Страница 55 из 64
21
Мистер Джеффрис сидел в своей машине и тихонько барабанил элегантными пальцами по рулю. Его ногти были подстрижены, и отточены, и чисто подпилены. Руки сухо сжимались от переживаний. Каждый раз, когда он отрывал руку от руля и сжимал в кулак, его ногти впивались в ладонь.
Он ждал на краю стоянки, осмотрительно спрятавшись, но мог видеть главный вход справа и отделение скорой помощи слева. Когда скорая подъехала ближе, он не смог удержаться от того, чтобы не посмотреть на ее ход. Она затормозила перед колдобиной, затем повысила скорость, свернула и снова появилась в поле зрения. Остановилась. Какой груз она сбросит? Какое новое напряжение коснется ресурсов больницы? На самом деле это его не волновало, и он быстро переключил взгляд на главный вход.
Мистер Джеффрис был напуган. Скомпрометирован. Под угрозой. Эта блядская медсестра видела часы старого дурака. Но это была его собственная вина. Его глупость подвергла опасности все. Он стал слишком опрометчив. Слишком самоуверен. Вся история говорит о том, что именно самоуверенность приводила к краху величайших людей. Носить часы в кармане вместо того, чтобы увезти их из больницы, было глупой, глупой ошибкой. О чем он думал? Медсестра Джеймс видела часы и даже сравнила их с часами Доуза. Сколько времени ей понадобится, чтобы осознать, что это и есть часы старика? Знала ли она уже правду и придерживала язык, строя против него заговор? У женщин такого сорта первобытная хитрость. Она истребит его без озлобленности, из-за его позиции и интеллекта. Политика зависти взрастила еще одну злую душу.
Она была дешевой дурехой. Мертвый мозг и равнодушие. Государство не сможет защитить его от ее жестоких заклинаний. Работа мистера Джеффриса была настолько щепетильной, что он может потерять все, если к делу будет привлечена полиция. Государство ничего для него не сможет сделать. Никто не должен знать о зачистке. Конечно, он не обвинял органы. Он знал расклад. Но пока что она, видимо, не знала. Была ли она действительно такой тупой и доверчивой, что не заметила смысла его ошибки? Он думал об этом. Он не должен оставить ни единого шанса. О нет. Медсестра Джеймс представляла опасность для его миссии. Злая, расчетливая блядь. Обыкновенная, как говно. Со своими бесконечными улыбочками и дружелюбными манерами, лживая скромница. Он ненавидел ее.
Джонатан Джеффрис сделал глубокий вдох и перефокусировал внимание на скорую помощь. С фельдшерами, бегающими по кругу. Добавить еще медсестер и носильщиков, и он уже сомневался, что было хотя бы две мозговые клетки во всей этой жалкой команде. Каталка загружалась и неслась в отделение скорой. Он знал эту процедуру Прием. Диагностика. Лечение. Выздоровление. Вынужденные улыбки. Фельдшеры. Медсестры. Доктора. Носильщики. Леди за чаем. Каждый из них действовал, как будто имело значение, жив пациент или мертв. На самом деле это ничего не значило. Они все были мусором. Белым сбродом. Белыми ниггерами, которые осаждают любую цивилизованную нацию. Он презирал их всех.
Но он должен был помнить о своей миссии. Он был нанят для того, чтобы служить интересам государства, так же, как банкиры и политики, артистическая элита и масс-медиа, генералы и высшие гражданские служащие. Но еще его сдерживала идеология. Если бы он мог принимать решения сам, он истребил бы всю эту группу. Вынудил тех, кто не может платить за здравоохранение, умирать там, где упали. Этот путь был более честным, таким, каким и придумал его Бог. Почему тогда Он создал рак, если не для контроля роста населения? Почему человек должен жить и после своей отмеренной рабочей жизни, если его жизнь поддерживается только с помощью дорогостоящего медицинского обслуживания? Какова была ценность пенсий для динамической экономики? Он твердо верил в выживание сильнейших, но безотносительно грубой силы. Это был высший интеллект, который вел к выживанию. Он был доверенным работником Бога. Мистер Джеффрис засмеялся. Попытался обуздать свои эмоции.
Но он не мог удержаться. Он был хорошим человеком и хотел помогать людям помочь самим себе. Если государство процветает, будут процветать и массы. Его усилия были тщетны, гнев возрастал в нем, когда он раздумывал об очередях за пособиями по безработице и всех тех, кто закончил работать и жил легкой жизнью. Он платил за зависимых от наркотиков и проституток, одиноких родителей и тунеядцев, преступников, заключенных в своих роскошных тюремных камерах, воинствующих пенсионеров и попрошаек, ищущих прибежище. Он не мог оставаться несгибаемым каждую секунду каждого божьего дня. Иногда ему нужно было выпустить пар. Понимали ли они, как трудно ему продолжать улыбаться людям, которых он презирал каждую секунду своей рабочей жизни, окруженный – такой, какой он есть, – болванами, имея дело с идиотами и слушая об их глупых предрассудках, думая, что у них есть неотъемлемые права? Он мечтал о том, чтобы просто поставить штамп НВ на каждый файл, он закончил это, НЕ ВОСКРЕСАЙТЕ, и это будет законченная работа, и Джеффрис сильнее вцепился в руль, почти вытянул его себе в грудь, полицейская машина подъехала вслед за скорой, и он уже знал, что это была автомобильная авария или нападение, пьяный водитель или вооруженный ножом маньяк, он не знал это наверняка, но мог выяснить, если бы захотел. Но он не хотел, смотрел, как двое полицейских прошли вовнутрь, лакеи, конечно, но это необходимо, раздутые от важности нули, и он был рад, что они скрылись из виду, и теперь ему нечего было бояться. Он знал, они часть всей этой жалкой кучи. И он подумал о мальчишке с порезанным лицом, и как он уберегся от иглы, совершенно точно, что мистер Париш очень-очень счастливо спасся, потому что все так закончилось. Но он был виновен в этой ситуации, это основное правило, тебя не порежут просто так, во всяком случае не такие люди. То же самое, когда дешевые проститутки кричат, что их изнасиловали, а сами провоцируют на это своей одеждой. Хотя он и чувствовал некую печаль по отношению к старым людям, на которых нападают хулиганы, но это же их вина, это им за то, что они живут в плохих районах, что они хотели побольше сэкономить, что они живут слишком долго, по своей натуре они были бездельники, сорт костлявых попрошаек, которые тянут страну назад, и как, как бы он был рад вцепиться в одного из этих разбойников, в маленькое грязное страшилище, от которого ему становилось плохо, так же плохо, как и от тех ублюдков, которые любят свою музыку джунглей и занимаются сексом со своими мужчинами, развратное большинство и вонючие меньшинства иммигрантов, и все вместе они образуют воронку мутирующего отродья, испорченные гены, которые движутся быстрее и быстрее, пока не всосутся и не отрыгнутся следующей волной белого сброда, нет, эти люди не имели понятия о культуре, об изящных искусствах, которые существуют столетия и не могут изменяться, строгие каноны в музыке, живописи, литературе, архитектуре, которые протягиваются через столетия и настолько же чисты теперь, как и были тогда, так что вместо этого обыкновенные люди требовали новизны, как будто бы возбуждение имело значение, портили язык своим вечно меняющимся сленгом, придумывали грохот для развлечения, смеялись над шутками, которые были не смешны, стонали и жаловались, а потом, когда им предлагались основные услуги, они не хотели оплачивать свою долю в стоимости, ждали, что государство будет с ними нянчиться, хорошо, в больнице такого не происходит, он руководил этим шоу, нес некую сильно запоздалую справедливость, и теперь Джеффрис улыбнулся, представил себе систему здравоохранения в будущем, в ней он мог бы работать открыто и пользоваться уважением, которое он заслужил за тяжкую сделанную работу, но он знал, это невозможно ни в данный момент, ни в данном веке, оглянулся назад на главный вход и стал ругаться на самого себя за то, что позволил себе быть рассеянным, ему нужно было оставаться под контролем, а скорая отвлекла его внимание, он сам только что был не лучше этих дураков с открытыми ртами, которые собираются вокруг места происшествия на дороге, стоят, уставившись, и не знают, что делать, большинство из них бестолково, беспризорники и уродцы, и он скосил глаза, когда увидел трех медсестер, выходящих из стеклянных дверей, большая черная женщина с двумя худосочными белыми, он думал, что одна из них была медсестра Джеймс, но нет, ее там не было, и они повернули и шли ему навстречу, так что он наклонился за портфелем и достал файл, открыл его и стал изучать лист бумаги, который устроил на руле, показывая всем видом, что занят, просто улучив минутку передохнуть в машине, он все еще работал, работал без отдыха, он надел на себя серьезное выражение лица и поднял голову, когда медсестры проходили мимо, но они его даже не заметили, как он их ненавидел, особенно самую хорошенькую из этих трех, которая шла ближе всех к его машине, с каштановыми волосами, безжалостно зачесанными в строгий пучок, он сказал, что она хорошенькая, в этом была проблема работать в таком месте, господи, как он ненавидел убогость этих людей, эту больницу, так хотел быть в своем номере отеля, позвонить в обслуживание номера и заказать клубный сэндвич, две бутылки американского пива в ведерке со льдом, или вернуться в квартиру, или в свою галерею. Куда угодно, лишь бы не быть здесь.