Страница 4 из 104
– Господи! Вот твой посланец!
Звонкий голос завибрировал в теплом воздухе и достиг верхушек пальм, которые томно раскачивались на ветру, словно изнеженные женщины. Растревоженные голуби сорвались с насиженных мест и стремительно взмыли ввысь. Окрещенные вытаращили глаза от изумления.
– Времена готовы разродиться переменами, – сказал Иоканаан, когда Иисус помогал ему выйти на твердую землю. – Ты вернулся.
– Господь с тобой, – молвил в ответ Иисус.
Красивого молодого человека больше не существовало. Глаза потускнели, щеки впали. Светлая кожа превратилась в темную шкуру, блестевшую на выступающих скулах, а ребра, казалось, вот-вот проткнут туловище. Некогда шелковые, а теперь выцветшие и ломкие волосы беспорядочно свисали на ключицы и лопатки. В довершение всего мокрая борода придавала бывшему ессею вид сумасшедшего. Голод? Новые окрещенные приносили своему благодетелю еду. Иоканаан просто не мог испытывать чувства голода! Экстаз! Да, Иисус тоже впадал в экстаз.
Но фиолетовые снаружи и карминно-красные внутри губы, лихорадочно горящие глаза и изящество умирающего ребенка творили новую красоту.
– Я ждал тебя, чтобы смыть свои грехи, – сказал Иоканаан, расчесывая волосы пальцами. – Купай, купальщик! Очищай, чистильщик!
Кто я такой, чтобы смывать твои грехи? – ответил Иисус. – Здесь ты окрещаешь!
– Я?! – негодующе вскрикнул Иоканаан. – Я меньше саранчи, спрятавшейся в траве, меньше соловья, прославляющего рассвет, сидя на ветвях, отяжелевших от ночного мрака, меньше тушканчика, ищущего тень в пустыне! Я мертвое дерево, ставшее полым, плод смоковницы, с каждым днем все более сморщивающийся под палящим солнцем, хребет ласточки, продуваемый ветром… Кто из людей может сказать, что он безгрешен? Умоляю, окрести меня!
– У каждого своя задача, – продолжал настаивать Иисус, – Ягнята не ведут за собой стадо, а плоды не дают цветов. Это ты должен меня окрестить.
Иоканаан закрыл глаза и запрокинул голову. Его мышцы трепыхались, словно рыбы под толщей воды.
– Я твой служитель, – бормотал Иоканаан.
Иисус разделся и вошел в Иордан по пояс. Иоканаан, стоя напротив, набрал в чашу воды и медленно вылил ее Иисусу на голову.
– Омывают ли птиц небесных? Или лилии полевые? – бормотал Иоканаан, позабыв все ритуальные слова. – Но я должен подчиняться моему учителю.
«Он сейчас впадет в транс», – подумал Иисус, увидев, что Иоканаан пошатнулся.
Иисус поспешно подхватил Иоканаана и вытащил его на берег. Несколько мужчин, которые, как показалось Иисусу, не собирались окрещаться, взяли Иоканаана под руки и усадили в тени.
«Ученики», – решил Иисус, обтирая тело ладонями, перед тем как одеться.
Значит, у Иоканаана были ученики. Двенадцать учеников. По обраау и подобию Совета Кумрана. Вскоре Иоканаан пришел в себя. Иисус сел рядом с ним.
– Времена готовы разродиться переменами, – повторил Иоканаан сказанное ранее. – Вот он, посланец Господа!
Иисус сохранял невозмутимое спокойствие. Он не собирался возражать, настаивать, что вовсе не посланец Господа. Разве каждый человек по-своему не уникален? Но зачем спорить с Иокана-аном? Судя по всему, отшельник уже давно покинул реальный мир и переселился в мир видений и иллюзий.
– Ты Мессия? – спросил один из учеников Иоканаана, обращаясь к Иисусу.
– Разве кто-нибудь может на рассвете сказать, что Солнце будет сиять и в сумерках? – ответил Иисус.
– Знаешь ли ты, когда взойдет Солнце?
– Если Господь захочет, он может помешать Солнцу взойти, ведь Он уже однажды остановил его бег по небесному своду.
– Его зовут Иешуа, – объяснил тот же ученик Иоканаана своим спутникам.
– Когда мы жили в Кумране, – вступил в разговор Иоканаан, – мои глаза ничего не видели. Ты же видел свет Господа, когда я бро-в потемках. Вдохновленный твоим примером, я пришел сюда. Я почти выполнил свою задачу.
Иоканаан запрокинул голову. Иисусу показалось, что кадык вот-вот прорвет кожу на шее.
– Ни одна задача не может считаться выполненной, пока слово Иеговы не будет услышано на всей земле, – заметил Иисус – Все мы должны ждать рассвета Господа.
– И тогда придет Мессия, – прошептал Иоканаан, но Иисус не захотел поддерживать эту тему разговора.
Немного помолчав, Иоканаан спросил:
– Где же ты был все эти годы?
– Я изучал иллюзии мира.
– А стоило ли? Разве ты заранее не знал, что это иллюзии?
– Знал ли я? Как я мог знать? Да и узнал ли наверняка? – возразил Иисус.
Иисус не хотел, чтобы при первой же встрече с Иоканааном между ними вспыхнул конфликт, но экзальтированное отношение родственника к нему вызывало у Иисуса чувство досады. Если бы Иоканаан тоже путешествовал по миру, он был бы более сдержан в своих прогнозах относительно прихода Мессии. Иоканаан покинул Кумран лишь физически. Душой он так и оставался ессеем. Он по-прежнему ждал конца света, следовательно, и прихода Мессии. Один из учеников, заметив, что Иисус осуждающе смотрел на Иоканаана, у которого из-под лоскута, опоясывающего тело, виднелись гениталии, протянул учителю свою коричневую накидку из верблюжьей шкуры. Иоканаан встал и набросил на плечи накидку, мешком повисшую на его костлявом теле.
– Прошу тебя, раздели с нами трапезу, – обратился к Иисусу Иоканаан.
Ученики Иоканаана засуетились и подали саранчу и мед диких пчел – еду, которой некогда угощал Иисуса Овид. Так, несомненно, питались первые ессеи, однако же не в Кумране. Неужели верующие действительно искренне думали, что такой рацион определил для них сам Господь? Неужели они полагали, что куропатки, рыба, гуси и утки – это пища, достойная исключительно язычников? Или они считали, что плоть настолько слаба, что ее нужно еще живой обрекать на голодную смерть?
– Ты ведь знаешь, – заговорил Иоканаан, словно угадав мысли гостя, – что это пища, которую Господь посылает в пустыне своим детям.
– А как быть, если нет саранчи, а пчелы не собрали мед?
– Надо поститься, – суровым тоном ответил ученик, отдавший свою накидку Иоканаану.
– Поститься, поскольку ветер не принес саранчу, не значит действительно поститься, – заметил Иисус.
– Ты осуждаешь нас за то, что мы едим это? – спросил Иоканаан.
– Нет. Я вообще никого не осуждаю за пристрастия в еде. Я полагаю, что хлеб и вино, добытые потом, заслуживают не меньшего уважения, чем пища, посланная случаем. Но пусть Господь благословит ату пищу, как Он благословлял хлеб, испеченный моей матерью.
– Просвети меня, я буду внимательно слушать, – попросил Иоканаан, воздав хвалу Господу.
Ученики Иоканаана нахмурились и старались не смотреть на гостя, которого их учитель считал Мессией. Иисус подумал, что они не скоро последуют за ним. Все ели в гнетущей тишине.
– Ты окрещаешь каждый вечер одних и тех же людей? – спросил Иисус.
– Нет. Достаточно одного раза, чтобы очистить душу, рожденную в грехе.
«В каком грехе?» – подумал Иисус.
Разве действо, приводящее к рождению создания Господа, – это грех? Нет. Иоканаан так и остался ессеем! И что это за разновидность совместного купания? Неужели Иоканаан изобрел новый обряд? Иисус надеялся, что, разговаривая с отшельником с глазу на глаз, сможет высказаться откровенно, не боясь оскорбить чувства учеников.
– Почему ты вернулся в Израиль? – спросил один из учеников, мужчина лет сорока, с всклокоченными волосами.
– Я как ласточка, возвращающаяся в родное гнездо, – ответил Иисус.
– Что за весна привела тебя обратно?
– Надежда, – обронил Иисус.
Опускались сумерки. Небо окрасилось во все оттенки фиолетового. Мгла постепенно окутывала землю. Ученики разожгли костер. Голоса пустыни осмелели. Все громче раздавались уханье, кваканье, стрекотание, шушуканье, другие звуки общения, растворявшиеся в завываниях ветра. Иоканаан стал громко читать молитву. Он читал медленно, иногда останавливаясь, чтобы ученики успели все повторить вслед за ним. Иисус смотрел на пламя, размышляя о слепой уверенности чтеца в том, что он Мессия, и о влиянии, которое оказала на его родственника жизнь в пустыне, в обществе людей, превратившихся в человеческие подобия и враждебно настроенных по отношению к реальности.