Эра надежд

Кстати, англичане, как и в будущем, сейчас совершенно явно вели политику двойных стандартов. Когда мы два года назад сожгли решивший нарушить покой мирного архипелага французский фрегат, Вильгельм нисколько не возмущался. А вот когда их линкор в пятнадцати километрах от нашего берега вздумал обстрелять французскую шхуну и словил за это торпеду с патрульного катера, английский король впал чуть ли не в прострацию. Мол, это второй по мощи корабль английского флота, а вы с ним поступили так некрасиво. На чем теперь с французами воевать?

И ладно бы мы утопили их корыто, так нет, оно осталось на плаву, хоть и в сильно поврежденном виде. Что поделать, это же первое натурное испытание наших торпед. И кстати, по его результатам они были признаны недостаточно мощными. Говорил я Илье, что английский линкор – штука очень прочная и такой мелочи, что мы делаем, ему может не хватить, а император не верил.

Но тут получилось очень удачно в том смысле, что на подвергшейся нападению шхуне к нам плыл де Тасьен. И я показал ему облегченную модель барабанного пулемета, а потом проследил, чтобы он получил хоть какие-нибудь сведения о трассирующих пулях и снарядах. То, что виконт мужик сообразительный, я уже знал, и в этот раз он тоже оправдал мои ожидания. Через две недели после инцидента с линкором новейший английский дирижабль «Шотландия» был сбит, а спустя четверо суток на Силли заявился сам королевский камердинер Натаниэль Мосли. Он сообщил, что все виновные в волоките с угольными поставками уже наказаны, два груженых корабля вышли из Кардиффа и завтра будут здесь. А ему поручено обсудить условия срочного заказа нового дирижабля, отличающегося от «Шотландии» мощным оборонительным вооружением.

Так что флагман нашего крейсерского флота в ближайшее время сможет пуститься в путь к берегам Таганрогского залива.

Этот самый флот состоял из трех довольно похожих по конструкции корпуса, но вообще-то разных кораблей.

Первый из них при закладке был назван броненосцем, хотя по сути являлся канонерской лодкой береговой обороны. Он получил имя «Матрос Фукс» и нес службу у берегов Австралии.

Второй был сделан заметно мореходнее, и сейчас «Старший помощник Лом» демонстрировал австралийский флаг в Красном море. А «Капитан Врунгель» отличался от своих собратьев еще и двигателями. У нас наконец-то получилось сделать прямоточные машины двойного расширения мощностью в восемьсот сил, и две таких стояли на «Врунгеле», благодаря чему он на одной заправке мог пройти десять тысяч километров со скоростью восемнадцать километров в час. На предельной мощности машин скорость составляла чуть больше тридцати.

Все три корабля были полностью лишены парусного вооружения. Правда, на их атрофированных мачтах при желании можно было растянуть куски полотна, хранящиеся в каптерках, но это на такой крайний случай, которого до сих пор не было, причем я надеялся, что и не будет.

Вооружены они тоже были почти одинаково, имея в качестве главного калибра по четыре стомиллиметровых пушки. Правда, на «Врунгеле» стояли орудия чуть подлиннее, сорокакалиберные, то есть с длиной ствола четыре метра. Из них ученики Ваки могли вполне прилично стрелять на семь километров.

Для самого же Ваки это был последний перед пенсией поход, за время которого он собирался окончательно убедиться, что вырастил достойную смену. Все-таки ему недавно стукнуло пятьдесят девять лет, и он собирался по возвращении в Австралию осесть в Ильинске, где заняться преподавательской деятельностью.

Этот визит в Европу, как и два предыдущих, я совершал без Элли. Все-таки оставлять двоих сыновей было еще рано, пусть хоть немного подрастут – и тогда герцогиня вновь сможет сопровождать мужа в его дальних путешествиях. Ну а пока я один занимал трехкомнатную адмиральскую каюту «Капитана Врунгеля» – очень большую по сравнению с той, что была у меня на «Чайке», и непредставимо огромную, если сравнивать ее с клетушкой на «Победе».

Вообще-то я не очень расстраивался из-за задержки с углем, потому что на Силли еще не явились «Молния» и «Катя» – корабли, построенные для нас голландцами по типу чайных клиперов. Мы вышли из Ильинска одновременно, но парусники отстали, хотя «Врунгелю» пришлось три раза дозаправляться – на острове Амстердам, в Кейптауне и на Мадейре.

«Молния» была сделана как пакетбот, то есть грузопассажирское судно, и везла второй состав Иностранного легиона в количестве трехсот с небольшим бойцов. Вернувшиеся на родину легионеры первого призыва продемонстрировали столь богатую добычу и премии, да потом так расписали свои подвиги, что конкурс в наш Иностранный легион достиг пяти человек на место. Принимались туда исключительно арауканы, уже показавшие свое воинское искусство. А заниматься новым легионерам придется тем же самым, что вполне успешно делал и первый состав, то есть истреблением ногайцев. Кстати, среди командного состава было три десятка человек, пожелавших отслужить второй срок.

«Катя», построенная по чертежам «Катти Сарк», являлась чистым грузовиком и везла в основном оборудование для Ост-Австралийской компании, в том числе два небольших паровозика и восемь вагонов, среди которых был и мой персональный салон. Потому как мне предстояло довольно далекое путешествие, аж в Москву. Дело в том, что меня туда пригласил Петр на свою свадьбу. Причем женился он не на ком-нибудь, а на принцессе Светлане Бариновой, в преддверии свадьбы принявшей православие и сменившей имя на Екатерину.

За восемь лет, прошедших с момента основания Ост-Австралийской компании, она смогла протянуть железные, а точнее, чугунные дороги от Донецка в одну сторону – до Таганрога, а в другую – до Орла. Между Старым Осколом и Донецком регулярно курсировали два десятка рангоутных поездов с велосипедным приводом, причем иногда они ухитрялись проходить под парусами до половины пути. Настала пора переводить дорогу на паровую тягу. Правда, до такого технического маразма, как паротурбинный паровоз, мы с Ильей все же не дошли, хотя подобная мысль была, так как у нас валялась без дела коробка передач от КамАЗа. Но она была всего одна, так что мы просто спрятали поршневые машины внутри наших паровозиков, а снаружи все-таки присобачили турбины, которые не только гремели и свистели, но еще и крутили генераторы. Разумеется, машинисты будут знать, что находится в недрах их машин, но они никому не скажут. Потому как нам действительно удалось повернуть конструкторскую мысль Европы в сторону турбин, и сейчас все считали поршневые машины тупиковой ветвью развития.

И значит, от Таганрога до Орла мне предстояло ехать по чугунной дороге. В Орле к моему визиту компания построила деревянный катамаран, двигатель для которого я вез с собой. Вот это уже была турбина, но с конденсатором отработанного пара и гибким валом, то есть сделанная как положено. Она оказалась даже чуть экономичней, чем поршневой паровик такой же мощности, но мы не были уверены в ее ресурсе. Впрочем, от Орла до Москвы и обратно его явно хватит. И наверняка останется, так что потом этот кораблик будет преподнесен Петру в качестве свадебного подарка, но с отложенным вручением. На ее редуктор и пошли шестеренки от той самой коробки. По идее, они смогут служить долго, потому как наша турбина крутилась хоть и быстрее, чем камазовский движок, но мощность имела всего около шестидесяти сил.

В Орле, Калуге и Коломне были подготовлены угольные склады. Ну и в крайнем случае топка сможет работать и на дровах, а уж леса-то по берегам Оки более чем достаточно.

Разумеется, водный путь был существенно длиннее сухопутного. Но, надеюсь, все помнят про две российских беды? Правда, точно неизвестно, кто автор этого афоризма – Гоголь, Салтыков-Щедрин или Николай Первый, – но его истинность до сих пор не оспаривалась. Причем про дураков я точно не знаю, но дороги в петровские времена были хуже, чем при любом из потенциальных авторов афоризма. Так что даже по времени путь в восемьсот пятьдесят километров по воде окажется быстрее, чем в четыреста по дорогам России самого начала восемнадцатого века. Ну и барахла с собой можно будет захватить существенно больше, это тоже немаловажно.