Человеческий панк

— Серьёзно, девочки, это мой старый дружбан, отличный парень, таких редко встретишь. Ну, чуток слишком серьёзный, признаться честно, дрочила конечно, ну, такой он, сидит, думает чего-то, когда надо идти и делать, жалкий мудак, ему остаётся только улыбнуться, когда о том, как спасти Родину, пиздят профессионалы. Я догадываюсь лучше, чем он знает.

Девчонка с короткими волосами говорит Дэйву, чтобы он помягче. Он извиняется и интересуется, из благородных ли она, может, она только что из Замка Виндзор, едет в Балморал на чай к королеве, остановилась по дороге бухнуть с плебеями. Он тянет её к себе, но она лёгким движением стряхивает обнимающую руку. Она качает телом, и мне нравится лёгкий баланс, нравится, как она высвободилась, что Дэйв даже не понял, что случилось, что она держится очень дружелюбно, но в то же время себе на уме. Под виниловой курткой на ней короткий топ, светлые джинсы свободно висят на ногах. Она отлично смотрится. Бритвенно зелёные глаза и яркие черты лица. Сильный человек, который может за себя постоять, у неё толстые, налитые кровью губы.

— Этот мой кореш, который пьёт ирландскую воду, у него собственная империя звукозаписи, в курсе?

Дэйва не остановить, он продолжает стебаться.

— Эта женщина как раз говорила, что тут дерьмовая музыка, — и тут ты приходишь.

Крис поднимает глаза к потолку, Дэйв готовится выдать очередную вдохновлённую кокаином тираду. Крис молчит. Ему нравится спокойная жизнь. Чем проще, тем лучше.

— Пока некоторые работают с девяти до пяти, этот парень вынюхивает что-то по чужим чердакам, стоит в церкви и продаёт странным людям в целлофановых плащах исцарапанные пластинки. Не знаю, на что он живёт. Вообще не понимаю. Наверно, я чего-то не знаю.

Чтобы выжить, одинокому мужчине не так много надо. Тебе же ни к чему все новые примочки. Но у Дэйва едет крыша, язык за ней едва поспевает. Зайди трезвым в паб, и последнее, что тебя там обрадует — друг, обдолбанный вусмерть, которого пробило на трёп, и он опускает тебя перед людьми, которых ты впервые видишь. Я хочу ударить Дэйва, вырубить его на фиг, но я такими делами не занимаюсь.

— Я зову его Панч, такой уж он страшный мудак. Остальные счастливы просто сходить в «Рокетс», нажраться, счастливы, если удаётся выебать какую-нибудь страхолюдину на автостоянке, но он с нами не ходит, потому что там надо носить рубашку и брюки. Говорит, музыка говенная. Правда, мудак?

— Знаешь что, — говорит коротковолосая девчонка, лицо раскраснелось, кровь так и кипит. — Ты и сам отнюдь не красавец. А он не страшный. Иди взгляни в зеркало.

Её челюсть выдвигается вперёд, и на мгновение мне кажется, сейчас она ударит Дэйва, и я смотрю на гладкую кожу плоского животика, на сжатые кулаки. Когда получаешь такие комплименты, незнакомка говорит, что ты не такой уж и страшный, поневоле улыбнёшься. Ништяк. Вообще, незачем позволять Дэйву стебаться надо мной перед незнакомыми, и я наклоняюсь вперёд и вдавливаю палец в логотип на его значке «Стоун Айленда», говорю, я Мистер Панч для всяких лоходранцев, которые половину жизни проводят под лампами дневного света, маринуясь в машинном масле. Я тяну за значок, и он дрожит, глаза сосредоточились на кнопках, на растянутой белой полоске, на фунтах и пенсах.

— Эй, пусти! — Он мигает, пытается расставить всё на места. — Ладно. Мистер Панч. Давай, отпусти. Я просто шутил.

Есть дни, когда надо дать сопернику подумать, что он выиграл, легко отойти, но остаться внутри уверенным и выждать момент, но есть время, когда надо идти на конфликт. Лицо Дэйва замерло. Он знает, что я дёрну, пускай значок на кнопке, всё равно что-нибудь порвётся. «Стоун Айленд» стоит кучу денег, это дизайнерская примочка, от которых прётся Дэйв. Он любит вещи больше, чем жизнь. Надо сказать, этому парню досталась судьба, купленная за полцены.

— Забей, Джо. Где твоё чувство юмора? Я просто прикалывался. Это всё чарли, сносит мне башню. Горло как будто неделю валялось в пустыне. Ощущение, что я лизал жопу верблюду. Похоже, Микки дал мне лишнего, только не говори ему.

Плохо, когда твоя жизнь растянута на вешалке, и для него ещё хуже, что его поставили на место. Я смеюсь, все смеются, и я допиваю пиво. В последнее время он часто под кайфом, заряжает ноздри кокой, как будто верит в пропаганду «сибирской язвы в чемодане», «мрачных и обречённых», пророчества о конце мира, избыток товара так сбил цены, что обычный народ тоже может себе позволить нарушить монополию элиты внутреннего Лондона с их трёхэтажными Грегорианскими особняками и Викторианскими лофтами, теперь кока расползлась по большим магистральным дорогам в разросшиеся лондонские пригороды. Вот где теперь люди, в низколежащем ландшафте пригородов, в свежих кирпичных постройках, заполняющих сливающиеся деревни, выстроившиеся вдоль шоссе, в пабах, полных яростной молодёжи, влюблённой в местный футбол, крест св. Георгия за стойкой, рай, открытый для всех, где собственность дешева и есть возможность вырваться вперёд.

Дэйв ходит бухать семь дней в неделю, таскает свои значки, надувает щёки, гордится внешностью. Я заглядываю в его сияющие глаза и вижу дыры в мозгах, жёлтый круг сыра, покрытого кратерами, проросшего плесенью, края обгрыза-ны полевыми мышами. Выглядываю в окно и вижу, как он припарковал машину на тротуаре, чёрный кузов блестит в лучах заходящего солнца, аэродинамические линии ещё сочатся влагой после поездки в Люксовую Автомойку Хана, полоска белой пены на бампере, кажется, машина готова зарычать и сорваться с места. Дэйв хорошо живёт в местном смысле этого слова, несётся на скорости сто миль в час, мотор ревёт, но он тонет в системе рассрочек, большая куча ненапряжных компактов, наклейки ещё на месте, он в ловушке, но успевает вовремя сделать платёж за машину. Многие живут одним днём, но Дэйв доводит ситуацию до предела. Если он хочет устроить шоу, его право, но я не хочу видеть, как парень зароется так глубоко, что не сможет вылезти. Это очень старый трюк, финансовые организации следуют лучшим торговым традициям, создают долги, которые невозможно выплатить.

— Ты, вообще, какую музыку слушаешь? — Девушка с бритвенно-острыми глазами по имени Сара задаёт вопрос, придвигаясь ко мне поближе, её грудь мягко прижимается к моей руке.

Дэйв переключил внимание на другую женщину, её выбеленные волосы длиннее, в ухе гвоздик. Крис счастливо уткнулся в кружку, поднимает взгляд, когда Дэйв не видит. Крис счастливо женат. Он отец, бриллиант, человек, который любит выпить и чуток перекусить. Отвечаю на вопрос.

— Насчёт винила соглашусь, — говорит она, — на нём музыка чувствуется лучше.

Как она перекатывает слова во рту, как пахнут её духи. Я знаю, что попал. Дэйв тоже.

— Забудь Аль Капоне, теперь он Ричард Брэнсон [28]. Блондинка рядом с ним, похоже, не въехала, она смеётся и утыкается ему в грудь. А в нём говорит наркотик. Мы всё время подначиваем друг друга, но сейчас дело происходит на людях.

— Слышь, иди на хер, — говорит Сара Дэйву, полушутя, полусерьёзно. — Ты мне действуешь на нервы. Это ты завёл разговор о музыке.

Дэйв отворачивается к своей женщине.

— Прости, — бурчит он. — Это всё порошок. Мощная штука, но я никак не пойму, где приход, где уход. И вообще, ты кто такая, посылать меня на хер, ты, кобыла бесстыжая.

— Дрочила.

Крис смотрит на часы и говорит, пора домой ужинать, проголодался, пока пытался продавать компьютерные комплектующие в магазинах Вест-Кантри. Он ненавидит свою работу, но у него служебная машина, маленький оклад и комиссионные. Это жестокий бизнес, куча проблем, но у него дела идут неплохо. Люди ему верят. Сначала он был вором, потом копом, от одной крайности к другой, а однажды он встал и ушёл из полиции, сказал, что заколебался ловить подонков, что психи, насильники, растлители малолетних и избивающие жён заставили его взглянуть на людей по-другому. Он видел худшие стороны человеческой натуры, и его голова не выдерживает. Отныне его внимание посвящено Кэрол и детям. Теперь он стал другим человеком, если честно, среднестатистическим. Крис хороший муж. Он говорит, что в этой стране нельзя навести порядок, так на фига и пытаться? Он хочет спокойно жить.

28

Ричард Брэнсон — очень харизматичный и известный британский миллиардер. Владелец компании «Virgin».