Кости Луны

— Погодите…

— Каллен, хватит перебивать. Уверяю, когда я закончу, у вас не останется вопросов. Итак, существуют два набора Костей, но чтобы проявилась их сила, кто-нибудь должен их найти. Давным-давно я нашел Кости Печати и с того времени правлю на Рондуа. С моими методами вы знакомы, но спорить о политике мы сейчас не будем, без толку. Я правлю так, как мне нравится… Если бы ты, Пепси, не нашел Кости Дыма, я бы оставался у власти еще в течение трех Миланов. Знаешь, сколько длится Милан?

Пепси кивнул; взгляд его был спокоен и внимателен.

— Хорошо. Так вот, нашедший пять Костей, тех или иных, правит в течение пяти Миланов. Затем необходимо пройти испытание, но об этом чуть позже… Однако то, что сделал ты, вносит определенные коррективы. В прошлом часто случалось так, что оба набора Костей находили одновременно или почти одновременно. Последними совпали Киган Мерль и Нильские Тени [78]. Согласно закону, если такое произошло, оба должны сразу пройти испытание, и выживает только один. В тот раз победил Мерль и правил свои пять Миланов. Кстати, если вы не знали, Мерль был отцом мистера Трейси… После него наступил краткий период безвластия, а потом появился я. Должен сказать, что пять Костей Печати я нашел быстрее всех за всю историю Рондуа.

Довольный собой, Чили протянул руку к кушетке и взял четвертую Кость Луны — так безразлично отданную нам Дефацио, когда мы приплыли на его остров; похожую на бейсбольный мяч; использованную мной в прошлой жизни, чтобы спастись.

— То, что сказал вам Дефацио, не столь далеко от истины. Будучи правителем, вы в полном праве проводить свой курс и затевать большие перемены — но, увы, старые верования и те, кто их исповедует, умирают очень медленно. Как бы вы ни были умны и изобретательны, вам всегда придется бороться с кем-то, кто упорно не желает идти вашим путем, хоть кол на голове теши. В моем случае это были такие идиоты, как Трейси и Стастны Паненка, не говоря уж о Кипучем Пальце, который стар, как кремень, и так же упрям… Как только я не пытался их убеждать! Я приходил к ним как Джек Чили, как Алвин Вильямc, как Огненный Сэндвич… вы не поверите, в какие тяжкие мне приходилось пускаться, чтобы попробовать убедить их перейти на мою сторону!.. Из этого, дражайший мой Пепси, вовсе не следует, что если сегодня тебе повезет, то завтра ты не столкнешься ровно с теми же проблемами. Разве что тебе придется разбираться с моими сторонниками — а они, смею заверить, от своего не отступятся… Власть у тебя будет. Но если ты не примешься убивать всех и каждого, кто с тобой не согласен — а теоретически это в твоих силах, — тебе придется убеждать и уламывать… Жутко скучно, но без этого никак.

Слушая разглагольствования Чили, я немного расслабилась; можно было подумать, мы беседуем со старым правителем, который делится воспоминаниями о временах, когда занимал высокий пост. Разве что этот правитель по-прежнему находится у власти и, судя по тону, планирует там и остаться.

— Итак, ты находишь Кости, становишься правителем, и, если, пока ты у власти, никто не найдет другие пять Костей, тебе позволено править как заблагорассудится в течение пяти Миланов. Вот вся история Рондуа в нескольких фразах, пусть и длинных. Изложенная Джеком Чили, Алвином Вильямсом, Марцио, Огненным Сэндвичем и тэ дэ и тэ пэ.

— А что потом, после пяти Миланов?

— Ты проходишь испытание и погибаешь. Наступила долгая тишина — по ходу которой Чили разглядывал нас с непроницаемым выражением на лице/ лицах.

— Почему тогда это зовется испытанием? Обычно испытание можно пройти или не пройти.

— Каллен, какая ты несносная. Это не школа; пересдачи не будет, — издевательски отозвался он голосом Элиота. — И вообще, я давно мог бы тебя выгнать. Так что не наглей. Это называется испытанием, потому что так повелось, усвоила?

Но под угрозой находился мой сын, и я не могла молчать:

— Хорошо, даже если вы победили, жить вам всего пять Миланов. А сколько это?

— Не твое дело. Однажды у тебя был шанс, но теперь Рондуа для тебя — только сон. Мы же там живем. Пепси, ты нашел пять Костей Дыма и должен теперь пройти испытание. Я тоже… А еще ты должен понять, что, каким бы хорошим или плохим ты себя ни считал, предсказать, кто победит, невозможно. Все определяет случай. И я напуган ничуть не меньше тебя.

Наклонившись к нам, он растопырил ладони, и в них возникли два огромных пистолета. Размером с обувные коробки, иссиня-черные, отблескивающие смазкой.

— Выбирай.

Ни секунды не колеблясь, Пепси выбрал оружие. Для его ладошки пистолет был велик, так что держать пришлось двумя руками.

— Подождите!

Чили сверкнул глазами, и я осела в кресле.

— Ствол нужно вставить в рот, вот так… — Чили широко открыл рот и засунул туда ствол, так что спусковая скоба уперлась в нижнюю губу, а потом опять вынул, чтобы можно было говорить. — У тебя есть все причины не доверять мне, очень хорошо понимаю, так что начну я. Я спущу курок, и ты услышишь выстрел.

Но ничего не случится: решение не будет принято до тех пор, пока мы оба не выстрелим. Такова система, и если побеждаю я, то продолжаю править.

Сердце замерло у меня в груди, превратилось в лед.

— Пепси… Пепси, это обязательно?

— Да, мам. Обязательно. Мистер Трейси сказал, непременно будет что-то такое, иначе ничего не выйдет.

— Буквально минутку! — повернулась я к Чили. — Можно нам с ним вдвоем, совсем недолго?..

— Ну конечно, миссис Джеймс. Только кулачного боя не надо, как тогда облака.

Ну вылитый Алвин Вильямc. Встав, Чили обменялся взглядами с моим сыном, и я знала, что они абсолютно понимают друг друга, а мне на такое понимание нечего и рассчитывать. Чили вышел в кухню и отвернул кран — набрал стакан воды.

Я впилась взглядом в сына, словно тонула, и в предсмертное мгновение увидела всю нашу жизнь вместе. Сказать мне было нечего. Да и что тут скажешь? Какими словами можно выразить любовь? Словами, которые что-нибудь значат теперь, когда все сказано, сделано и почти уже позади…

Встав с кушетки, Пепси подошел, присел на корточки и положил голову мне на колени. Со всей нежностью, на какую была способна, я погладила его по голове. Волосы его были такими густыми и мягкими — словно у маленького мальчика, — взлохмаченными и мягкими, как во сне.

Смерть несет вовсе не печаль, а опустошение. Это-то и плохо. Большая черная дыра стремительно засасывает все твои чары, убеждения, смешные привычки, и внезапно понимаешь, что их больше нет, поскольку ты остался ни с чем.

Игруны, хохотуны, В шлемах, с галстуком вруны. Цып-цып-цып. Всегда любя Ты меня, а я — тебя.

Песня деревянных мышей. Единственное, что осталось у меня в этой новой пустоте, но сойдет и мышиная песня, голос еще не совсем пропал, так что я промурлыкала ее своему сыну Пепси.

Крепче вжавшись лбом в мои колени, он стискивал мне лодыжки, изо всех сил.

Деревянные мыши все выше и выше, А мышата и сыр из опилок — на крыше.

Он плакал, а я была его мама, вот и все. Только это мгновение нам и оставалось.

— Пепси, ты самый лучший. Я горжусь всем, что ты делал. Буду любить тебя всегда. А если потом что-нибудь есть, то буду любить тебя и после смерти. Понимаешь?

— Да, мам.

Чили беззвучно зашел к нам за спину. Громко рыгнул.

— Начнем, пожалуй.

Пепси стал подниматься, но запнулся о мою ногу и упал прямо на меня — я едва успела его поддержать.

— Вставай! Хватит тут возиться! Бери пистолет, и начинаем!

Голос Чили звучал необычно высоко. Это был чей-то другой голос — кого-то, кого я не знала. Чили тоже боялся.

Они сели на противоположные углы кушетки. Чили засунул ствол в рот и выжидающе замер. Пепси попытался сделать так же, но пистолет был слишком велик, и он закашлялся.

— Просто сунь в рот, глупый! Не обязательно так глубоко. Не трать время!

Пепси закрыл рот, сглотнул. Открыв рот, сделал, как велел Джек Чили.

78

С. 273. Нильские Тени— так назывался третий роман из романтико-конснирологического «Иерусалимского квартета» бывшего агента ЦРУ Эдварда Уитмора (1933–1995): «Синайский гобелен» (1977), «Иерусалимский покер» (1978), «Нильские тени» (1983), «Иерихонская мозаика» (1987). Первые две книги тетралогии — а также первый роман Уитмора, «Шанхайский цирк Квина» (1974), — выпущены по-русски издательством «Эксмо» в серии «Игра в классику»; выпуск остальных готовится. Прим. перев.