Коварная красота

Он вынул из кармана листок бумаги, написал на нем что-то.

— Мои координаты. Если передумаешь…

— Не передумаю.

Записку она, впрочем, взяла — стараясь не дотрагиваться до его пальцев, чтобы прикосновение не ухудшило дело, — и сунула в карман.

Пассивное сопротивление, сказала бы бабушка. Перетерпи и уйди.

На них таращился Эдди. И мертвячка.

Юноша-фэйри наклонился, шепнул:

— Хотелось бы узнать тебя поближе, — и принюхался к ней, как будто и в самом деле был зверем в человеческом обличье. — Правда.

Правило номер один: никогда не привлекай к себе внимания фэйри. Айслинн еле сдержалась, чтобы не броситься бежать — подальше и от него, и от собственного необъяснимого желания уступить. На пороге магазина она споткнулась, услышав тихий голос мертвячки:

— Беги, пока можешь.

Кинан смотрел ей вслед. Не побежала, но очень этого хотела. Страх Айслинн он чувствовал как трепет сердца испуганного зверька под рукой. Обычно смертные от него не убегали, тем более девушки. За все годы, что он играл в свою игру, так поступила лишь одна.

Но эта… она испугалась. И без того бледное лицо, обрамленное прямыми иссиня-черными волосами, сделалось еще белей, как у призрака, когда он к ней подошел. Чувствительная. Уязвимая, легко поддастся внушению. Впрочем, возможно, так только кажется — из-за ее маленького роста и хрупкости. Он мог бы укрыть ее всю под полой своего пальто. Совершенство. Нужно, конечно, приодеть ее, снять эти неказистые (видимо, она предпочитает такой стиль) вещи, украсить драгоценностями. Но пока сойдет и так. Хорошо, что волосы длинные.

А еще ее удивительная сдержанность… это вызов ему. Девушки, которых он обычно выбирал, были пылкими и порывистыми. Такой и должна быть королева Лета — сама страсть.

Мысли его перебила Дония:

— Похоже, ты ей не нравишься.

— Что?

Она поджала синие губы — единственное пятнышко цвета на холодном белом лице.

Если приглядеться, перемены в ее внешности были заметны: золотистые волосы выцвели до снежной белизны, губы посинели — но в его глазах она оставалась такой же прекрасной, как в тот день, когда стала зимней девой.

Она прекрасна, но ему не принадлежит. В отличие от Айслинн.

— Кинан! — резко крикнула Дония, обдав его волной холодного воздуха. — Ты ей не нравишься.

— Понравлюсь.

Он вышел на улицу, сбросил личину. И произнес слова, решившие судьбу многих смертных девушек:

— Ею полны мои грезы. Она — та самая.

В тот же миг смертная природа Айслинн начала меняться. Теперь, пока она не станет зимней девой, она принадлежит ему — к добру или к худу.

ГЛАВА 2

(Sleagh Maith, или Добрый народ) ничего на земле не боится, кроме холодного железа.

Разговор с фэйри привел Айслинн в такое смятение, что домой она идти не решилась. Бабушка давала ей кое-какую свободу, пока все было спокойно, но стоило ей заподозрить неладное, и потворство прекращалось. Рисковать Айслинн не хотела, поэтому следовало сначала справиться со страхом.

А страх терзал ее, как никогда прежде: она бежала целый квартал, отчего за ней пустились в погоню сразу несколько фэйри. Они мчались следом, пока одна — волкоподобная — не отпугнула злобным рыком остальных, а сама скакала рядом с Айслинн на четырех лапах до Третьей улицы. Ее кристаллический мех звенел так нежно и мелодично, словно призывал довериться и подойти ближе.

Там Айслинн замедлила шаг, надеясь, что «волчица» отстанет и манящий звон прекратится. Не помогло.

Чтобы не слышать этого звука, она пыталась сосредоточиться на чем-то другом — на звуке собственных шагов, реве пролетавших мимо машин. Когда свернула на Крофтер, в кристаллическом мехе «волчицы» и в ее запавших глазах зловещим сверканием отразилась красная неоновая вывеска «Вороньего гнезда». Дом, где находился этот сомнительный клуб, свидетельствовал об упадке Хантсдейла — как и весь центр города. Следы запустения виднелись всюду — некогда ухоженные фасады осыпались, из трещин в тротуарах пробивалась трава, газоны поросли сорняками. Народ возле клуба, откуда рукой подать до заброшенной железнодорожной станции, рыскал в поисках наркотиков — что угодно, лишь бы одурманить разум. То, чего так хотела и не могла себе позволить Айслинн. Но она не завидовала душевному покою, обретенному с помощью химии.

Ей помахали руками несколько знакомых девушек. В ответ она кивнула и двинулась дальше обычным прогулочным шагом.

Почти дошла…

Тут ее остановил Гленн, один из друзей Сета. Унего было столько колечек и сережек на лице, что пришлось бы дотрагиваться до них пальцами, чтобы не сбиться со счета.

«Волчица» подошла совсем близко, и Айслинн едва не задохнулась от едкого запаха ее шерсти.

— Передай Сету, что колонки прибыли, — сказал Гленн.

«Волчица» боднула Айслинн головой.

Девушка пошатнулась и, чтобы не упасть, схватила Гленна за руку.

Он поддержал ее.

— С тобой все в порядке?

— Да, просто бежала слишком быстро. — Притворно запыхавшись, она выдавила улыбку. — Согреться хотела…

— А-а.

Он окинул ее своим обычным недоверчивым взглядом.

Отстранившись от Гленна, она шагнула к переулку — самая короткая дорога к дому Сета, как вдруг дверь «Вороньего гнезда» распахнулась. Послышалась музыка, не в лад и невпопад грохотавшая внутри. По барабанам кто-то лупил быстрей, чем билось ее испуганное сердце.

Гленн кашлянул.

— Сету не нравится, когда ты ходишь здесь одна. — Он показал на переулок. — Случись что с тобой, он не обрадуется.

Для Айслинн страшней любых наркоманов, околачивавшихся в темном переулке, была «волчица», рычавшая у ног. Но этого она сказать не могла. Поэтому ответила:

— Еще рано.

Гленн скрестил руки на груди, покачал головой.

— Ну ладно.

И Айслинн отступила от переулка — кратчайшего пути к надежному укрытию за стальными стенами жилища Сета.

Пошла по улице под бдительным надзором Гленна.

«Волчица» клацала зубами у самых лодыжек, пока Айслинн наконец не сдалась и не пустилась бежать, подгоняемая страхом, к железнодорожной станции.

Добравшись до двора Сета, она остановилась и попыталась взять себя в руки. Сет, при всей его уравновешенности, тоже забеспокоится, увидев ее в таком состоянии.

Потом Айслинн подошла к поезду. «Волчица» завыла вслед. Но здесь это уже не пугало.

Здесь не было места страху. Поезд Сета был прекрасен — по многим причинам. Снаружи он украшен изображениями в самых разных жанрах, от аниме до абстрактного. Перетекавшие одна в другую, подобно коллажу, яркие и необычные картинки манили зрителя вглядеться, уловить смысл образов, найти закономерность в живописном беспорядке. Любуясь ими вместе с Сетом в этом странном саду в один из редких теплых дней короткого лета, Айслинн вдруг поняла, что красота заключалась не в закономерности, но в случайной гармонии.

Как и в ее отношениях с Сетом.

Сад украшали не только картины. По периметру стояли, подобно рукотворным деревьям, металлические скульптуры, которые Сет смастерил за последние пару лет. Между скульптурами, порой обвивая их, росли цветы и кусты. Ухоженные и пышные благодаря усилиям Сета и вопреки долгим холодным зимам.

Когда сердце наконец успокоилось, Айслинн собралась постучать.

Но не успела — дверь отворилась, и с порога улыбнулся Сет. В свете уличных фонарей сверкнули колечки на его лице, одно в брови, другое в нижней губе. Пряди черных волос упали на скулы, подобно указующим стрелам, когда он повернул голову.

— Я уж думал, ты не придешь сегодня.

— А ты ждал?

Айслинн изо всех сил старалась говорить спокойным голосом. С каждым днем Сет становился для нее все привлекательнее.

— Не ждал, но надеялся. И всегда буду надеяться. — Он зябко потер под короткими рукавами тенниски голые руки, мускулистые, как и его тело, хотя атлетом он не был. Поднял бровь. — Зайдешь или так и будешь тут стоять?