Человеческий панк

Кокосовые орехи не хотят выигрываться, и я просто чудом выбиваю орех последним ударом, хозяйка павильона раскалывает его молотком, и кокосовое молоко вытекает прозрачной струйкой, а я делюсь со Смайлзом и выковыриваю мякоть ключом.

Мы сидим на ступеньках автодрома. Он закрылся, и люди понемногу расходятся. Те два копа останавливаются неподалёку, и нам слышны искаженные голоса, обрывки фраз, треск помех в рациях — бессмысленный фон, очень похожий на всякие речи по телеку, их так любит мой старик — разгул преступности никого не волнует… безмозглые юнцы… погромы на стадионах, устроенные белыми подростками… полицейские, раненые чёрными подростками… стяжатели и незваные благодетели… сутенёры, грабители и наркодилеры… ирландцы, избивающие солдат… законопослушное большинство… проучить распоясавшуюся молодёжь… власть закона… общественный порядок… лучшая полиция в мире… лучшие законы, лучшая медицина, лучшее образование, лучшая армия, лучшее… лучшие… пабы, музыка, девушки, футбольные хулиганы, наркотики… призывы вешать, пороть, сажать… смертная казнь для военных преступников… юные преступники предрекают крах системы… в наших тюрьмах слишком лёгкая жизнь… нелёгкая жизнь наших правителей… старые добрые времена… как в старые добрые времена… «Белые утёсы Дувра»… панк-рокеры проклинают телевидение… наркотики вместо причастия и надругательство над святынями… панки и бритоголовые… отбросы общества… слишком много свободы, секса, одни тунеядцы… слишком юные, слишком старые… матери-одиночки и нежелательные беременности… коммунизм — не выход… социализм — не выход… профсоюзные бароны развалят страну… превратят нас в советских рабов… Москва ждёт… ядерные боеголовки ждут… трёхдневная рабочая неделя, ограничение электроэнергии, продуктовые карточки, неуверенность, налоги уходят псу под хвост… иммигранты, тунеядцы, анархисты.

На старом грузовике краской из баллончика намалевали название песни — «DIAMOND DOGS ROLL ОК» — и оно вдруг наполнило мир кислородом, он ожил и пришёл в движение, вечный автодром жизни. Полицейские продолжают свой путь, и скрежет раций затихает. Они беседуют с владельцем комнаты ужасов и чему-то смеются. Доедаю свой кусок кокоса и жду, когда Смайлз покончит со своим. Хороший кокос и хороший выстрел. В яблочко.

Повисев, как Тарзан, на деревьях целую неделю, чувствую себя богатым и здоровым. Жду Криса и Дэйва. Смайлз не может прийти, приехала его тётка, и папаша требует уважения к семейным традициям, поэтому Смайлз сейчас лопает мясные рулеты, изображая примерного племянника. Он, в общем-то, любит тётку, хотя она и не редкий гость — Саут-холл недалеко. Ему бы сейчас залить своё горе хорошей дозой спиртного, а не с родственниками сидеть. Дэйв и Крис заняты: тырят по мелочи в торговом центре, в основном, пакетики орехов, но Крису посчастливилось нарыть приличные наушники — правда, такой же приличной техники у него нет. Мои предки сидят дома пред телеком, с тарелками на коленях, и я иду к дому Дэйва. Обхожу собачье говно и вдыхаю сладкий запах скошенной травы, перебираюсь через раскалённый асфальт и разглядываю припаркованные машины. Ещё пара лет — и у меня будут права. Прямо вижу, как разъезжаю на «Капри», набитом девчонками, руль послушно лежит в руках, я рассказываю девчонкам прекрасные старые анекдоты.

Дальше по дороге на стене сидят две девчонки, свесив босые ноги над цветущими одуванчиками. На той, что повыше, выгоревшая джинсовая рубаха без рукавов, довольно потрёпанная, на другой — чёрная блузка. Если они не перестанут пялиться на меня, я точно поскользнусь на каком-нибудь говне и грохнусь на землю. Сосредотачиваюсь на походке, шагаю спокойно и уверенно, как мог бы идти какой-нибудь знаменитый пират. Ясно, как день, что хочется познакомиться, вот они и прикалываются, правда, молча. Всё равно больше всего на свете, где нас всего трое, я боюсь покраснеть. Надо думать о чём-нибудь другом, да нет его, этого другого. Иду дальше, пока не прохожу мимо девчонок, старательно разглядывающих стену. Сзади раздаётся свист, но никакого сожаления я в нём не услышал.

— Поцелуй нас, милый, — вдруг кричит одна из них, и от дружного хохота девчонки слетают со стены.

Я останавливаюсь, но они уже заняты возвращением на стену и на меня — ноль внимания. За стеной — гаражи с покрытыми граффити дверями: «БРАТВА ИЗ ЧЕЛСИ», «ТРЕЙСИ — ШЛЮХА», «ПАКИ — ВОН» выписаны в три цвета. Вторая надпись тщательно закрашена, но я видел её раньше и помню. Бедняга Трейси. Какая-нибудь уродливая корова позавидовала твоей красоте и улыбке. Забытая куча гравия поросла мелкими цветами, девчонки о чём-то болтают, вдоль обочины растут маргаритки и щавель, провисшая сетка забора увита плющом, а верх украшен ползучим растением, чьи белые цветы и чёрные семена довершают картину.

— Ну, что же ты, а поцеловать? — а я-то решил, что можно спокойно идти дальше.

На этот раз я не останавливаюсь, пока не дохожу до дома Дэйва. Мы ждём Криса, мать и сестры Дэйва смотрят внизу телек, старик где-то пьёт пиво. Слышу смех внизу и рассказываю Дэйву про девчонок на стене, он решает, что в клуб мы пойдём этой дорогой. Дэйв раскладывает на полу порножурнал, который спёр в супермаркете и хранит под матрасом. Странная штука. Осёл с огромным членом, кончающий в лицо девушки. Пять женщин, сидящих верхом на пяти поросятах. Поросята лежат на спине, и видно, что их члены внутри женщин. На другой картинке женщина сосёт у козла, раскрашенного под дьявола, с красными рогами. Обычных картинок, женщин, раздвинувших ноги, женщин с голой грудью, здесь нет. Мне грустно смотреть на животных — вот уж у кого не было никакого выбора. И картинки не возбуждают, ну совершенно.

— Ничего не понимаю, — говорит пришедший, наконец, Крис.

— Может, это что-то вроде шутки? — размышляет Дэйв. — Я думал, там будут мужики и бабы, как всегда. На обложке ничего такого нет.

— В следующий раз воровать буду я. Ты берёшь всякую фигню.

— Не скажи, вдруг его кто-нибудь у меня купит? — Дэйв убирает журнал под матрас.

Мы долго идём к общественному центру, проходим мимо стены, где сидели девчонки. Они давно ушли, но Дэйв для смеха страстно нюхает бетон, говорит, он ещё тёплый. В это время из-за угла появляется старикан с собакой и видит, как Дэйв нюхает бетон. Он провожает нас взглядом. А картинки всё не идут у меняиз головы. Не могу врубиться, в чём прикол.

— Выбрось ты эти фотки, — говорит Крис.

Дэйв кивает, мы входим в пивняк, Крис покупает три пинты лагера. Находим столик у стены, садимся и отдаём должное пиву. Холодное, вкусное и гораздо дешевле, чем в пабе. Персонал здесь попроще, никто не пристаёт с вопросами о возрасте — настоящий клуб для работяг, где всем хорошо.

— Ну, будем, — говорит Дэйв.

Здесь можно играть в бинго, а хочешь — разглядывай блондина Джерри, он в жёлтом пиджаке, мастерски орудует теннисными мячиками и всё время улыбается.

Женщины всех возрастов поглощены картами, больше всего дам среднего возраста-и основательно стиснутые ими девчонки и старушки. Дамы бодры, счастливы, а уж одеты — хоть снимай в рекламе водочной распродажи. Смеются, вопят, потешаются над Джерри, то и дело кто-нибудь взвизгивает, случайно размазав помаду. Пара стариканов тоже играет в карты, но мужики по большей части предпочитают бар или дальнюю часть клуба, где молодёжь засела за одним из бильярдов, второй бильярдный стол оккупировал папаша Томми Шэннона с целой толпой друзей и родственников.

— Те девчонки и правда ничего были? — спрашивает Дэйв. Говорил ведь ему уже. Очень даже ничего. Одна свистнула мне и попросила поцеловать. Не знаю которая.

— Упустил шанс потрахаться. Такие вот сами в койку прыгают.

Дэйв — просто осёл.

— Сам ты осёл, придурок. Если девчонка кричит проходящему мимо парню или заговаривает с ним на дискотеке, она просто вопит от желания потрахаться — так и знай.

— Так оно и есть, — кивает Крис.

Вот знатоки-то на мою голову. Ни у кого из нас нет постоянной девчонки, что до Криса, он, скорее всего, вообще девственник. Дэйв перепихнулся с кем-то однажды на вечеринке, вот как Смайлз, но с кем — не говорит.