Темное предсказание

Айслинн покраснела и взяла стакан.

— Я знаю. Конечно. Прости.

Кинан пожал плечами, но даже несколько мгновений ее страха были способны испортить ему настроение. Он улавливал эти мгновения, а она не могла их отрицать. Порой Айслинн казалось, что совместное управление двором соединяло ее и Кинана странными узами, к которым они оба не были готовы. Она хорошо могла принимать вид уверенной и доброжелательной королевы. Придворные считали этот образ истинным, и только Кинан был способен заглянуть дальше.

«Друзья. Мы — друзья. Не враги и не что-то еще».

— Я поговорю с Донией, — сказала Айслинн. — Обещать ничего не могу, но попробую. Возможно, нам обеим это пойдет на пользу… В последние недели она часто раздражалась на меня. Если всему виной весна, нам тем более стоит поговорить.

Кинан осторожно сжал руку Айслинн.

— Ты хорошо выдерживаешь мои поручения. Но я-то знаю, что тебе это нелегко.

Айслинн не выпустила его руку. Наоборот, удержала ее с силой, приобретенной после потери смертной природы.

— Мое терпение не беспредельно. Если у тебя опять появится какая-нибудь тайна вроде того, как было с Лесли…

Она умолкла. Солнечный лучик, живший под ее кожей, выпрыгнул наружу. Дело было не в утрате самообладания. Айслинн показала Кинану, что не хуже его владеет стихией солнечного огня.

— И что? — осторожно спросил Кинан.

— Это будет очень глупо с твоей стороны. Лесли смогла освободиться только благодаря Доний. А ты меня подвел. Не хочу, чтобы такое повторялось.

Кинан молчал и просто держал Айслинн за руку. Когда она попыталась отодвинуться, он улыбнулся.

— Не уверен, что твоя угроза даст желаемый результат. Между прочим, в гневе ты еще привлекательнее.

Айслинн густо покраснела, ибо нужные слова не совпадали с тем, что она могла сказать в ответ. И все же она не отвела глаз.

— Кинан, я не шучу.

Его улыбка погасла. Кинан отпустил ее руку. Лицо короля Лета стало серьезным.

— Никаких секретов, — кивнул он. — Ты об этом просишь?

— Да. Я не хочу, чтобы мы с тобой стали противниками. Или играли в словесные игры.

Айслинн знала: фэйри умели искажать смысл слов, обращая их себе на пользу.

— А я люблю словесные игры, — сказал Кинан и снова обольстительно улыбнулся.

— Кинан, я говорю серьезно. Если мы собираемся действовать вместе, ты должен быть более открытым со мной.

— Неужели? — с вызовом спросил Кинан. — Ты этого хочешь?

— Мы не можем сотрудничать, если я вынуждена гадать о твоих мыслях.

— Ну, если ты действительно уверена, что тебе нужно именно это…

По интонации его голоса было непонятно, поддразнивает он Айслинн или говорит серьезно. Возможно, то и другое разом.

— Тебе это действительно нужно? — снова спросил Кинан. — Ты уверена, Айслинн? Ты именно этого добиваешься от меня? Полной честности?

Айслинн ощущала ловушку, но поворачивать назад — нет, это не выход, если она собирается во всем быть равной Кинану. Она заставила себя посмотреть ему прямо в глаза и сказала:

— Да. Хочу полной честности.

Кинан откинулся на спинку дивана. Он пил воду маленькими глотками и смотрел на Айслинн.

— Тебе незачем терзаться сомнениями. Я вот сейчас думал: иногда сиюминутные дела заслоняют от нас главное. Заботы двора, Дония, Ниалл, твои школьные занятия… За всем этим так легко забыть: если бы не ты, у меня бы ничего не было. Но мне нелегко забыть о том, что я хочу большего.

— Я не это имела в виду, — вспыхнула Айслинн.

— Теперь ты затеваешь со мной словесные игры? — с нескрываемым вызовом спросил Кинан. — Ты будешь выбирать, когда тебе нужна моя честность?

— Нет, но…

— Ты сказала, что хочешь знать, о чем я думаю. Никаких условий. Никаких словесных игр, Айслинн. Твой выбор. — Кинан поставил стакан на столик. — Неужели ты сразу передумала? Так ты хочешь, чтобы у нас были секреты или не хочешь?

Айслинн стало страшно. Под угрозой оказалась не ее безопасность, а их дружба, которую они так долго строили.

Айслинн молчала, и Кинан продолжал:

— Я думал о том, что никакая иная смертная девушка не сумела бы справиться ни с одним из дел, с какими справляешься ты. Не сумела бы даже приспособиться к жизни фэйри. Летние девы не могут приспосабливаться так быстро. Ты не оплакивала свою прежнюю жизнь, не сердилась и не цеплялась за меня.

— Я кое-что знала о мире фэйри. А они почти ничего не знают о мире смертных.

Слушая Кинана, Айслинн все больше ненавидела неспособность фэйри лгать. Было бы легче солгать и сказать, с какой болью она превращалась из смертной девушки в фэйри. Было бы легче отрицать, что она приспособилась к новой жизни даже быстрее, чем ожидала. Она могла бы наговорить еще немало лживых слов о внутренней борьбе и усилиях.

«Скажи я все это, он бы вел себя иначе».

Кинан не ограничивал ее пространство. Не торопил. Он был ей другом и даже не приближался к установленным ею границам.

«Бежать. Бежать прямо сейчас».

Она не тронулась с места.

А Кинан подвинулся ближе, вторгаясь в ее пространство.

— Ты сама знаешь: не все можно перевести в слова. И я знаю, что поступал правильно, когда столько лет не искал себе королеву. Я ждал тебя, и, думаю, мои ожидания были не напрасны. — Кинан дотронулся до ее волос, и солнечный лучик скользнул ей под кожу. — Будь ты моей королевой, то есть настоящей королевой, наш двор стал бы еще сильнее. Будь ты моей, без разных приманок смертного мира, мы бы находились в большей безопасности. Летом надо наслаждаться теплом и получать удовольствие. Когда я рядом с тобой, мне хочется забыть обо всем остальном. Я люблю Донию и всегда буду любить, но когда я с тобой…

Айслинн и сама знала конец его фразы. Она чувствовала правду его слов, но какая-то часть ее существа не хотела жертвовать собой во имя благополучия Летнего двора. Знал ли Кинан о ее мыслях? Знал ли он, что ее упорное стремление воспринимать статус королевы как работу, а не как личные отношения ограничивало рост могущества их двора? Эти вопросы она предпочитала оставить без ответов.

— Двор сейчас сильнее, чем прежде, — тихо сказала она.

— Да, и я благодарен тебе за то, что ты дала нашему двору. Всего остального я готов ждать сколько угодно. Вот об этом я и думал сейчас. Наверное, я должен был думать о государственных делах, но… — Кинан наклонился к ней и не отводил взгляда. — Сейчас я могу думать лишь о том, что ты здесь, рядом со мной, в твоем настоящем мире. Я действительно люблю Донию, но и свой двор я тоже люблю. Айслинн, я мог бы любить и тебя, если бы наша любовь была взаимной. Если бы ты позволила, я бы любил тебя так, что мы бы позабыли обо всем, кроме нас двоих.

— Кинан…

— Ты просила честности.

Он не лгал. Он не мог и не умел лгать. Сейчас это не имело значения. Его правда, все эти слова не имели и не могли иметь никакого значения.

Айслинн ощущала солнечный лучик, живший где-то в глубине ее существа. Лучик расширился, и у нее была готова лопнуть кожа. На краткое прикосновение Кинана она ответила с такой искренностью, какую позволяла только наедине с Сетом. Это была ее ошибка.

Ошибка ли? Предательский внутренний голос нашептывал: «Он мой король, мы соратники, мы правим вместе».

Айслинн положила руку Кинану на грудь, намереваясь оттолкнуть его, однако солнечный лучик тут же выпрыгнул и запульсировал между ними. Их тела превратились в гигантские проводники, а лучик стал энергетическим жгутом, подпитывающим их обоих.

У Кинана распахнулись глаза, и сбилось дыхание. Он наклонился к Айслинн. Ее тоже потянуло к нему. Другой рукой она уперлась в подушку, намереваясь все-таки оттолкнуть его. Но наделе они почти прижались друг к другу, и единственным барьером служила левая рука Айслинн.

Кинан поцеловал ее, как целовал раньше, когда она еще была смертной. Помнится, однажды она выпила слишком много солнечного вина и танцевала с ним несколько часов подряд. Во второй раз он целовал ее, соблазняя. Тогда Айслинн требовала, чтобы он оставил ее в покое. Этот раз был третьим по счету. Кинан целовал ее так нежно и осторожно, что поцелуй вполне сошел бы за легкое касание губ. Поцелуй, похожий на вопрос. Это было проявление любви, что ухудшало ситуацию.