Восьмой ангел

Как пифия Ада была слабенькой по меркам Андеграунда. О чем прекрасно знала.

Ее способностей хватило в свое время на то, чтобы окрутить отца Демьяна. Вспомнить страшно, как она учила всякие эти термины и наукообразные выражения, чтобы общаться с приглянувшимся чудаком на одном языке.

Иногда она развлекалась предсказаниями для избранных гостей на семейных раутах. Но это скорее было баловство, основанное на интуиции и психологии, чем настоящее предвидение.

Сейчас был другой случай. В настоящий момент ее задача – не выдать желаемое за действительное. Потому что обманет она не чужую, любопытствующую бездельем душу. Обманет она сама себя.

Из закромов шкафа на рыжий пуф, выполняющий роль журнального столика, полетели магические принадлежности – Нецелованная колода, Таро, кости, говорящие чаинки и мутный кофе, поисковый алмаз с картой трех миров[129].

Да где же они, мои Дары Арахны?

Изящная шкатулка красного дерева вся в узорах тончайшей паутины отыскалась за сновиденческими манускриптами. Ее когда-то в качестве подарка преподнес своей будущей невестке глава клана. Бабские интриги плести, как он тогда выразился. При всем своем могуществе, содержимое шкатулки невозможно было использовать часто. Артефакт требовал в расход огромное количество энергии, причем не только магической, но и личной, того, кто его активировал. Малейшее ослабление контроля и Дары Арахны высосут сущность пифии без остатка.

Во всех трех мирах существовал только один мужчина, ради которого она была готова на все. Ее сын.

Ада проверила на месте ли содержимое шкатулки, и приступила к последовательным ритуалам.

Любимая Нецелованная колода долго водила червонного короля сквозь миры, возносила даже к небесам – «Тьфу на тебя, Рогатый! Сгинь, пречистая!», плутала меж многочисленных дам, наконец, остановилась загадочной комбинацией казенного дома и пиковой дамы на тузе.

Это на кого же ты, повеса, в этот раз глаз положил? – удивилась Ада. Но каково было ее изумление, когда карты показали, что вовсе не пиковую даму высокого полета устремлен взгляд червонного короля, а на бубновую. Причем, последняя постоянно выпадала в окружении семерок.

Ангельское число. Плохой знак.

Нехорошие сомнения Ады тут же подтвердили карты. Подлый удар в спину от затаившегося мелкого врага.

Ему плохо. По собственной глупости плохо. Он смертельно страдает. И я ничем не могу ему помочь, каналья!

Резким движением руки Ада смахнула колоду на пол и потянулась за костями. Раздираемая чувствами – материнским отчаянием и уверенностью пифии, она сосредоточенно начала трясла кости. Может жребий судьбы выскажется яснее.

А за ее спиной карты несправедливо обиженной Нецелованной колоды легли интересным веером: несущие зло шестерки оказались биты семерками бубновой дамы. В руках загадочной дамы билось сердце – как символ невозможного, выдираемого вместе с сердцем чувства.

Жребий судьбы и Таро подтвердили: проблемы у сына возникли на почве двух перекрещивающихся любовных линий. Ада оказалась в замешательстве – она прекрасно знала своего отпрыска и его пресытившееся, пренебрежительное отношение к слабому полу. Она не представляла себе, какой должна быть женщина, из-за симпатии к которой ее сын попал в смертельную опасность.

Пифия решила передохнуть – посмаковать чай или кофе. Правда, получить удовольствие от питья не удалось. Говорящие чаинки до тех пор, пока дымящаяся чашка не перекочевала в желудок пифии наперебой пищали о беде. Мутный кофе рисовал какие–то горы с вершинами из пены, а гуща дважды сливалась в крылатую фигуру.

Прояснить все могли только Дары Арахн». Ада повесила на шею кулон лунного камня – полный под завязку магинакопитель, и решительно открыла шкатулку.

Узоры паутинной вязи шли и по внутренней стороне шкатулки. Мгновение и они заиграли, наливаясь серебряным блеском. Откинув крохотный бархатный полог, пифия открыла две подставки в виде кистей рук с закрытыми кулаками.

Первый магический поклон – кулачки раскрываются, открывая двух засохших паучков, по одному в каждой ладони.

Ада на высокой магической волне. По мановению пальцев к ней срываются с полок пузырьки, флакончики, мешочки с нужными ингредиентами. В медную пиалу летят толченые рыбьи кости, глаз зема в формалине, крылья жемчужницы и крупицы корня мандрагоры. Несколько капель эфира и смесь возгоняется, образуя парящий шар. Око.

Лактродектус мактанс! Ищи Демьяна! Второй магический поклон и один из пауков оживает, начинает шевелиться. Самочка, иссиня черная, с красной меткой в виде песочных часов на спинке.

Тритий магический поклон. Черная вдова начинает вращать своими телескопическими глазами в поисках Ока. Паутиньим плевком она достает шар, подтягивается и замирает. Две пары глаз паучихи бегают по Оку, выглядывая, высматривая и собирая информацию.

С каждым импульсом накопитель слабеет, переливы лунного камня мутнеют.

Выдержать, не останавливаться!

Четвертый магический поклон оживляет самца. Он заметно меньше, четыре пары красных меток по черной спинке и длинные ноги, чтобы попытаться убежать. Всего лишь попытаться.

Пятый импульс. Паучиха отваливается от Ока и прыгает на самца. Она возбуждена увиденным. Она хочет поделиться знанием. Она жаждет спаривания.

Паучий век не долог. Слабая попытка самца метнуться в сторону пресечена на корню и вот уже пасть Черной вдовы раззявлена над сжавшимся от страха паучком…

Рано, подружка, рано кровожадная бестия.

Ада ногтем поддевает паучка и щелчком бросает его на крышку шкатулки, внутреннюю поверхность.

Плети! Покажи все, что узнал.

Радуга лунного камня практически сошла на нет. Теперь он больше напоминает простой булыжник. Радужные всполохи только изредка пробегают по его теперь шершавой поверхности. А ведь самое главное еще только впереди.

Шестой магический поклон и паучок как заведенный начинает бегать уз угла в угол. Он ткет картину, переданную сладострастной партнершей. Прядет паутину в надежде получить жизнь за свою работу, за откровенность.

В раскрытой мраморной ладони беснуется Черная вдова, оставшаяся без финальной трапезы. Она в исступлении жалит каменную руку, но невидимый колпак не дает ей выбраться из тюрьмы под стеклом. Пока.

Паучок работает споро. Восьмью лапками, словно кистями он рисует картинку за картинкой из жизни Демьяна. Кафедра и студенческая попойка. Было. Их апартаменты в «Интернационале». Дальше. Демьян, Ганс, океан и куча девиц. Не то. Чей-то будуар и бесчувственный Демьян. Уже ближе.

Бедный мальчик! Разве можно так перенапрягаться?

И, наконец, беспомощная фигура на вершине.

Все-таки горы! Как тебя туда занесло?

Предпоследние петли, последние стежки. Паучок в надежде поднимает головку к пифии.

Увы, дружок! Се ля ви!

Черная тень накрывает паучка. Хруст хитинового панциря, мелькание интенсивно работающих челюстей, и, сытая паучиха медленно возвращается на свое место в шкатулке.

А материнский долг, дорогуша? – палец Ады направляет вдову на соседнее пустующее теперь ложе. Минута и на свет появляется крохотное яйцо. Потомство и будущий партнер в одном лице. Паучиха еще некоторое время возится с коконом, пристраивая поуютнее, затем, переползает на свою гостеприимно раскрытую мраморную ладонь и замирает.

Для следующего раза все готово. Это на будущее. Осталось разобраться с настоящим.

Ада внимательно рассматривает последнюю картинку, созданную несчастным паучком. Сын не один. К нему кто-то летит на помощь, если она все поняла правильно. И он пытается послать сигнал – эфирные нити далеко разлетаются от его фигуры.

В изнеможении мадам Гедонис откинулась на кушетку. Сеанс закончен. Теперь она знает: Демьян жив. Он на грани гибели, но он выживет - его спасут. И скоро он даст о себе знать.

* * *

Не… жа... лей!

Что?! – от неожиданности Кристина вздрогнула.

Не… жалей, по-жа-луйста… ты …меня… убиваешь…

???

Она стояла на коленях возле холмика, смахивающего на занесенную снегом мумию. Где-то глубоко внутри там еще что-то теплилось. Жизнь – не жизнь, душа – не душа. Кристина как раз размышляла над природой того, что или кого она примчалась спасать, когда бедняга сам подал голос.