Кровь и лед

Майкл застыл с поднесенной ко рту кофейной чашкой и неожиданно для самого себя почувствовал, как заколотилось сердце.

— Ты не представляешь, через какую бумажную волокиту мне пришлось пройти, прежде чем добиться права направить кого-нибудь туда, — продолжал Гиллеспи. — Чтобы выбить необходимые разрешения, ушло несколько месяцев. В этом ННФ словно одни цээрушники работают. Но как бы там ни было, теперь все на мази, и мы можем на целый месяц послать на станцию Адели одного из журналистов. Я планирую сделать приличный материал, от восьми до десяти страниц, где-то на три-четыре тысячи слов, с цветными фотографиями… в общем, по полной программе.

Майкл отхлебнул из чашки, чтобы предоставить себе несколько секунд на размышление.

— Избавлю тебя от необходимости задавать ключевой вопрос, — сказал Гиллеспи. — За слово мы заплатим по обычному тарифу, за фотографии я накину отдельно. Плюс тебе оплатят связанные с поездкой расходы. В пределах разумного, конечно.

Майкл тянул с ответом. В голове вертелся целый рой мыслей. Он забросил работу с тех самых пор, как произошла катастрофа в Каскадных горах, и совсем не был уверен, что готов вновь окунуться в прежнюю жизнь. С другой стороны, он, как ни странно, почувствовал себя немного уязвленным — Гиллеспи занимался подготовкой проекта несколько месяцев и сообщает ему об этом только сейчас?

— К какому сроку надо принять окончательное решение? — задал он вопрос, чтобы выгадать еще немного времени на раздумья.

Гиллеспи откинулся назад с довольной ухмылкой на физиономии; обычно такое выражение принимает лицо рыбака, когда леску натягивает попавшаяся на крючок рыба.

— А вот здесь как раз загвоздка. Ты должен отправиться уже в пятницу.

— В эту пятницу?

— Именно. Туда не так-то легко попасть. Сначала придется полететь в Чили, в Сантьяго, а оттуда в Пуэрто-Вильямс. Там сядешь на ледокол береговой охраны и будешь плыть, пока путь не преградят льды. Дальше погрузишься на вертолет, на котором и пройдешь остаток пути. Время самое подходящее; погода может испортиться в любой момент, и тогда плакала наша статья. На Южном полюсе сейчас лето, так что температура держится в районе нулевой отметки. А в иные дни она и вовсе бывает плюсовой.

Майкл все-таки решился задать мучающий его вопрос:

— Почему ты мне раньше не сообщил?

— Потому что знал, что тебе не до работы.

— А кому было?

— Что кому было?

— Да ладно, Джо! Если ты готовил командировку в течение нескольких месяцев, то наверняка есть кто-то, кто уже дал согласие туда отправиться.

— Крэбтри. Изначально предполагалось, что этим займется он.

Крэбтри! Опять этот выскочка, который вечно дышит Майклу в затылок, норовя перехватить материал.

— Тогда почему он не едет?

— Корневой канал. — Гиллеспи пожал плечами.

— Чего?

— Пульпит у него нашли, а туда пускают только тех, у кого безупречное здоровье. Стоматологов на станции нет, поэтому перво-наперво тебе надо обратиться к своему дантисту, чтобы он документально подтвердил, что с зубами у тебя все в полном порядке.

Майкл не мог поверить ушам. Крэбтри упустил возможность отправиться в командировку из-за какой-то дырки в зубе?

— Так что, пожалуйста, — продолжал Гиллеспи, подаваясь вперед, — успокой меня и скажи, что у тебя нет кариеса и все пломбы на месте.

Майкл инстинктивно пробежался языком по внутренней поверхности зубов.

— Да вроде проблем нет.

— Отлично. Значит, теперь остается самый главный вопрос: что ты вообще обо всем этом думаешь? Готов впрячься в работу?

Вопрос на миллион долларов. Если бы ему задали его прошлым вечером, Майкл, не задумываясь, ответил бы: «Нет, и больше насчет этого не звони», но теперь в душе что-то зашевелилось — былое чувство предвкушения новых открытий. Каждый раз, когда Майклу выпадал шанс пережить что-то доселе неизведанное — взобраться на отвесный утес, прыгнуть с моста на канате или погрузиться на дно кораллового рифа, — он оказывался первым, кто принимал вызов. И вот теперь, после долгих месяцев бездействия, это приятное чувство снова наполнило сердце. Он взглянул на спутниковую фотографию, лежащую на верху стопки, — с высоты база напоминала россыпь жилых вагончиков, ютящихся на белоснежном плато неподалеку от каменистой и бесплодной береговой линии. Более унылого вида и представить себе невозможно, но он навел Майкла на мысль о сходстве с изображениями пляжей где-нибудь в Бразилии — из космоса они выглядят примерно одинаково.

Гиллеспи пристально наблюдал за товарищем, ожидая ответа. За окном сеял дождь, и под порывами промозглого ветра его капли оседали на стекле и стекали слезами.

Что-то в сознании Майкла начинало меняться. Он провел пальцами по шероховатой поверхности фотографии. Можно отказаться. Вернуться домой и… что дальше? Выпить пива? В очередной раз заняться самобичеванием? Бездарно истратить еще один отрезок своей единственной жизни, пытаясь искупить вину за случившееся с Кристин? (Хотя как прожигание жизни можно назвать искуплением вины, даже ему было неведомо.)

А можно принять предложение.

Он глянул на следующую фотографию в стопке. Эту сделали с земли — домик, опирающийся на цилиндрические блоки на высоте нескольких футов над снежным покровом, а вокруг него, словно на пляже, нежатся на солнце полдюжины тюленей.

— Давай хоть по пирожному сначала съедим, — предложил Майкл, и Гиллеспи, торжествующе хлопнув ладонью по столу, подозвал официантку.

— Лимонную меренгу, — потребовал он. — Обоим!

ГЛАВА ВТОРАЯ

20–23 ноября

Несколько последующих дней прошли в лихорадочной подготовке к предстоящей поездке в Антарктику. С теплой одеждой проблем не возникло, так как ее накопилось немало после командировок в Сибирь и на Аляску, а вот с остальным пришлось изрядно повозиться. Первым делом Майкл навестил стоматолога, у которого пережил несколько тревожных минут, опасаясь, как бы его полярная эпопея не закончилась прямо в зубоврачебном кресле, не успев толком начаться.

— У вас на правой верхней челюсти не до конца выросший зуб мудрости, — сообщил ему доктор Эдвардс. — В будущем он может доставить вам серьезные неприятности.

— Он меня совсем не беспокоит.

— И все-таки на вашем месте я…

— Сейчас никак не могу. На заживление потребуется время, а его у меня нет.

— Ну, как знаете, только потом не говорите, что я вас не предупреждал, — ответил доктор Эдвардс.

— Обещаю. Мне всего лишь надо, чтобы вы поставили подпись в санитарном свидетельстве для ННФ.

Доктор Эдвардс нацепил на нос трифокальные очки и склонился над формуляром свидетельства.

— Удивительно, за двадцать лет врачебной практики ни разу не видел подобных документов!

— Как и я. — Майклу не терпелось получить заветную подпись.

— Гм… Антарктика? — Дантист продолжал с интересом изучать санитарное свидетельство.

— Ага.

— Завидую вам. Будь у меня время, сам бы с удовольствием отправился в путешествие, — мечтательно произнес он, словно речь шла об увеселительной поездке в Акапулько.

У Майкла из головы все не выходил невезучий Крэбтри.

Врач в последний раз взглянул на только что сделанный рентгеновский снимок, все еще висящий на негатоскопе.

— Пожалуй, кроме оставшегося зуба мудрости, проблем у вас я не вижу…

С этими словами он наконец вытащил ручку из нагрудного кармана и нацарапал подпись над обозначенной точками линией. Ассистент не успел убрать у Майкла с груди бумажный «слюнявчик», как тот был уже на ногах.

Дальше по списку шел терапевт. Пришлось пройти подробнейшее обследование, в результате которого на руки Майклу выдали целую кипу бумажек. Количество физических травм, полученных за последние годы — вывих плеча, несколько разорванных сухожилий и поломанных костей, — было куда больше, чем выпадает на долю обычного человека, однако, принимая во внимание специфику его работы, которая часто сопровождалась посещением опасных мест, можно было считать, что он еще легко отделался. Терапевт не нашел ничего серьезного, к чему стоило бы придраться, поэтому, прежде чем поставить подпись в разрешительных документах, поинтересовался лишь одним: