Ярость ацтека

* * *

Мы покинули пулькерию, когда улицы опустели и город погрузился во тьму. Лизарди, бедняга, извелся и все торопил меня, но я твердо стоял на своем, не желая понапрасну рисковать. Улицы, где жили богачи, ночью охраняли караульные, расхаживавшие с фонарями. Света от них, правда, было мало, но опасность наткнуться на такого караульщика все же существовала, а подними он тревогу, домовладельцы тут же послали бы ему помощь. Поэтому мы должны были успеть провернуть свое дельце в определенный промежуток времени: когда уже стемнеет, но патрульные еще не выйдут на улицы. Ну а поскольку обход начинался в десять, в нашем распоряжении имелся целый час.

– Куда мы идем? – шепотом спросил Лизарди. – Я так и не понял, откуда возьмутся лошади, если все твое имущество конфисковали.

– Вот я и заберу часть его обратно.

Лизарди остановился как вкопанный.

– Что ты сказал?

– Мы украдем двух моих лошадей.

– То есть как это украдем? Я думал, может быть, твоя возлюбленная договорилась о лошадях. Я не желаю оказаться в тюрьме за воровство!

Мне стало смешно.

– Я смотрю, ты предпочитаешь, чтобы тебя повесили за памфлеты.

– В любом случае, я не собираюсь красть лошадь.

– Тогда adiós, amigo! Прощай, приятель! Иди своим путем!

– Но, Хуан, ты не можешь бросить меня. Ты же сам говорил, что считаешь меня своим братом.

– Это была всего лишь ложь.

– У меня есть деньги. Почему бы нам не купить двух мулов?

– Нам нужны хорошие лошади, такие, которые способны ускакать от альгвазилов, если за нами будет погоня. А на мулах мы далеко не уедем, даже если и сумеем выбраться из города. Люди не зря стараются путешествовать большими группами, на дорогах повсюду полно разбойников. Так что нам нужны самые быстрые скакуны. А у меня, да будет тебе известно, всегда были лучшие лошади в городе. И сейчас мы отправимся и заберем их.

– Но ведь тебе не позволят вот так просто зайти в дом и увести лошадей. Ты сам говорил, что «кузены» заняли твой дом и что они ненавидят тебя.

– Сейчас эти бездельники наверняка сидят за столом и ужинают, а челядь им прислуживает. На конюшне один только Пабло, но и он не торчит там безвылазно. По вечерам он обычно отправляется прямиком в пулькерию, так что путь свободен. Нам останется только оседлать лошадей и вывести их.

Мы двинулись дальше. Однако беднягу Лизарди мои слова не успокоили, и он бормотал на ходу молитву. Я не выдержал и сказал ему:

– Хватит дрожать, Книжный Червь, со мной не пропадешь. Дон Хуан де Завала, благородный кабальеро, защитит и спасет тебя.

19

В моем бывшем особняке в окнах второго этажа виднелся свет, но внизу, как я и предвидел, было темно. Наверняка все слуги находились наверху, подавая ужин наглым свиньям, которые завладели моим домом.

Я уверенно провел Лизарди через заднюю калитку к дверям конюшни, как будто был хозяином дома, каковым, впрочем, по-прежнему себя считал. В стойле было четыре лошади. Две новые, вероятно принадлежавшие моим «кузенам», и еще две, которые были мне хорошо знакомы: Ураган и небольшой мерин, за свою окраску прозванный Медяком.

Из кладовки при конюшне я забрал два мачете и длинный нож. Пистолеты и мушкеты хранились у меня наверху, но в кладовке я держал мешочек с черным порохом. Шпоры удалось найти лишь самые простые, с железными колесиками, какими пользовались vaqueros.

Я велел Лизарди ехать первым, пояснив:

– Я выведу своего коня следом, отворю ворота на улицу и, как только мы выберемся на улицу, тотчас закрою их обратно. Оказавшись за воротами, не вздумай пускать лошадь вскачь, вовсе ни к чему привлекать к себе внимание.

Я подвел Урагана к дверям конюшни, открыл их и испуганно замер, обнаружив прямо перед собой здоровенного черного дворового пса. Зверюга сперва зарычала, а затем принялась лаять и бросаться на меня, клацая зубами. Ураган встал на дыбы, а я никак не мог дотянуться до своих клинков, чтобы избавиться от чертовой псины. Коня собака явно побаивалась, предпочитая держаться на расстоянии, однако ее лай запросто мог привлечь внимание хозяев. Я уже вскочил в седло, но псина не унималась: она прыгала, отчаянно гавкая и скаля клыки. Мне не оставалось ничего другого, кроме как погнать Урагана прямо на проклятую тварь. Как раз в тот момент, когда мы вылетели из дверей конюшни, я увидел, что из дома выбегает человек с мушкетом.

– Стой! Держи вора! – закричал он, направив на меня оружие, и я дернул поводья, устремив Урагана на противника. Тот отскочил с дороги; он все же успел пальнуть из мушкета, но пуля пролетела мимо.

Я развернул Урагана и направил его к воротам, а громадный пес, это исчадье ада, тем временем набросился на Лизарди. Пнув ногой створки, я вылетел наружу, стараясь не свалиться с лошади. Собака лаяла на коня Лизарди и подпрыгивала, пытаясь цапнуть его за ноги. Развернувшись к надоедливой псине, я выхватил наконец мачете и отправил душу зверюги обратно в ад, где мы с ней, не сомневаюсь, со временем встретимся снова.

Ураган устремился по улице, обогнав Медяка. Наши лошади галопом мчались по мостовой, их копыта высекали искры, с превеликим трудом сохраняя на булыжнике равновесие. Мне пришлось придерживать Урагана, чтобы он не поскользнулся и не свалился.

А тут еще новая напасть: за нами увязался второй пес, пятнистое чудовище размером с мастифа. Подпрыгнув рядом со мной, он промахнулся и не сумел ухватить меня за ногу, но прокусил мешок с черным порохом. Ткань разорвалась, содержимое высыпалось ему прямо на морду, и кусачий злыдень отстал.

Я гнал Урагана на север, прочь из города, а Лизарди скакал за мной следом, истошно крича:

– Ты, сын шлюхи, Мехико совсем в другой стороне! Ты снова мне солгал, чертов lépero!

Да на что же это похоже: в спину мне беспрерывно гавкают собаки – не те, так другие.

Объясняться с Лизарди мне было некогда, хотя вообще-то он был прав. Но, поскольку убраться из города без шума нам не удалось, было бы глупо соваться сейчас на столичную дорогу, самую оживленную в Новой Испании. Именно поэтому я и предпочел двинуться в противоположном направлении. Ясно ведь, что теперь по нашему следу пустят целую свору альгвазилов, своего рода земную замену адских псов. Походило на то, что не только я, но и книжный червь Лизарди тоже родился под несчастливой звездой.

* * *

Мы отмахали на север в лунном свете добрую лигу, пока не уперлись в ворота рудничной гасиенды. Тогда я повернул на восток, и мы проехали еще одну лигу, а когда совсем стемнело, да и местность стала такой, что в темноте можно было запросто свалиться с коня и свернуть себе шею, было решено сделать привал.

Я велел Лизарди спешиться и устраиваться на ночлег. Одеяла нам должны были заменить попоны. Мой спутник немедленно принялся ныть:

– Эта земля еще более жесткая, чем камни, на которых мы спали в тюрьме! Да чего же холодно! И к тому же я проголодался, а у нас нечего есть!

– Похоже, попади ты на Небеса, и там начнешь жаловаться на неудобства святому Педро.

Я опустился на четвереньки и поцеловал землю.

– Да, здесь жестко и холодно, но зато мы на свободе!

Но Хосе не унимался:

– Ага, зато тут нас могут запросто искусать до смерти змеи или растерзать ягуары.

Я демонстративно заткнул уши, лег на спину и, положив голову на седло Урагана, устремил взгляд к ночному небу. В отличие от Лизарди я привык спать на жесткой земле: мне частенько приходилось ночевать таким образом во время своих охотничьих вылазок. Правда, раньше у меня всегда были сытный ужин и огонь, возле которого я мог согреться.

– Завтра будет новый день, – пробормотал я, таращась вверх.

– Что за бессмысленное замечание? – раздраженно отозвался Хосе. – Ясно, что каждый следующий день – новый.

– Первые двадцать пять лет своей жизни я провел как Хуан де Завала, гачупино, благородный кабальеро из Бахио. Завтра я буду уже кем-то другим, и кто знает, куда меня заведут ноги?