Дерьмо

- Полиция! Будем взаимно вежливы...

И вот я уже двигаюсь к выходу из дворца властелина громадного храма нашего христианского Бога повелевающего тратить потреблять расходовать конкурировать и выбираюсь на улицу где недопущенные в храм хмыри выпрашивают подаяние...

Где я? Я дома. Без всяких подарков, если не считать брюк.

Подарков нет.

Все равно мне их никто не дарит.

Не уснуть. Нет. Отмеряю дозу и смотрю какую-то порнушку. Даже подрочить не получается, и это меня добивает. Прячу подальше испорченный прибор и смотрю записанные в субботу ночные программы С Джимом Дэвидсоном. Хороший комик, указывает дерьму, где его место, но пидеры на Би-би-си не дают ему развернуться вовсю. Время идет, и вот уже рассвет, и можно без всякого опасения уснуть.

НЕ СПИТСЯ

Так и не уснул.

Вот оно и пришло, Веселое Рождество, и все веселятся...

Кто-то, может быть, и веселится, но не мы. Нам приходится работать. Как ни крути, а эти дурацкие формуляры ОТА 1-7 сами собой не заполняются. День только начался, а мы с Гасом Бэйном уже кружим по пустынным улицам в надежде хоть немного размяться. Преступный элемент никогда не расслабляется ради таких пустяков, как Рождество, и не позволяет расслабляться нам.

Найти наших клиентов в этом городе совсем не трудно. Они распределяются по районам в зависимости от специализации, хотя из-за переустройства городского центра в последнее время некоторым пришлось поменять места дислокации.

На наркоманов никто внимания не обращает: эти держатся сами по себе и живут по своим законам. Все, что от них требуется, это не соваться в центр города, а там, на окраине, делайте I собой, что хотите: травитесь дешевым алкоголем и сигаретами, нюхайте клей, набивайте брюхо жирной жратвой. Нетерпимость к преступности распространяется только на центр города, а на окраинах и в пригородах действует правило laissez-faire. Такова политика наступающего двадцать первого века. Тони Блэр дело понимает правильно: выгнать всю эту вшивоту из городских центров. Бедняки, отвалите в сторонку - у нас I воя вечеринка, а вы устраивайте свою.

Мы с Гасом ранние пташки. Не могу сказать, что мне это так сильно нравится. Если б мог, лучше бы поспал, но по ночам в голове у меня звучат голоса, да и как уснешь, когда внутри копошится мерзкая, пожирающая тебя тварь. Ночь - время приступов беспокойства. Я бы предпочел, чтобы день длился все двадцать четыре часа. Гас тоже мучается от бессонницы, особенно сейчас, когда вот-вот решится вопрос с повышением. Мы оба приходим на работу пораньше, чтобы попасть на глаза начальству. Я иногда даже оставляю машину на служебной стоянке ради создания иллюзии присутствия. При этом не важно, делаешь ты что-то или нет, главное - помозолить глаза, пораньше прийти и попозже уйти. Такая тактика приносит дивиденды, яркий пример чему Тоул, которого все знали как последнего распиздяя и который так высоко взлетел. Ничего, он еще свое получит.

Утро сырое, холодное и унылое.

- С Рождеством, Брюс, - говорит, едва увидев меня, Гас.

- И тебя тоже, Гас.

Он хочет начать пораньше и закончить засветло, чтобы успеть к семейному обеду. Я же хочу начать пораньше и не заканчивать вообще: пусть бы это гребаное дежурство длилось вечно.

- Какие планы, Брюс? - спрашивает он.

- Как обычно, Гас, побыть с семьей. А у тебя?

- То же самое. Эдит собирается приготовить индейку. Сегодня у нее помощница, Сара, жена Малколма. Приедут Энгус и Фиона. Все с детьми. Эдит сделает свое подогретое вино с пряностями. Не удивлюсь, если к вечеру всех будет слегка штормить. Вот я и подумал, что лучше убраться из дома с утра пораньше и никому не мешать, а потом уже прийти на готовенькое.

Я молча киваю.

Жену Гаса, Эдит, я видел, наверное, пару раз. Веселая, добродушная. Представляю, как они соберутся за праздничным столом: она, мистер Сексуальный Гигант Гас и их семейка. Теперь понятно, почему у его старушки на лице довольная улыбка. Любая была бы довольна, кабы ее драл такой жеребец. Но вы бы посмотрели на эту Эдит - кусок падали, замаскированный под баранью ногу. Мне иногда даже становится жалко парика Гаса. Что толку в большой ложке, если тебе каждый день приходится довольствоваться одной и той же давно остывшей похлебкой.

Так говорит Брюс Робертсон.

Мы заходим в уже открывшийся бар. Одна его половина занята полицейскими из соседнего участка. Большинство из них только сменились и еще не успели переодеться, так что с ними и разговаривать не о чем. Мы коротко, с серьезным видом киваем, и некоторые, у которых рыльце в пушку, поспешно допивают и удаляются, вероятно, предположив, что управление проводит какое-то внутреннее расследование. Их никто не удерживает. Кое-кого я узнаю, а физиономия одного выглядит совершенно незнакомой.

На другой половине бара сосредоточились те, с кем мы боремся. За бильярдным столом напротив вижу старого приятеля. Точно, один из Бегби. Их трое братьев, так что это либо Джозеф, либо Фрэнсис, либо Шон. Они все похожи друг на [руга. По-моему, Фрэнсис, самый худший из троих. Тот еще мерзавец. Ублюдок смотрит на нас и тут же отворачивается. Напуган до смерти. Спроси его сейчас, где он был, когда застрелили Джона Леннона, и сукин сын вспомнит, что гонял шары в «Воллей» и у него есть куча свидетелей.

А вот моего дружка Окки что-то не видать.

- Не сделать ли нам перерывчик, а, Гас? А потом наведаемся к нему домой. Посмотрим, не потягивает ли он какую

малолетку.

- Хорошо, Брюс, - улыбается Гас.

Славный он парень, старина Гас. Вроде бы заботливый дедушка, но если вцепится в кого, то уже не выпустит. Для таких мудаков, как он, работа не просто работа. Эти набожные ребята люто ненавидят всех, кто преступает черту закона. Проблема только в том, что порой Гас проявляет излишнее христианское сострадание.

Отправляемся еще в одно занюханное заведение в районе доков. Здесь тоже всегда открыто, даже по праздникам. Что бы мы делали без таких вот забегаловок.

- Ты слышал, что наш молодой, Рэй Леннокс, собирается подать заявление на повышение? - спрашиваю я.

- Я его понимаю; парень хочет засветиться на будущее.

- А по-моему, это проявление неуважения к таким, как мы, Гас. Рэй показывает, что не считается с нами.

- Думаешь?

- Я полагал, что тебе такое не понравится больше всех. Видишь ли, классическая тактика при подборе кадров состоит в том, чтобы сократить число претендентов. Выбирать из трех всегда труднее, чем из двух. Было трое: я, ты и Арнотт. Инглиса можно в расчет не принимать, педрилу не поставят на должность ни при каком раскладе.

Гас кивает, лицо у него становится озабоченным.

- Теперь появляется Леннокс и говорит: я тоже хочу, не забудьте про меня. Что скажут эти мудаки в аттестационной комиссии? Они скажут: да, хватало проблем с тремя, так еще и четвертый нарисовался. В таких случаях применяется стандартная практика: выбрасываются самый молодой и самый старший, так что остаются опять же двое. Мне бы, конечно, стоило сказать Ленноксу спасибо, как-никак он вышибает фаворита.

Я хмуро качаю головой.

Вид у Гаса такой, словно его только что огрели мешком по голове.

- Какого хуя...

- Старый прием, Гас, - говорю я, - стандартная практика. Правила везде одинаковые. Может, ему Драммонд посоветовала. Она и сама похожим образом пролезла. Да перестань, Гас, ты же сам видишь, как спелась эта парочка. Уж они своего не упустят. Теперь все не так, как раньше, в наши времена. И масоны теперь другие. Новые лейбористы, новые масоны. Молодежь тащит перышки в свое гнездо.

Гас изумлен, но мало-помалу до него начинает доходить. Он медленно качает головой, словно уже видит, как тридцать лет службы с бульканьем уходят в канализацию.

- А сколько они тут прослужили? Без году неделю. - Я презрительно усмехаюсь. - Без году неделю.

Нам приносят заказ: яичницу, фасоль, бекон, помидоры, кровяную колбасу и булочки, но у Гаса, похоже, пропал аппетит.