Страница 6 из 56
— Просрали красные Сталинград, — доходчиво рассуждали отважные солдаты 6-й армии Паулюса и затягивали сразу в несколько голосов: «Вольга, Вольта, мать родная, Вольга руськая река…».
Пели немцы музыкально и бодро, наши отвечали руганью и выстрелами из винтовок. Отсчитывали разрешенное количество очередей ближние пулеметы, а фрицы манили бойцов в атаку:
— Вперед! Чего сидите? Мы уже пулеметы приготовили.
Красноармейцы смотрели на десятки трупов, устилавших берег, и переругивались от злости. Хотелось жрать, кончалось курево, раненые мучились в окопах до темноты. Эвакуировали их только ночью.
Подобный прорыв может случиться и на правом фланге восьмой роты. Взвод лейтенанта Палехи удерживал участок, рядом с которым тянулся к Волге небольшой овраг, поросший ивняком и скрученными, как веревки, обгоревшими вязами. По дну струился грязный ручей, и густо несло трупным духом.
Проблема состояла не только в малочисленности личного состава, но и в том, что овраг находился в стыке с седьмой ротой. Склоны были более-менее укреплены, но лезть в болотистую низину никому не хотелось. Считалось, что дно оврага надежно прикрыто со склонов.
Овраг и подходы к нему были утыканы минами, но долго ли отделению саперов расчистить проход? Одной ночи хватит. А перед рассветом внезапная атака, и вот он, песчаный берег реки в руках у немцев. Рой укрепления или пользуйся русскими окопами и ставь на прямую наводку минометы, «машингеверы», а кое-где и легкие пушки.
Корабли у русских, в основном, деревянные. Половина речного флота — бывшие рыбацкие сейнеры да баркасы, которые можно топить даже пулеметами. Займут фрицы овраг, вроются в склоны — и вот он плацдарм для следующего удара. Не говоря уже об утерянном очередном участке для переправы. Батальон Логунова занимал этот невыгодный со всех сторон рубеж не от хорошей жизни.
Выше по склону пытались зацепиться за разваленный толстостенный железнодорожный барак, но удержаться сумели там недолго. Немцы обрушили вначале пикирующие бомбардировщики, затем подогнали три танка, в том числе один огнеметный, и выжгли русских из развалин, несмотря на отчаянное сопротивление.
Василий Васильевич Палеха, смуглый, чем-то похожий на грека, перед начальством не гнулся. Доложил, что взвод ведет наблюдение, насчитывает семнадцать человек. На вооружении, кроме винтовок, имеются три ручных пулемета. Боеприпасы по норме, и даже сверх того.
— Станкового пулемета нет?
— Нет. Разбили «максимку».
Палеха вздохнул с такой печалью, что помощник по комсомолу, не выдержав, хихикнул.
— Тебе что, цирк тут? — обернулся к нему комиссар. — Здесь люди насмерть стоят. Противотанковые ружья имеются?
— Никак нет, отсутствуют, — бодро отозвался пожилой лейтенант Палеха.
— И людей у тебя маловато. Сегодня обязательно пополнение пришлю. Человек восемь-десять, а может, и больше наскребу.
Василий Васильевич промолчал. Долгая служба в Гражданскую и после нее научила его не слишком доверять обещаниям начальства.
— Станкач тебе нужен и противотанковое ружье.
— Неплохо бы.
— Автоматов сколько в наличии?
— Целых три.
— Шутник ты, лейтенант, — добродушно погрозил пальцем комиссар полка. — Наверное, из-за своих шуток до седых волос в лейтенантах ходишь. А тебе уже майорские «шпалы» пора носить. Сколько годков исполнилось? Небось сорок уже?
— Сорок четыре, — гордо вскинул свой греческий профиль Василий Васильевич Палеха, который командовал батальоном еще в двадцать восьмом году.
Щеглов смутился. Он был на одиннадцать лет моложе взводного.
— Автоматов тоже подброшу, — машинально пообещал комиссар.
— Спасибо. Лучше людей пришлите. Хотя бы пяток.
Палеха знал, что если обещают много, то можно вообще ничего не получить. Кроме того, будучи хозяйственным командиром, он хранил три немецких автомата, а один из ручных пулеметов был также немецкий, надежный МГ-34 с запасным стволом и ящиком патронов.
Беседа протекала дружелюбно. Помощник по комсомолу успел собрать несколько заявлений от бойцов с просьбой о приеме в ряды комсомольцев. Комиссар Щеглов, довольный дисциплиной, хорошим состоянием траншеи и пулеметных гнезд, уже намекнул комбату Логунову, что пора такого активного командира повысить в звании.
Комбат Григорий Матвеевич Логунов согласно кивнул, и все бы кончилось хорошо, но черт понес комиссара полка получше осмотреть немецкие позиции.
— Вон на тот склон поднимемся, — показал он направление. — Оттуда хорошо видно.
— Не надо, товарищ полковой комиссар, — попросил Палеха. — Опасно там. Снайперы балуются, и крупнокалиберный пулемет неподалеку.
— Ну и что теперь? — значительно оглядев свое многочисленное окружение, заявил Щеглов. — На войне всегда опасно.
И зашагал вперед. Илья Харитонович Щеглов собирался понаблюдать за передним краем немецких позиций из-за вязов и кустов ивняка, которые по его мнению являлись подходящей маскировкой.
Будь Щеглов с одним или двумя сопровождающими, немцы вряд ли бы его разглядели среди густого сплетения деревьев и зарослей ивняка. Подвела многочисленная свита, толпой окружавшая комиссара. Хруст сухой травы и непонятное мелькание сразу насторожило немецких наблюдателей с их сильной оптикой.
Крупнокалиберный пулемет в подвале разрушенного дома гулко, как в пустую бочку, отстучал пристрелочную очередь. Пули пошли с завышением.
— Ложись, — в отчаянии крикнул Палеха, но комиссар растерянно продолжал стоять с биноклем в руке, а остальные глядели на него.
Пулеметчик был опытный. Мгновенно скорректировал прицел, и следующая очередь, как косой, прошлась по ивняку. Розовощекий автоматчик свалился как подкошенный, упал комиссар, остальные мгновенно бросились на землю.
Пулемет продолжал сыпать очереди. Палеха, который никогда не терялся, крикнул своему помощнику:
— Огонь из всех стволов!
Взвод дружно огрызнулся. Два «Дегтяревых» и трофейный МГ-34 скрестили трассы на амбразуре, там поднялось облачко красной кирпичной пыли.
Подхватили комиссара и потащили вниз. Щеглову повезло. Пуля калибра 13-миллиметров распорола новую дымчатую шинель и прошла вскользь, разорвав кожу под мышкой. Шинель мгновенно стащили вместе с кителем, перевязали рану.
— В грудь угодило? — тревожно спрашивал Щеглов. — Легкое не пробито?
— Ничего опасного, Илья Харитонович, — влез пронырливый агитатор полка. — Ловко вы ихнего пулеметчика обхитрили. Он по кустам шпарит, а вы уже в укрытии.
— Ловко, — болезненно морщась, Щеглов ощупывал ноющую подмышку. — Кровь так и продолжает идти. Водка у кого-нибудь есть?
Водка, конечно, нашлась. Комиссар сделал несколько больших глотков и через силу усмехнулся. Это было его первое ранение за год войны. Щеглов не предполагал, что пули жалят так болезненно. А может, зажигательная угодила? Тогда точно, без осложнения не обойдется.
— Сейчас мы вас эвакуируем, — суетился комбат Логунов. — Все будет нормально.
— И побыстрее бы, — озабоченно торопил Палеха. — Через пару минут немец мины сыпать начнет.
— Рана, правда, не тяжелая? — тихо спросил у ротного помощник по комсомолу, проявляя положенную заботу о начальстве.
Смуглый, прокопченный за горячее лето сорок второго, взводный Палеха презрительно оглядел мордастого парня с лейтенантскими кубиками. Тебе бы как настоящему мужику воевать, а не бумажки в штабе перекладывать.
— А ты сам не видел — тяжелая или нет? — огрызнулся Василий Васильевич. — Царапина. И уносите быстрее своего генерала.
Не выдержав, крикнул вслед:
— У нас третьим взводом мальчишка-сержант командует. Не хочешь взвод принять?
Но комсомольский работник спешил не отстать от свиты и ничего не ответил.
Про бойца из комендантского взвода никто не вспомнил. В воздухе уже звенела первая мина, за ней вторая, а потом посыпались без счета. Пулеметчики Палехи знали свое дело и наверняка кого-то срезали. Возможно, попали в амбразуру. Теперь в ответ летели мины.