честь гигантской статуи архангела Михаила, стоящей на крыше замка Святого Ангела. Огромные крылья ангела распростерлись над раненым городом.

Этот мост через Тибр отделял Святой престол от остального города. По реке плавало множество торговых лодок, сотни парусов находились так близко друг от друга, что их можно было принять за одно громадное судно. Мутную зловонную воду почти не было видно.

С моста мы направились на площадь Святого Петра, представляющей собой круг, окаймленный массивной каменной колоннадой. В дальнем ее конце я увидела новую базилику Святого Петра. Построенная в форме римского креста, она возвышалась над обнимавшей ее колоннадой. Нищие и пилигримы, монахи и кардиналы — на мраморных ступенях все казались муравьями. На площади Святого Петра, как и повсюду в Риме, шел ремонт. Во времена нашествия площадь использовали как конюшню, поэтому сейчас по ее периметру стояли деревянные леса.