Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 19 из 104

Козимо убрал кинжал, закрыл глаза, глубоко вздохнул и стал покачивать головой.

— Мадлен, — прошептал он имя моей матери. — Мадлен… — Его веки затрепетали. — Мадлен.

Колдун застонал, его торс и руки задрожали. Так продолжалось с минуту, пока он не упал на стул. Из его груди вырвался резкий непроизвольный выдох.

Правой рукой он взял перо и опустил его в чернила. Перо бесновалось над бумагой, а рука, державшая его, порывисто дергалась. Затем она успокоилась и начала писать с невиданной скоростью.

Открыв рот, я смотрела на возникавшие на листе слова. Почерк был женский, язык — французский, родной язык моей матери.

Ma fille, m'amie, ma chère je t'adore

Дочь моя, любимая, дорогая, я тебя обожаю

Мои глаза наполнились слезами, такими чистыми и горячими, словно они исходили из раны, о существовании которой я не подозревала.

Женщина, самая великая из всего Дома

Ты встретишь своего благодетеля

Вопрос

Перо взлетело над бумагой. Рука Руджиери подрагивала. Пауза, потом снова быстрое письмо:

Вопрос

— Повстанцы меня убьют? — спросила я. — Меня освободят?

Рука поколебалась, а потом решительно вывела:

Не бойся, дорогая, Сильвестро позаботится о том, чтобы ты благополучно вернулась

Перо упало, оставив на бумаге темную кляксу. Рука Козимо совершенно расслабилась, а потом сжалась в кулак.

— Это все? — в отчаянии воскликнула я. — Должно быть еще…

Козимо потряс головой, затем замер. Его глаза открылись, пустые и затуманенные, они медленно прояснели, и астролог снова меня увидел.

— Твоя мама ушла, — сообщил он.

— Верните ее.

— Не могу.

Я смотрела на невероятные слова, записанные на листе.

— Но что это значит?

— Время расставит все на свои места, — сказал астролог. — Мертвые видят все: вчера, сегодня, завтра — это для них неважно.

Я взяла со стола лист бумаги и прижала его к сердцу. Вдруг Руджиери, стол, пол — все закружилось. Я пошатнулась. Комната накренилась, и я провалилась в темноту.

Проснулась я в своей кровати. Подле меня сидела сестра Николетта. Она держала в руке маленький псалтырь. Из окна струился свет и отражался от линз ее очков. Сестра подняла глаза и тепло мне улыбнулась.

— Милая девочка, проснулась.

Она отложила книжку в сторону и опустила прохладную ладонь мне на лоб.

— Лихорадка прошла, благодарение Господу! Как вы себя чувствуете?

— Пить хочу, — ответила я.

Николетта поспешно повернулась к столику, на котором стоял кувшин и чашка. Я села и быстро похлопала себя по груди. Я помнила, что положила туда лист с посланием матери, однако нашла лишь шелковый амулет и Крыло ворона. Я запаниковала: неужели посещение Руджиери было лишь бредом?



Тогда я стала ощупывать постель. Под подушкой мои пальцы почувствовали острый край бумаги, и я быстро ее вытащила. Она была сложена пополам, текст находился внутри, однако я узнала большую кляксу.

«Ma fille, m'amie, ma chère, je t'adore».

Когда сестра Николетта повернулась ко мне с чашкой в руке, я уже спрятала письмо под одеялом.

— Есть хочу, — заявила я. — Можете что-нибудь принести?

Единственной вещью, связывающей меня с матерью, было ее послание; все остальное забрали повстанцы. Я хранила листок под подушкой и каждую ночь туда заглядывала. Теплота, печаль и любовь окутывали меня. Письмо дарило мне утешение, с которым не мог сравниться ни один талисман.

Прошло Рождество, настал новый 1530 год. В феврале Папа Климент короновал Карла Испанского, императора Священной Римской империи. Климент выполнил свою часть договора, теперь Карлу предстояло передать Флоренцию в руки Медичи.

В первые месяцы года пушки молчали. Командующий имперскими войсками сообразил, что лучше обрушиться не на саму Флоренцию, а на города, снабжающие ее оружием и продовольствием. Летом перед осадой весь урожай за стенами Флоренции был сожжен, весь скот зарезан. Флоренция зависела исключительно от поставок из Вольтерры.

С наступлением тепла армия империи атаковала этот город. Мы выслали гарнизон на его защиту; Вольтерра пережила первое сражение. Затем командующий гарнизоном решил, что армия императора разбита окончательно и бесповоротно, и — несмотря на приказ — отправился домой отдыхать. Узнав об этом, принц Оранский повторно осадил город.

Я сидела за вышивкой, когда в дверях комнаты для рукоделия появилась мать Джустина. Лицо ее казалось озабоченным, хотя в ее взгляде я заметила тайную надежду.

— Вольтерра сдалась, — сообщила она.

Без помощи французов, без снабжения и оружия лидерам повстанцев грозило поражение.

Пока сестры уныло перешептывались, мой мозг усиленно работал.

Мои волосы, красивые, шелковистые, цвета коры оливкового дерева, выросли ниже талии. В тот день они были собраны в сетку и лежали узлом на шее. Я отстегнула сетку и встряхнула головой. После чего взяла ножницы и стала стричь. Процесс был долгим: ножницы предназначались для рукоделия и захватывали небольшие пряди. Каждый локон я аккуратно укладывала возле ног.

Ошарашенные сестры смотрели на меня во все глаза, только мать Джустина все поняла. Она стояла в дверях и, когда я была готова, сказала:

— Я подыщу тебе облачение.

Постригшись в монахини, клятвы я не принесла. Я была самозванкой, но даже сестра Пиппа не делала мне замечаний.

Тем временем горожане впали в отчаяние. Без продовольствия из Вольтерры, без дичи, которую охотники стреляли в лесах под городом, всем приходилось туго. Первыми жертвами стали бедняки, которые умирали на улицах. Началась чума. Мать Джустина убрала ящик для пожертвований и закрыла нижнюю решетку на двери.

В начале июля я получила от Козимо последнее послание.

Какое-то время я не буду писать. Сегодня утром я застал соседа, привалившегося к двери. Он сидел с закрытыми глазами. Как будто спал. Я подумал, что у него голодный обморок. К счастью, близко не подошел: увидел у него на шее бубоны. Я позвал его домашних, но никто не ответил.

Я поспешил домой и вымылся розовой водой с лимонным соком — средство, которое настоятельно рекомендую. На всякий случай сожгите это письмо и вымойте руки.

Надеюсь, мы еще встретимся лично.

Двенадцатого июля в сумерки я сидела в трапезной между Маддаленой и Николеттой. Сестры ужинали. Как и положено, во время трапезы все молчали. Ели минестру [10]без мяса и без пасты.

Восточную стену трапезной украшала фреска «Тайная вечеря». На примыкающей к ней стене располагалось большое окно, выходившее на внутренний двор и на дверь монастыря, ныне с наглухо заколоченными решетками.

Поверх облачения у меня висел золотой крест, но под одеждой втайне от всех я носила черный амулет Руджиери. Тщательно изучив свое происхождение, я выяснила положение планет и звезд в те дни и ночи. Марс, красный воин, вступил во взаимодействие с Сатурном, вестником смерти и разрушений, и прошел через мой асцендент [11]— через Льва, являющегося знаком королевской власти. Такое положение грозит опасностью и часто предрекает ужасный конец. А Сатурн, молчаливый и темный, гостил в моем восьмом доме, доме смерти. Звезды предсказывали мне, как и Флоренции, катастрофические перемены.

Раздался громкий стук в монастырские ворота, довольно неожиданный. Мы сидели очень тихо под звуки эха, отражавшегося от изношенной брусчатки.

Сестра Антония выразительно посмотрела на аббатису Джустину. Та кивнула. Антония поднялась и покинула трапезную. Вид у нее был настороженный, она старалась не встречаться со мной глазами. Возле двери послышались громкие мужские голоса.

Я отложила ложку. Стены, которые два с половиной года служили мне защитой, превратились в западню. Я вскочила на ноги в желании убежать, но знала, что бежать мне некуда.

10

Минестра — суп из овощей или бобовых, а также из рыбы или мяса, обычно с пастой или одним из злаков. Подается в горячем виде.

11

Асцендент — пересечение оси эклиптики с горизонтом в момент рождения человека. В астрологии — восходящий знак, находится на вершине первого дома гороскопа, эта точка характеризует основные черты личности.