Страница 14 из 25
Мы благодарим Ваше Великодушное Величество за щедрый дар, саженцы роз из королевского цветника, доставленные последней прибывшей каравеллой в дополнение к привезенным нами ранее. Оные саженцы будут добросовестно распределены по садам, обильно насаждаемым во всех владениях Католической Церкви. Возможно, Вашему Величеству будет интересно узнать, что хотя в здешних землях никогда не росло прежде подобных растений, но розы, которые мы посадили, расцвели еще более пышно, чем даже в садах Кастилии. Поскольку климат здешний весьма благоприятен, вокруг нас словно воцарилась вечная весна: розы благоухают и цветут круглый год, в том числе и сейчас, хотя эти строки пишутся нами в декабре, то есть по календарю стоит середина зимы. Следует отметить, что чрезвычайно повезло нам не только с климатом, но и со слугой нашим — способным и верным Хуаном Диего.
Несмотря на свое имя, государь, человек этот, как и все наши слуги, чистокровный индеец, но в отличие от многочисленных туземцев, которых мы поминали выше, добрый христианин. Славное имя Хуан Диего было дано ему несколько лет назад при крещении святым отцом Бартоломе де Ольмедо — капелланом, сопровождавшим конкистадоров. Именно отец Бартоломе ввел практику крестить индейцев не по отдельности, а целыми многочисленными сборищами, чтобы наибольшее число народу могло сподобиться Благодати как можно скорее. Для удобства он давал всем индейцам, которых на каждом таком крещении собиралось несколько сотен, причем обоего пола, имя того святого, на день памяти которого приходилось это всеобщее обращение в христианскую веру. А поскольку в католическом календаре имеется немало св. Иоаннов, теперь, к нашему смущению и даже досаде, чуть ли не каждый второй индеец в Новой Испании носит имя Хуан и чуть ли не каждая вторая индианка называется Хуаной.
Тем не менее нашего Хуана Диего мы очень любим. Он превосходно знает свое дело, старательно ухаживает за цветами, услужлив, благочестив и искренне предан как христианству, так и нам самим.
Да не оставит же Господь, коему оба мы преданно служим, Ваше Королевское Величество нескончаемыми своими милостями, о чем к Престолу Его неустанно возносит свои молитвы
Вашего Священного Императорского и Католического Величества верный викарий и легат
Хуан де Сумаррага (подписано собственноручно).
NONA PARS [6]
А теперь я подхожу к тому моменту нашей истории, когда мы, мешикатль, на протяжении многих и многих вязанок лет восходившие на гору величия, наконец достигли ее вершины, после чего, как известно, неминуемо должен последовать спуск.
Возвращаясь домой, я провел еще несколько месяцев в бесцельных скитаниях по западу, остановившись однажды в маленьком симпатичном городке Толокане, расположенном на вершине горы в землях матлацинков, одного из мелких племен, подвластных Союзу Трех.
Я занял комнату на постоялом дворе, вымылся, пообедал и отправился на рынок, чтобы купить к возвращению новую одежду для себя и подарок для своей дочурки. И вот, как раз когда я выбирал покупки, через рыночную площадь пробежал примчавшийся со стороны Теночтитлана гонец-скороход. На нем было две накидки — белая (траурная, ибо это цвет запада, куда удаляются умершие) и зеленая, цвета ликования, — поэтому меня ничуть не удивило, когда правитель Толокана публично объявил своим подданным, что Чтимый Глашатай Ауицотль, вот уже два года мертвый умом, скончался телесно, в связи с чем владыка-регент Мотекусома провозглашен Изрекающим Советом новым юй-тлатоани Мешико.
Поначалу это известие пробудило во мне желание вновь повернуться спиной к Теночтитлану и продолжить странствия по неизведанным землям. В своей жизни мне не раз доводилось совершать опрометчивые поступки и противиться властям, но я не всегда вел себя как глупец или как смутьян. В конце концов, куда бы ни заводили меня скитания, я оставался мешикатль, а следовательно, подданным юй-тлатоани. Более того, я был благородным воителем-Орлом, принесшим клятву верности Чтимому Глашатаю, и не важно, что я не слишком уважал нового владыку. Хотя я ни разу лично не встречался с этим человеком, но испытывал неприязнь и недоверие к Мотекусоме Шокойцину, ибо в прошлом он пытался расстроить союз Ауицотля с сапотеками, не говоря уж о его неблаговидном поведении по отношению к Бью Рибе, сестре моей жены. Однако сам Мотекусома, вероятно, никогда про меня даже не слышал, так что взаимно испытывать подобные чувства у него не было ни малейших оснований. И только последний глупец дал бы ему такие основания, открыто показав свое отношение к новому правителю. Предпочтительнее всего было вообще не напоминать лишний раз о себе, но как раз для этого и следовало появиться в столице. Ведь вздумай правитель проверить, кто из благородных воителей присутствует на церемонии его вступления в должность, а кто нет, он мог бы узнать, что не хватает воителя-Орла по имени Темная Туча, и счесть это непростительным оскорблением.
Поэтому я свернул на восток от Толокана, направившись вниз по крутому склону, который вел в наш озерный край. Прибыв в Теночтитлан, я сразу пошел домой, где меня с ликованием встретили мои рабы Бирюза и Звездный Певец, а также мой друг Коцатль. Жена его, Смешинка, не проявила при виде меня такого восторга, а со слезами на глазах сказала:
— Теперь ты отнимешь у нас нашу любимую малышку Кокотон.
— Кекелмики, — возразили, — девочка будет любить тебя по-прежнему, и видеться с ней ты сможешь, сколько угодно и когда захочешь.
— Но это не то же самое, что растить ее самой.
— Попроси малышку спуститься вниз, — велел я Бирюзе. — Скажи ей, что вернулся отец.
Они спустились, держась за руки. Кокотон, будучи всего лишь четырех лет от роду, находилась еще в том возрасте, когда дети дома ходят нагишом, а потому я сразу мог заметить, насколько дочка изменилась за время моего отсутствия. Я обрадовался, увидев, что малышка, как и предсказывала ее мать, невероятно похорошела, причем сходство ее личика с лицом Цьяньи стало еще более заметным. При этом девочка больше не была пухленьким, бесформенным младенцем с коротенькими ножками. Теперь передо мной стояло миниатюрное человеческое существо с настоящими, пропорциональными размеру тела руками и ногами. Я отсутствовал два года — отрезок времени для человека лет тридцати не столь уж заметный. Но то была половина всего срока, прожитого Кокотон, и за это время она превратилась из младенца в очаровательную маленькую девочку. Неожиданно я пожалел о том, что не видел, как растет и расцветает моя Хлебная Крошка: наверняка это было бы не менее увлекательно, чем наблюдать за распускающейся в сумерках водяной лилией. Но я сам лишил себя подобной радости, и мне оставалось лишь мысленно поклясться, что впредь уже никогда не допущу такой промашки.
— Моя маленькая госпожа Ке-Малинали, называемая Кокотон, — торжественно представила мне малышку Бирюза. — А это твой тете Микстли, который наконец вернулся. Поприветствуй его, как тебя учили, ну-ка!
Я был приятно удивлен, увидев, что Кокотон изящно опустилась на колени, чтобы совершить перед отцом жест целования земли, и скромно не поднимала глаз, пока я не назвал ее по имени. Потом я поманил дочку, и она, подарив мне улыбку с ямочками, бросилась мне в объятия, смущенно чмокнула и сказала:
— Тете, я очень рада, что ты наконец вернулся из своего путешествия.
— А я очень рад узнать, что дома меня дожидалась такая отменно воспитанная, обученная хорошим манерам маленькая госпожа, — промолвил я и, обратившись к Смешинке, добавил: — Спасибо тебе за то, что ты выполнила свое обещание — не позволила малышке забыть отца.
Кокотон выскользнула из моих объятий и, оглядевшись по сторонам, заявила:
— Я не забыла и свою тене. Можно мне поприветствовать и ее тоже?
Все присутствующие разом перестали улыбаться и смущенно отвели глаза. Я глубоко вздохнул:
6
Часть девятая (лат.).