Страница 9 из 56
Дом возле железнодорожной ветки зиял новыми пробоинами, там что-то дымилось. Удивительно, что Ермаков ничего этого не слышал, погрузившись в крепкий сон. Утром отказался от завтрака. Правило — на «охоту» идти только с пустым желудком, дольше проживешь. Фляжку с водой приготовил заранее, а Палеха (золотой мужик!) дал сверток с печеньем, сахаром и плащ-палатку. — С богом, Андрюха!
— К черту.
Боль в ноге немного за ночь утихла, двигаться стало легче. Отполз метров на восемьдесят от взводной траншеи и пристроился в старом окопе, вырытом еще в начале боев за город.
Снайперскому делу Андрея не учили, до всего доходил сам. Хотя на соревнованиях по пятиборью научился стрелять неплохо. Но снайперская охота это не только стрельба, а и умение находить надежную позицию для ведения огня. С вечера присмотрел укрытие на случай минометного обстрела у основания выщербленной стены, защищенной грудой кирпича, и частично прикрытой сверху расщепленной дверью. Укрытие — так себе, но лучшего поблизости не нашлось.
Передний край оживал. С высот Мамаева кургана дала несколько залпов по левобережному лесу батарея 105-миллиметровых гаубиц. Немецкие артиллеристы знали, что пусто там не бывает. Привозят запасы боеприпасов, продовольствия, ждут своей очереди на переправу маршевые роты. В кого-нибудь попадут.
Взрывы снарядов, падающих в лесу, малоэффективны. Деревья гасят осколки и взрывную волну, а людей размещают в глубине леса, низинах, пересохших ериках. Беда, если тяжелый снаряд ударит в дерево, возле которого находятся бойцы.
Здесь уж как повезет и под каким углом рванет снаряд. Может, осколки разлетятся поверху, срезая ветки и верхушки соседних деревьев, а может, обрушатся смертельным снопом вниз, там, где лежат тревожно переговариваясь, бойцы, в большинстве не нюхавшие пороха. Гадают, что их ждет завтра, доставят ли обед и когда поведут к переправе.
Ничего уже не будет. Сухие листья падают на тела, пробитые острыми, как зубья, осколками. Расползаются тяжелораненые. Кому-то повезло, их защитили раскидистые тополя и заросли вяза. Братскую могилу роют здесь же. Эти ребята до Сталинграда уже не дойдут. Отвоевались.
На закуску немецкие гаубицы выпустили несколько фугасов, целясь в бревенчатый причал у поселка Красная Слобода. Бревна массивные — этим калибром их не перешибешь. Порванные тросы быстро восстановят саперы, заменив заодно расщепленные доски и мелкие бревна.
Ермаков уже два часа следил за амбразурой дота, прикрытой металлической заслонкой. Блеснули линзы немецкой оптики, фрицы осматривали берег. Кое-где вели огонь пулеметы обычного калибра, легкие минометы. Мощные пули крупнокалиберного «машингевера», укрытого в доте, способны за полкилометра пробивать броневую плиту, но достойной цели для себя немцы пока не видят.
Внизу, на мокром песке, вышагивали вороны, раздергивая останки человеческой плоти. Эти ребята на кромке берега в большинстве останутся пропавшими без вести. Вряд ли их товарищи успели забрать документы, а упавший человек не обязательно убит. Да и кто там ночью чего понял? Упал боец, отлежался, а потом попал в другую часть. И будут ждать без вести пропавшего и год, и два и даже, когда война закончится.
Броневая заслонка поднялась повыше. Значит, фрицы что-то приметили. Левее окапывались бойцы соседнего полка, но их прикрывал бугор. Стрелять по ним бесполезно, немцы патронов на них не тратили. Вдоль левого берега на большой скорости прошел катер — до него слишком далеко. Тоже ни к чему себя лишний раз обнаруживать.
Переправа днем сокращалась до минимума. Но масса бойцов 62-й и 64-й армий постоянно нуждалась в огромном количестве боеприпасов. Без хлеба и махорки можно прожить. Раненые под обрывом потерпят до ночи, а кто умрет от заражения или не вовремя сделанной операции, такая, значит, судьба.
А без патронов никак не проживешь. Октябрь сорок второго был месяцем непрерывных немецких атак. Если кончатся патроны — труба дело. Бойцы копаются в заваленных окопах, выворачивают карманы убитых, воротя нос от нестерпимой вони. Находят пол сотни патронов россыпью, несколько обойм в порванном подсумке. Смятый пулеметный диск наполовину опустошен, но сколько-то патронов осталось.
В обрушенной ротной землянке должен бы оставаться небольшой старшинский запас. Рыхлую землю разгребают лопатками, касками. Есть! Среди глины, камней, клочьев одежды и останков тел нашли несколько просмоленных пачек патронов, две пулеметные ленты и ящик чудом не сдетонировавших гранат.
Ура, живем! Но если разделить найденные боеприпасы на взвод (тем более на роту), то до вечера не хватит. На штыках не продержишься. Поэтому с левого берега посылают мелкие суда, иногда бронекатера, а то и простые лодки с допотопными подвесными моторами, заранее обрекая половину из них на уничтожение.
Вот и сейчас прошел на полной скорости знакомый бронекатер С-40 с бортовым номером «Об». Кто везет, на того и грузят. Капитан «шестерки» — молодой, отчаянный, но уже набрался опыта и пересек Волгу почти благополучно.
Почти, потому что полевая 7 5-миллиметровка угодила в носовую часть фугасным снарядом, вырвала кусок палубы, но остановить ход смелого корабля не смогла. Хоть кто-то и погиб из экипажа, но тридцать тонн груза доставлено: мины, патроны, снаряды к легким пушкам, махорка, сухари и прочее.
А еще принято посылать с курьером засургученные конверты. Могут в спешке харчи и медикаменты забыть, но конверты с увесистыми гербовыми печатями не забудут. Там приказы, инструкции, грозные предупреждения: «Держаться… ни шагу назад… разъяснять бойцам ответственность… за трусость к трибуналу… к расстрелу… в штрафные роты (они только-только появились)». Как же такие пакеты забудешь взять? Без них война — не война, и все рухнет.
«Шестерка» доту с его крупнокалиберным «машингевером» не по зубам. Да и не хотят фрицы рисковать. На бронекатере трехдюймовое орудие в танковой башне и три пулемета. Могут ответить так, что мало не покажется.
И хотя риск получить снаряд в амбразуру минимальный (капитан отчаянно маневрирует, бросает корабль из стороны в сторону, уклоняясь от плотного вражеского огня), немцы не согласны и на этот минимальный риск.
Орудие бронекатера вело беглый огонь на ходу. Если шесть килограммов добротного русского тротила и стали влетят в амбразуру, то расчет размажет по стенам. Лучше не рисковать без нужды. Покурить, похлебать теплого кофе из термоса и дождаться подходящей цели, наблюдая за Волгой через опущенную броневую заслонку.
Такая цель вскоре появилась. Пассажирский катер-трамвайчик, который до войны ходил в заволжские хутора, возил отдыхающих на пляж. Многочисленные окна в трюме заколотили досками, рубку обшили тонким листовым железом, но пароходик остался тем же беззащитным речным извозчиком со скоростью десяток узлов.
Катер вывернулся из-за обрывистой оконечности острова и, выжимая все возможное из своего стодвадцатисильного двигателя, шел к правому берегу. Только острая необходимость заставляла пускать в почти безнадежный путь такие катера, лишенные брони и с трудом выжимающие свои десять узлов. Немецкие самолеты ввязались в схватку с нашими истребителями, и первую половину пути судно прошло благополучно.
Теперь катер обстреливали из полевых орудий — с холмов, а заслонка на амбразуре поползла вверх, давая возможность открыть огонь из крупнокалиберного пулемета.
Очередь. Еще одна. Ермакову показалось, что при свете вспышек он хорошо видит лицо в глубине дота. Андрей нажал на спуск. Пуля выбила рыжее облачко кирпичной крошки. Надо взять чуть левее и не торопиться. Стреляная гильза, звякнув, отлетела в сторону, а хорошо смазанный затвор подал очередной патрон с бронебойно-зажигательной пулей.
Удивительно, но Андрей не услышал своего второго выстрела — слишком сильно был напряжен. Но пулемет замолк, и, пока длилось это недолгое молчание, Ермаков загнал в казенник третий патрон. Пулемет снова ожил. Трассы хлестнули по воде, потом заплясали огоньками на борту катера, ближе к корме, там, где находится двигатель.