Гибель «Русалки»

– Хорошо. А ты, Пако?

– Я с вами. Эти белые дьяволы никогда не забудут, что я негр. Мне от них не раз доставалось…

– Тогда ладно. Прежде всего благодарите Бога, что ночь выдалась темной. Ты, Пако, раздевайся догола и в полночь ползи к оружейному ящику. Принеси все огнестрельное оружие и по абордажной сабле на брата. Ты, Джимми, прикажешь вахтенному покинуть палубу: все, мол, спокойно, а на вахту заступаем пока мы с тобой. Можешь даже выразить сочувствие тем парням, которых приказано выпороть завтра. Скажешь, что попытаешься убедить капитана простить их. И отдай Пако ключи от оружейного ящика. А ты, боцман, не пускай сюда женщин. Бьюсь об заклад, что матросы собираются напасть на нас во время порки, чтобы застать врасплох. А каюта – подходящее место для хранения оружия…

Но рок продолжал преследовать «Марту Джин». Пако вернулся и сообщил, что ключи ему не понадобились. Ящик с оружием взломан, возможно, еще несколько дней назад, унесли почти все пистолеты, наверно, потому, что их легко спрятать.

Джеймс Роджер и Гай понимающе переглянулись. Четыре человека против всей команды – шансы были неравными. Гай повернулся к боцману.

– Заряжай все мушкеты картечью, – сказал он. – А потом свистать всех наверх! Мы должны атаковать первыми – это наш единственный шанс…

Заслышав пронзительный свист боцманской дудки, разъяренный капитан Пибоди вышел на палубу. Но ни один матрос даже и головы не высунул.

– Что за дьявольщина у вас тут творится! – заорал капитан, и словно в ответ на его вопрос из носового кубрика вырвался язык пламени, разорвав ночную тьму. Капитан тяжело повернулся и рухнул на палубу. Стрелявший высунул голову, и Гай Фолкс, тщательно прицелившись, всадил мятежнику пулю прямо между глаз, и это было удачей, потому что Гай видел только неясные очертания его головы на фоне белой переборки. В ту же минуту из кубрика раздался оглушительный вой, и вспышки выстрелов на короткий миг разорвали тьму. Этого было достаточно, чтобы разглядеть капитана, корчившегося на палубе.

– Прикройте меня, – сказал Гай. – Я выйду – заберу капитана. Он еще жив.

Гай перезарядил пистолет, засунул его за пояс рядом со вторым и пополз от пиллерса до бухты каната, укрываясь в тени планшира, пока не добрался до капитана. Осторожно обхватив руками худое жилистое тело старика, он не без труда поднял его. Когда Гай бежал к полуюту, мимо просвистело несколько пуль. Раненый дернулся и застонал, и Гай понял, что в капитана попала еще одна пуля.

Он достиг каюты целым и невредимым. Одежду капитана разрезали. Вторая рана была нетяжелой: пуля застряла в плече, но из синеватого отверстия от первой пули под самым пупком медленно сочилась кровь. Корабельный врач или присоединился к мятежникам, или был пленен ими. Но это не имело значения. В сороковых годах девятнадцатого века любое ранение в живот было смертельным.

Джосая Пибоди открыл глаза. Они были похожи на глаза большого орла.

– Фолкс! – громко позвал он.

– Я здесь, сэр, – ответил Гай.

– Хочу попросить у тебя прощения, парень, – отчетливо произнес капитан. – Ты был прав. Прости старого упрямого дурака, ладно?

– Все в порядке, сэр, – мягко сказал Гай.

– Нет. Не все в порядке. Боцман!

– Да, сэр, – отозвался боцман.

– Принесите мне перо, чернила и судовой журнал. Хочу вписать в него свое завещание и благодарность трем прекрасным офицерам, которых у меня не хватило ума оценить по достоинству. И негру тоже. Принесите журнал, боцман!

– Есть, сэр!

Боцман сумел пробраться в капитанскую каюту и вернуться с судовым журналом, не подставляя себя под выстрелы.

Джеймс Роджер написал завещание под диктовку капитана. Джосая Пибоди оставлял все свои наличные деньги, около шести тысяч четырехсот долларов, Гаю Фолксу. Роджеру он завещал половину стоимости судна, составляющую около пяти тысяч долларов: Джимми долгое время был помощником капитана. Боцману за его труды по завещанию причиталась тысяча долларов, а Пако – пять сотен. Жене, дочери и брату он оставлял еще тридцать тысяч. Морская профессия оказалась прибыльной для старика…

Едва он дрожащей рукой подписал документ, а за ним в качестве свидетелей и два его помощника, как негр прошептал:

– Они выходят – сейчас нападут на нас!

– Ладно, – сказал Гай. – Не стреляйте, пока они на траверзе этого пиллерса. А потом дайте им жару. Цельтесь в ноги. Эти ублюдки получат хорошую взбучку, но они еще нам понадобятся.

Четверо мужчин подняли мушкеты. Пако положил еще по три заряженных ружья рядом с каждым из них. Они спокойно ждали.

– Огонь! – крикнул Гай Фолкс, и изо всех иллюминаторов вырвались языки пламени. Шестеро нападавших с воем рухнули. Остальные бросились наутек, но Гай и его товарищи свалили еще четырех, прежде чем они достигли спасительного кубрика. Затем наступила тишина, прерываемая только стонами раненых. Ночь подошла к концу. Наступил туманный облачный день, штормило. И вот, когда совсем рассвело, около сотни чернокожих высыпали из люков на палубу, пронзительно крича как черти, вылезшие из ада.

Они были вооружены поленьями, выданными им в качестве подушек. И теперь, вопя, визжа, приплясывая, они атаковали одновременно носовой кубрик и каюту. Ничего не оставалось, как только стрелять. Под перекрестным огнем офицеров и команды негры падали как подкошенные.

– Смотрите! – крикнул первый помощник, и Гай увидел белый флаг, развевающийся над кубриком. Матросы сдавались офицерам, но не чернокожим. Перед лицом этой новой, смертельной опасности они предпочли прекратить мятеж и объединиться с единственными на корабле людьми, достаточно храбрыми и умными, чтобы возглавить их.

С абордажной саблей и пистолетом в руках Гай Фолкс вывел на палубу свой маленький отряд – матросы с приветственными криками бросились им навстречу. Вскоре после этого все было кончено. Осыпаемые градом свинца, негры дюйм за дюймом отступали к люкам. Гандшпуги, кофель-нагели и со свистом разрезающие воздух плетки загнали их обратно вниз. И тогда офицеры и матросы в поту и крови предстали друг перед другом.

Точнее, только Гай Фолкс и Пол Талли стояли перед матросами: Джеймс Роджер лежал, распластавшись на палубе, его голова была проломлена поленом. Таким образом, среди белых оказались двое убитых: матрос, которому Гай прострелил голову, и помощник капитана. Никто из негров не был убит. Несколько человек, раненных в ноги мушкетными и пистолетными пулями, лежали на палубе, остальные бушевали внизу.

Гай отдавал короткие команды. Пако притащил из камбуза огромные котлы с кипящей водой. Их вылили через решетки на рабов. Раздались крики ошпаренных, потом все смолкло. Лишь два здоровенных негра выли, вцепившись в прутья одной из решеток. Гай кивнул боцману. Ни слова не говоря, Пол застрелил обоих.

Так закончился двойной мятеж – команды и рабов, – единственный, о котором Гаю когда-либо доводилось слышать. Но на него навалилось столько забот, что просто не оставалось времени ломать голову над разгадкой двух тайн: как удалось неграм освободиться от кандалов и почему взбунтовались вайдахи, обычно наиболее послушные из африканцев. Ответственность, лежавшая на нем теперь, была огромна: как единственный офицер, оставшийся при исполнении обязанностей на борту клипера, он стал капитаном корабля и должен был решить, что делать с мятежной командой.

К счастью, за него эту проблему решил капитан Пибоди. Старик приказал Пако вынести его на палубу. Он лежал на тюфяке, укрытый просмоленной парусиной, и все матросы, способные двигаться, чередой проходили мимо него. Он брал каждого за руку и говорил, что прощает его, если он согласится безоговорочно подчиняться новому капитану.

Вероятно, он имел в виду Джеймса Роджера, поскольку Гай скрыл от умирающего, что первый помощник погиб. Так или иначе, это не имело значения: команда была достаточно напугана, обуздана и готова подчиниться любому, кто обладал твердой рукой и громким голосом. И Гай вышел к матросам.

– Теперь капитан – я. Мистер Талли – мой помощник. Ты, Мартин, – обратился он к одному из сохранивших остатки порядочности матросов, – боцман. А сейчас – за работу, ребята! По местам! Поднять все паруса, кроме кливеров, спенкеров и передней брам-стеньги! Ветер очень слабый, поэтому шевелитесь!