Будем жить!

— Ясно, — кивнул Малой, — а почему у них десятина-то меньше получается?

— Так это кто и как считать будет! Их архиерей такие порядки завел, что тамошние дьяки за мзду тебе любую цифру как доход, десятиной облагаемый, впишут. Тьфу, да и только!

— Ладно, отец, мысли твои я понял. Но мне по этому поводу вот что думается…

— А что, лепо может получиться, — согласился монах, выслушав Малого, — только все равно нечего им делать в Лазоревой бухте. Пусть в Дальнем свой причал строят, там как раз место есть.

С утра еще раз обмозговав пришедшее ему в голову насчет московских дел, старшина явных ошибок не нашел и в обед уже выступал перед купцами:

— Обмыслил я, что вы мне вчера сказали, и вот что решил. Если хотите, стройте свой причал в поселке Дальнем, Лазоревую бухту трогать нельзя, это заказник. А насчет пошлин, налога и десятины решили мы так. Пошлина за товары, идущие римлянам, браться не будет. А в остальном все должно быть взаимно. Открываете вы свое представительство на земле русичей — тогда уж и мы открываем свое в Москве. Хотите не платить десятину нашей церкви — добейтесь, чтобы наши купцы, через московское представительство торгующие, не платили вашей. И с княжеским налогом то же самое.

— Да чем же ваши у нас торговать будут, — заканючил купец постарше, — народишко-то у нас совсем нищий, копейку и то за большие деньги считает.

— Ну вы, москвичи, совсем зажрались, копейка вам уже не деньги. Она, между прочим, рубль бережет! А чем торговать — найдем. Со всем уважением к вашим законам, то есть в стекольные дела, где у вас договор с мастерами на двадцать лет, мы не полезем.

Старшина знал, что говорил. Какая разница, что почем будут покупать и продавать в Москве люди из Спасска! Потому как проникновение в чужую страну, пусть она и совсем недавно такой стала, надо начинать с организации там своей резидентуры. Ну, а насчет торговли — тоже не прогорим. Продавать почти ничего не будем, только покупать, причем что угодно, хоть траву из-под ног или куриный помет. А платить будем никелем, который в Москве ценится, но своего там нет. А, значит, в любой удобный нам момент мы сможем так задрать цены, что в той долине и рубль за деньги считать перестанут. Ибо куда это годится, когда внутри страны какие-то снобы отделились, завели свои порядки и знать больше ничего не хотят?

Вот так, в делах и заботах, незаметно пролетел декабрь, и наступил Новый год, который тут со времен капитана Башкирцева праздновали первого января, то есть в самый разгар лета. Большая ель, специально для этого растущая на главной площади Спасска, была украшена ленточками и бумажными игрушками. А сейчас русичи дивились на невиданное зрелище — парад воздушных змеев. Большие и разноцветные, треугольные, квадратные и коробчатые, парили они над Спасском, весело размахивая мочальными хвостами. Вечером планировался салют. И хотя фейерверки тут были известны со времен первого Защитника, народ с нетерпением ждал темноты, ибо уже расползлись слухи, что сюда приложил руку второй Защитник и потому это будет особенный фейерверк.

А старшина стоял в стороне, у своего дома, и любовался на прижавшуюся к нему Ольгу. Вчера она согласилась стать его женой, и через пять дней будет свадьба. На душе у Малого было празднично. Ну и черт с ним, что он на другой планете. Все равно такую жену, как Ольга, на Земле не больно и найдешь. Жалко, конечно, родителей — им небось пришла бумажка «пропал без вести». Но ведь не похоронка же! Да и потом, глядишь, получится передать им весточку. Может, и в гости заглянуть. А мой дом теперь тут. Интересно, когда же удастся связаться с Землей? Если дела и дальше пойдут так, как пока идут, то лет через десять в самом лучшем случае. Ну и что?

Если бы старшине в этот момент кто-нибудь сказал правду — то есть что до того события пройдет еще тридцать один год, он все равно бы не очень расстроился.

Глава 7

ДОЛЖЕН ЛИ РИМ ПАСТЬ?

Утром первого января двести шестьдесят шестого года от явления первого Защитника старшина встал довольно поздно, в одиннадцать. Не то что бы он сильно выпил на новогоднем застолье, но не так уж много выпадало дней, когда их благородие Защитник мог спать, сколько ему вздумается. За три года, что Вячеслав жил на земле русичей, хорошо, если набрался десяток.

Быстро одевшись, старшина вышел в гостиную. Там было пусто, но из сеней доносился голос Ольги — кажется, она кого-то распекала. Малой прислушался.

— Ты, купец, грамотный? — грозно вопрошала она. — А раз грамотный, так читай бумагу — специально крупными буквами писала и на самое видное место вывешивала! У Защитника сегодня выходной. И беспокоить его можно, только если нападут агры! Отвечай — они напали?

— Нет, уважаемая товарищ старший лейтенант, — ответствовал чей-то смутно знакомый голос, — так ведь я только что вернулся из Римской страны и привез посла, причем не абы какого, а целого центуриона!

— Центурион — это, по-нашему, ротный, то есть капитан, — возразила супруга, — невелика птица против старшины, субординацию понимать надо. Устрой его в гостевом доме, потом покорми, город ему покажи, а вечером на площади танцы будут. Завтра же с десяти — милости просим. Иди, купец, пока я не осерчала.

На этом беседа закончилась — Ольгу знали по всей земле русичей и в общем-то побаивались. Не так, конечно, как ее мать, начальника стрелковой подготовки русской армии, которую за характер, проявляемый как перед аграми, так и перед русичами, давно уже кликали не Криволаповой, а Грозной. Но купец, судя по удаляющимся шагам, не рискнул спорить и с Ольгой.

— Солнышко, а не зря ты с ним так сурово? — спросил Вячеслав, целуя жену. — Я же его сам просил поговорить с римлянами на предмет совместных операций против агров.

— И вовсе даже не сурово, ты ведь только самый конец разговора слышал. Не успел он там никому твои слова передать, римляне первыми к нему подошли и предложили отправить на его боте посольство к русичам! Так что тут нам поспешность показывать не надо.

Ага, подумал старшина, подперло их, сердечных. Раньше к ним агры не очень-то и ходили, страна там куда больше здешнего полуострова, есть и куда уйти, и где засаду устроить. Вот супостаты и намылились было к русичам, но, три раза подряд получив по мозгам, решили, видимо, поискать добычу полегче. И то — ведь в последний раз они потеряли большой корабль, подорвавшийся на мине! Уйти смогли только несколько человек на разведчике. Жалко, что взрывом покорежило машину, без нее восстанавливать этот корабль не имело смысла. Зато сколько всего полезного на нем взяли, до сих пор душа радуется! Но, как говорится, хорошего много не бывает. И теперь ситуация могла развиваться двояко. Или русичи договариваются с римлянами о совместных действиях против агров. Тогда дележ трофеев будет примерно поровну. Или же русичи войдут в бедственное положение римлян, помогут им отбиться от пришельцев — чай, римляне тоже люди, хоть и не православные, а язычники. И, конечно, потом выделят горемыкам некоторую долю из трофеев, исключительно от широты души. Револьверы, например, пусть хоть все забирают, их на том корабле было аж пять десятков, нам больше не нужно. А римляне, надо думать, в благодарность не откажутся подарить русичам, например, тонну ртути. Или даже две тонны, хотя откуда у них столько. Так что Ольга молодец, признал старшина. Сегодня у нас не только танцы, но и парад, так что надо будет самому проследить за его подготовкой. И после него устроить показательные выступления стрелков. Пусть Василиса хоть из шкуры вылезет и всех своих подчиненных из нее вытряхнет, но чтобы отстрелялись как положено и даже лучше! А вот после всего этого, завтра, можно будет и поговорить с римлянами. Тем более что от них приплыл целый центурион.

И парад, и показательные стрельбы произвели должное впечатление на посольство в составе квестора Мара Ливия и центуриона Корнелия Квинта, так что второго января оно явилось на прием к Защитнику уже в соответствующем настроении. Центурион даже пытался говорить по-русски, но Малой быстро пресек это дело — гораздо понятнее было слушать переводчика отца Михаила.