Святилище

Казалось, нарисованные фигуры сходят со стен, и светлый облик каждой оборачивается своей темной стороной. Ногти становятся когтями, ладони — лапами, в глазах — огонь и лед. Констант втянул голову в плечи, выронил трость, обхватил голову руками в надежде защититься. Упал на колени, задыхаясь. Сердце пропускало удары. Он попытался ползти вперед, выбраться из начерченного квадрата, но невидимая сила, подобная могучему ветру, втягивала его назад. Вой и эхо мелодии набирали силу. Они звучали снаружи и отдавались у него под черепом. Вспарывали мозг.

— Нет! — выкрикнул он.

Но голоса звучали все громче и пронзительнее. Силясь понять, он стал искать взглядом Леони. И не увидел ее, ослепленный ярким сиянием, окружившим девушку, и клубами раскаленного добела дыма.

Потом за ним или, вернее, прямо у него под кожей, раздался новый звук. Скрежет, словно коготь дикого зверя проскреб ему по костям. Он сжался, скорчился и с воплем агонии повалился на пол под напором ветра.

На грудь ему, источая смрад смолы и тухлой рыбы, навалился демон: уродливый, скрюченный, с красной грубой шкурой, с рогами на лбу и со странными, пронизывающими голубыми глазами. Он знал, что этого демона не существует. Не существовало. Но лик Асмодея склонялся над ним.

— Нет! — Губы его открылись для последнего вопля, но демон уже взял свое.

И сразу в часовне стало тихо. Вздохи и шепотки духов звучали все слабее, и вот уже совсем умолкли. На полу валялись разбросанные карты. Лица на стенах снова стали неподвижными и плоскими, но их черты и выражение неуловимо изменились. В каждом сохранилось несомненное сходство с теми, кто жил — и умер — в Домейн-де-ла-Кад. Как на акварелях Леони.

Снаружи на поляне слуга Константа скорчился, прячась от ветра, дыма и света. Он слышал вопль своего хозяина, еще один… Нечеловеческий звук лишил его способности двигаться.

Только теперь, когда все затихло, и свет в часовне померк, он набрался храбрости выглянуть из своего укрытия. Медленно приблизился к тяжелой двери и увидел, что она чуть приоткрыта. Створка под его осторожным прикосновением подалась без сопротивления.

— Мсье?

Он шагнул внутрь и снова позвал:

— Мсье?

Часовня словно выдохнула — один холодный порыв сквозняка выдул наружу дым и задул свечи, оставив лишь горящий фонарь на стене.

Слуга сразу увидел тело своего хозяина. Тот лежал ничком на полу перед алтарем, а вокруг была рассыпана колода карт. Слуга бросился вперед, перевернул безжизненное тело на спину и отпрянул. Лицо Константа рассекали три глубокие красные раны, как следы когтей дикого зверя.

Как следы когтей. Как отметины, которые он оставлял на убитых им детях.

Слуга машинально перекрестился и склонился ниже к выпученным от ужаса глазам своего хозяина. Но рука его замерла, когда он увидел прямоугольник карты, лежащий на груди Константа напротив сердца. Дьявол.

Или она была там и раньше?

Он сунул руку в карман, куда — он мог бы поклясться — спрятал карту, которую хозяин велел ему оставить на теле кюре Гелиса из Кустоссы. Карман был пуст.

Обронил? Другого объяснения не придумаешь.

Отшатнувшись от трупа хозяина, он сломя голову помчался из часовни под невидящими взглядами статуй — подальше от гримасничающего лица на карте.

В долине пробил первый удар полуночный колокол.

Часть XII

РУИНЫ

Октябрь 2007

Глава 98

Домейн-де-ла-Кад

Среда, 31 октября 2007

— Доктор О'Доннел! — снова окликнул Хол.

Было десять минут первого. Больше пятнадцати минут он прождал перед домом Шелаг О'Доннел. Пробовал стучать. Никого из соседей дома не оказалось. Тогда он пошел прогуляться, а вернувшись, постучал еще раз. По-прежнему никого.

Хол был уверен, что не ошибся адресом — он несколько раз проверял по своей записи, — и не думал, что она могла забыть. Он старался сохранять оптимизм, но с каждой секундой это становилось все труднее. Где она? Дороги с утра были забиты — может быть, застряла в пробке? Или пошла в душ и не слышит его?

Наихудший вариант — и, как он понимал, наиболее вероятный — состоял в том, что Шелаг передумала ехать с ним в полицию. Она не скрывала неприязни к властям, и Хол легко мог представить, что, оставшись без поддержки, его и Мередит, она утратила остатки решимости.

Он расчесал пальцами копну волос, отступил назад и оглядел закрытое ставнем окно. Дом стоял посредине уютного квартала с видом на реку Од. С одной стороны его отгораживала от пешеходной дорожки изгородь из зеленых железных прутьев и расщепленных стеблей бамбука. Ему пришло в голову заглянуть в сад сзади. Обойдя ряд домов, он двинулся в обратную сторону. Отсюда трудно было определить, какой именно дом ему нужен, но он ориентировался по краске на стенах — один дом был светло-голубым, другой бледно-желтым, — пока не удостоверился, что стоит на задворках участка Шелаг О'Доннел.

Под прямым углом от изгороди отходила низкая стенка. Хол подошел поближе, чтобы рассмотреть, что делается на террасе. В его груди затеплилась надежда. В доме, похоже, кто-то был.

— Доктор О'Доннел! Это я, Хол Лоуренс.

Нет ответа.

— Доктор О'Доннел. Уже четверть первого!

Она вроде бы лежала вниз лицом на маленькой террасе у дома. Место укрыто от ветра, и день на редкость теплый для конца октября, но все же погода не слишком подходящая для солнечных ванн. Возможно, она читала книгу — ему было не видно. Но, с раздражением подумал Хол, чем бы она ни занималась, женщина явно решила его игнорировать и делала вид, что его здесь нет. Холу вид загораживали два ящика с неухоженными цветами.

В кармане у него завибрировал телефон. Он рассеянно достал его и прочел сообщение.

«Нашла их. Теперь в часовню».

Он слепо уставился на буквы на экране, потом включился и заулыбался, разобравшись в смысле сообщения от Мередит.

— Хоть у кого-то утро прошло не зря, — пробормотал он, после чего вернулся к собственному делу.

Он не собирался все бросать. Сколько усилий потратил, уговаривая, чтобы в комиссариате их приняли, а теперь Шелаг передумала?

— Доктор О'Доннел! — громко крикнул он. — Я знаю, что вы здесь!

Это уже казалось странным. Пусть даже она передумала, все же странно вообще не обращать на него внимания. Он поднял достаточно шума. Немного замешкавшись, Хол подтянулся и перелез через стену. На террасе, полускрытая изгородью, лежала тяжелая палка. Он поднял ее и заметил пятно у конца.

«Кровь», — сообразил он.

И бросился через террасу к лежавшей без движения Шелаг О'Доннел. С первого взгляда понял, что она получила удар, и не один. Хол нащупал пульс. Она еще дышала, но выглядела не лучшим образом.

Выхватив из кармана телефон, Холл дрожащими пальцами набрал номер «Скорой помощи».

— Maintenant! — выкрикнул он, трижды повторив адрес. — Oui, elle souffle. Maisvite, alors! [31]

Дав отбой, он бросился в дом, нашел накинутый на спинку дивана плед и выбежал обратно. Бережно, стараясь не двигать раненую, накрыл Шелаг, чтобы та не мерзла. Потом прошел в дом и вышел на улицу через переднюю дверь. Он понимал, что поступает нехорошо, но дожидаться врача в Ренн-ле-Бен не мог. Ему надо было возвращаться.

Он забарабанил в дверь к соседям, объяснил вышедшей на стук женщине, что произошло, и попросил побыть с Шелаг до приезда «скорой», а сам, не дав ей времени возразить, бросился к своей машине.

Он завел двигатель и поставил ногу на газ. Он точно знал, кто за это в ответе. Ему нужно вернуться в Домейн-де-ла-Кад. И найти Мередит.

Джулиан Лоуренс захлопнул дверцу машины и взбежал по ступеням парадного крыльца.

Напрасно он запаниковал…

Бусинки пота скатывались по лицу, промочили ворот рубашки. Он ввалился в приемную. Надо добраться до кабинета и остыть. Потом уже решать, что делать.

31

Сейчас же! Да, она еще дышит! Поторопитесь! (фр.)