Шайенский блюз

— Да сколько тебе повторять! Ну, видать, Хиггинс знал, кого посылать! Самого сообразительного выбрал!

«Ругайся, ругайся, — думал Степан, — только за стол не приглашай».

— Командир, давай лучше письмо отправим кавалеристам, а то этот олух все напутает!

— Пусть попробует! Я-то умею вбивать в башку правильные понятия! Солдат, слушай меня так, словно ты Моисей, а я Господь Бог по кликухе Саваоф!

Каратели дружно заржали.

— Тихо вы, жеребцы! Ну что, ты готов воспринять истину?

— Да я что, я человек маленький, — простодушно улыбнулся Степан.

— Запоминай. Банда Медведя застряла в дюнах. Мы сделали все, как сказал ваш полковник Морган. Мои ребята с двумя «гатлингами» перекрыли им северную дорогу. Медведь не попрет на «мясорубки [7]», пожалеет своих баб и щенков. Сегодня ночью он поведет банду по долине Последней реки. Там, в ущелье, его должен был перехватить твой эскадрон. Вот теперь слушай внимательно. Не надо их перехватывать, понял?

— Понял, — кивнул Степан. — А почему не надо?

— А говоришь «понял»! Вот олух-то! Передай лейтенанту, чтоб он не входил в ущелье! Пусть пойдет прямиком на дюны. Повтори!

— Пусть пойдет прямиком на дюны. А зачем?

— Да чтоб шугануть краснокожих, вот зачем. Те кинутся в ущелье, а там мы их встретим. У нас уже все готово.

— Что готово? — тупо переспросил Гончар.

— Последние почести, вот что!

Крэк ударил кулаком по столу, чтобы перекрыть гогот карателей.

— Тихо! Ты все усвоил? Повтори!

— Ну, это, значит… — Степан переминался с ноги на ногу, теребя в руках армейское кепи. Он пытался рассчитать, сколько времени потребуется ему, чтобы добраться до дюн. Если сейчас затеять пальбу, будет хорошая драка. И будет славная смерть. Но тогда погибнет и Медведь… — Значится, так. Надо шугануть краснокожих, выкурить из песков, чтобы они вошли в ущелье Последней реки. А нашим, значится, в ущелье не входить.

— Не верю ушам своим, — картинно развел руками Крэк. — Джентльмены, я могу быть спокоен за наше славное ополчение, когда в его рядах состоят такие умники! Смотри, солдат, не перепутай! Можешь возвращаться к своему лейтенанту, да поживее, пока память не отшибло.

— Мне, значится, овса бы, — важно сказал Гончар. — Лейтенант Хиггинс строго-настрого приказали. Коня зря не гонять, холить и лелеять, овса давать от пуза. Пока жеребец не отдохнет, никуда не трогаться.

— Хочкис! — Крэк хлопнул в ладоши. — Жеребца накормить, солдата напоить. И чтоб через полчаса обоих тут не было!

Он снова взялся за карты, и каратели моментально притихли.

— Продолжим, джентльмены?

Еще несколько секунд Гончар стоял у порога, пока не убедился, что на него уже никто не обращает внимания. Разговор с олухом-кавалеристом был окончен, и присутствующие занялись куда более важным делом.

Он вышел из хижины и направился к лошадям. Рядом с ящиком для корма стоял початый мешок овса, и Гончар высыпал его весь, до последнего зернышка, и подвел к ящику вороного и Тучку. Он знал, что заберет кобылу с собой. Выкупит, или договорится как-нибудь еще, но заберет. В нем вдруг вспыхнула надежда — может быть, лошадь отстала от табуна, когда Майвис уводил девчонок с Червивой Горки? Нет, это невозможно. Тучка не могла бросить хозяйку.

«Лучше не думай об этом, — приказал он себе. — Думай о том, как поскорее найти Медведя. Каратели оседлали северную дорогу? Тем лучше. Вот на них-то ты и можешь отыграться за всё. А сейчас тебе надо тихо и спокойно, незаметно и скромно уйти отсюда. Тихо и спокойно. Тихо и спокойно».

— Эй, солдат! Вижу, ты сам управился. — Хочкис поднял с земли пустой мешок. — А не лопнет твой жеребец-то? Чужого добра не жалко, да?

— Чья это кобыла? — спросил Гончар, поглаживая Тучку. — Лейтенант заказал достать для него как раз такую. Он и денег дал.

— Денег? Сколько?

— А сколько она стоит?

Хочкис похлопал кобылу по крупу:

— Такой лошади цены нет.

— Я знаю, — кивнул Степан. — Она твоя?

— Ну да. С прошлой ночи — моя.

— Дам тридцать долларов.

— Рехнулся, солдатик? Это шайенская лошадь! Лазает по горам, как козочка, а в степи несется, как почтовый экспресс!

— Да ну? — Гончар недоверчиво хмыкнул. — А ты не шутишь? Откуда у тебя шайенская лошадь?

— В карты выиграл!

— Сорок.

— Семьдесят.

У Степана было больше чем семьдесят долларов, и он мог бы не торговаться дальше. Но ему хотелось поговорить с Хочкисом.

— Даю пятьдесят, а ты расскажешь, кто был ее хозяином раньше.

— Тебе не все равно?

— Некоторые очень переживают из-за проигрыша. Вдруг старый хозяин увидит лейтенанта на своей кобыле? Как бы мне потом не пришлось отдуваться.

— Вот за это не волнуйся, — ухмыльнулся каратель. — Старый хозяин умер. В общем, шестьдесят, и седло в придачу.

— Умер, говоришь? — Степан поправил стремя. — Похоже, он был не очень-то высоким.

— Он? Ну да, коротышка. Как девчонка. Так ты берешь ее?

— Беру, беру.

Он полез в карман за деньгами. Из открытого окна заорали:

— Хочкис! Ты играешь или нет! Твоя ставка!

— Иду! — Хочкис протянул руку. — Гони монету и вали отсюда.

Пересчитав засаленные бумажки, каратель довольно оскалился:

— Ты не прогадал, солдат. Лошадка смирная, твой лейтенант останется доволен. На ней раньше баба ездила. Хиггинсу такая кляча в самый раз. Она умная. Если он сверзится, будет стоять рядом, не убежит.

И снова рука сама потянулась к кобуре. «Дай ему уйти! — приказал себе Гончар. — И сам уходи! Немедленно!»

— Будь здоров, солдатик.

— Постой, — задержал его Степан, борясь с искушением. — А что случилось с хозяйкой?

— Далась тебе эта хозяйка! Шайенка она была, понял? Удирала от нас, табун уводила. Табун увела, сама пропала. Заманила нас на скалы, кобылу бросила и смылась.

— Смылась? — переспросил Гончар, и голос его дрогнул. — Смылась… Но ты говорил…

Хочкис неправильно понял его волнение.

— Смыться-то она смылась. Но ты не сомневайся. Ее лавина накрыла, у нас на глазах. Сами еле ноги унесли. Так что, говорю тебе, не сомневайся, никто к твоему лейтенанту приставать не будет. А теперь вали отсюда. Меня парни заждались.

Он хлопнул Степана по плечу и надвинул ему козырек кепи на нос. Захохотав, Хочкис ушел в хижину.

А Гончар замер, обняв Тучку.

Пора уходить. Тихо и спокойно. Отомстить ты всегда успеешь. А сейчас тебе надо уходить.

Он подошел к окну, откуда несло запахом застарелого пота. Все каратели собрались вокруг стола. Они сбились в кучу, наклонившись и рассматривая что-то.

— Надо же, чего только не возят с собой шайенки!

— Говорю тебе, она была белая!

— Иди проспись. Тебе ночью все девки белые.

— Неужто она могла стрелять из такого кольта? Да еще со спиленной мушкой? Нет, парни, чует мое сердце, девка просто села в чужое седло. Не хотел бы я встретиться с тем, кто держал этот кольт в руке.

«Это они копаются в моей сумке, — равнодушно подумал Степан. — Кольт не пропал. Хорошо, что Майвис его сохранил».

— Что там еще? О, вот этим уже можно и расплатиться!

— Цепочка золотая, да слишком тонкая. Крестик какой-то хилый. Нет, дружок, пять баксов за такую мишуру, не больше.

— Это же золото, Крэк! Ты посмотри, какая работа. Даже написано что-то на распятии! Каждую буковку видно!

«А это они достали мой нательный крестик», — подумал Степан и вспомнил, как долго выбирал его в лавке Никольского собора. Когда он очутился в Небраске, все его вещи исчезли. Кроме одежды, складного ножа и вот этого крестика, который сейчас рассматривают каратели.

Тихо и спокойно вошел он в хижину. Негромко свистнул, чтобы они оглянулись: не хотелось стрелять в спину.

Он держал обе руки на уровне лица, и целился быстро, но аккуратно. Шесть выстрелов с каждой руки, револьверы по карманам. Взял со стола свой кольт и добил Крэка. Тот медленно сползал по окровавленной стене, сжимая дымящий револьвер.

7

«мясорубка» — семиствольная картечница Гатлинга, прообраз современных турельных пулеметов, стрелявшая со скоростью 250 выстрелов в минуту.