Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 26 из 26



Девушка ступила на мосток, дошла до середины и, ловко усевшись на обтесанные бревна, принялась стаскивать сапожки. Сняла один, за ним другой, аккуратно поставила рядком и взялась за края простонародного сарафана, собираясь и его снять. Но тотчас вскинула голову, повела взглядом по краю ближайшей башни.

— Эй! — ее голос, звонкий, но достаточно низкий, далеко разлетелся округ. — Эй, кто там на страже? Ну-ка отворотитесь!

— А ну, как не отворотимся? — послышалось со стены.

— Дядюшке пожалуюсь! Что вам, глазеть не на кого? Отворотитесь, кому сказано!

— Да не глядим мы, не глядим, не бойсь! — задорно отвечал стражник. — Да и что тут разглядишь, с такой-то высоты?

— Что надо, издалеча видать! — отрезала красавица и, не смущаясь, стащила сарафан через голову, оставшись в белой с узорно расшитым подолом сорочке.

Свою головную ленту купальщица тоже сняла и положила рядом с сапожками. Потом встала и, разведя руки, лихо, спрыгнула в воду с мостков в обжигающе холодную сентябрьскую воду.

— Ай-ай, сорочку промочишь! — донеслось сверху.

— Сняла бы лучше!

— Не жаль тебе своих шелков?

— Не тобой дарено! — уже почти с середины реки отозвалась девушка.

Плыла она дивно и необычно: извиваясь всем выточенным телом, опустив лицо в воду и далеко загребая оттянутыми ладонями, Получалось удивительно резво, словно у речной русалки, и в воде оставался скорый пенный след. Катя доплыла почти до моста, соединяющего два берега, крепость и посад, перекувыркнулась на спину и на некоторое время, застыв, отдалась во власть течения, наслаждаясь утренним холодом воды и ее мощью. Как легко несет Днепр ее тело! Найдется ли кто, чтоб когда-нибудь вот так же носить ее на руках?..

Что ж за мысли? Али уже не нашелся?

— Катя! — это кричали уже с берега. — Ка-атя!

Она погрузилась в воду с головой, вынырнула, развернулась и, не без усилия одолевая течение, поплыла назад. На лице еще ярче разгорелся румянец. Хоть и быстрым был Днепр, но в этом месте пока еще не широк, и редкие по утреннему времени птицы легко долетали до его середины и летели дальше по своим птичьим делам…

— Чего кричишь?

— Как не кричать-то, ты ж туда заплыла, откуда и лодки сносит! Потонуть ведь можешь!

— Лодки сносит, а меня не снесет!

— Страху в тебе нет!

На мостке, возле синих сафьяновых, прошитых серебряной нитью сапожек топтался мужчина лет тридцати, одетый в темный, скромно, но красиво расшитый кафтан и сапоги с лихо загнутыми вверх носками. Он и сам был ладен, под стать своей щеголеватой одежде — высокий, русоволосый, с лицом, обведенным узенькой полоской очень коротко подстриженной бороды. Волосы были тоже довольно короткими и красиво вились над высоким открытым лбом. Суконную, отороченную соболем шапку молодой человек снял и держал в руке.

Купальщица доплыла до того места, где, как она знала, уже можно было достать ногами дно, и встала. Над водой показались ее круглые плечи, облитые белым шелком, мокрым, а оттого почти совсем прозрачным.

— Отворотись, Андрейко! — повелительно проговорила девушка.

— Ты же в сорочке! — он улыбнулся, глядя на нее с нескрываемым восторгом. — Сколько раз мы с тобою в детстве вместе купались…

— Вспомни еще, как под столом в витязя и Полкана [34]играли! Тебе, кажется, восемь было, а мне четыре… А ныне ты не будешь глядеть на то, на что не позволено. Отворотись, не то пожалеешь.

Но Андрею стало, должно быть, обидно — слишком уж повелительно звучал ее голос. Он подступил вплотную к краю мостка и, все так же широко улыбаясь, спросил:

— А что ты сделаешь? Михаилу пожалуешься? Так он тебя же и заругает: видано ли дело, чтоб девица одна на реку ходила, да на виду стражи в одной рубашке плавала?



— Миша знает, что я купаться хожу, — теперь Катерина говорила мягко и весело. — А жаловаться мне нужды нет. И так обойдусь!

С этими словами красавица вновь окунулась и саженками подплыла к мосткам. Здесь тоже было глубоко — когда Катерина коснулась ногами дна, Андрей вновь увидал лишь ее плечи да чуть выступившие из воды полукружия грудей. Все остальное смутно угадывалось сквозь зеленоватое зеркало воды, на которой плясали и переливались блики все выше восходящего солнца.

Катя коснулась руками края мостков, загадочно улыбаясь, посмотрела снизу вверх на Андрея. И вдруг правой рукой ухватила за ногу. Он не успел опомниться, как девушка с мужской силой дернула его на себя. Мужчина ахнул, взмахнул руками и с головой кувырнулся в воду как был, одетый, в сапогах и с шапкой в руках.

— А, чтоб тебя!.. Ну ведьма, Катька!

Андрей барахтался возле мостков, отплевываясь, потом с трудом выловил из воды свою шапку — ее едва не унесло течением.

В это же время Катерина ловко поднырнула под бревна мостков, подтянулась с другой стороны и, взобравшись на них, набросила на плечи свой голубой узорный платок. Когда она встала, платок скрыл ее почти до пят; девушка, покуда ее знакомец выбирался из воды, отвернулась и под укрывшей ее тканью проворно отжала на себе сорочку. Потом, закутавшись, села на край настила и без смущения по щиколотку окунула в речные струи голые ноги.

Андрей вернулся на мостки, кряхтя стащил мокрый кафтан и тоже попытался его отжать. Но добротное сукно, в отличие от шелка, после этого осталось таким же мокрым.

— Ну и почто ты это сделала? — с обидой спросил мужчина, тоже усаживаясь и пытаясь вылезти из сапог, полных воды до краев голенищ. — Знаешь ведь, я бы пошутил-пошутил да и отвернулся, как ты того хотела… За что потешаешься, Катя?

Девушка повернула к нему голову и проговорила уже почти смущенно, ласково:

— Я не потешаюсь над тобой, Андреюшка… Ты — друг мне, а над другом потешаться — грех. Просто не люблю, когда мной командуют.

Андрей вздохнул, справившись, наконец, с одним из сапогов и принимаясь за второй.

— Как же ты замуж-то за меня пойдешь? — спросил он. — Жена ведь мужа во всем слушаться должна.

— Вот когда под венец пойдем, тогда и требуй, чтоб слушалась! — Она повела плечом под голубой парчою. — Да и то меру знай. Я, слышь, читала в гиштории про женщин, что в Европе прославились. Так иные из них сами мужчинам приказывали, и те повиновались. Вот Иоанна д'Арк — целое войско ей подчинялось.

— Ну так ее потом на костре и сожгли, — напомнил Андрей.

— Мужики и сожгли, ироды, — не потерялась Катерина. — Или вот королева такая была, Алинора Английская. [35]Красавица была невиданная, короли, принцы, рыцари к ней один за другим сватались. Она вышла сперва за французского короля и с ним вместе в Крестовый поход пошла — Гроб Господень освобождать. Как рыцарь верхом скакала, в доспехах, в шлеме… Как Иоанна д'Арк… А когда после король ей изменять стал — поехала в Рим, где у них главный архиерей правит, римский папа, и убедила развести ее с изменщиком. И после английской королевой стала.

— Но что в том хорошего? — Андрей положил сапоги так, чтобы в них попадало как можно больше солнечных лучей, расстелил на досках кафтан и придвинулся к девушке. — Разве можно жене супротив мужа идти? Женщине все одно покорствовать положено.

Катя кинула на парня быстрый, колкий взгляд и насмешливо воскликнула:

— Так вот веками и покорствуем! Живем, будто в стоячей воде, — ничего не меняется. В Европе-то все по-иному.

— Больно ты много знаешь об этой Европе… — у Андрея не получалось рассердиться на Катерину. — Может, там и ничего хорошего.

Они сидели теперь почти вплотную друг к другу, но мужчина не решался обнять девушку за плечи. Как-то она и сама опустила руки ему на плечи, потом обвила его шею… Отчего же он в тот раз ее не поцеловал? А на другой день Катерина сделалась совсем другая: была насмешлива, неуловима — за руку взял, и то отняла… Такая уж она, боярышня Катерина Шеина, с ней никогда не знаешь, как говорить, никогда не угадаешь, чего она сейчас хочет.

34

Полкан — сказочный богатырь, получеловек-полупес. Позднее на русских лубках стал обычным кентавром.

35

Элеонора, или Алиенора Аквитанская (1122–1204) — королева Франции, жена Людовика VII, затем королева Англии, мать Ричарда Львиное Сердце. Одна из самых образованных и знаменитых женщин европейского Средневековья.

Конец ознакомительного фрагмента. Полная версия книги есть на сайте ЛитРес.