Мертвым не понять

«Надо бы вызвать Линду, – вяло от предчувствия очередного приступа слабости соображала я. – Ведь предсказание сбылось – мы с Зерцаловым задержали убийцу, в какой-то степени Павла спасло именно то, что около письма он оставил заветную ручку… И еще, еще Линде непременно надо теперь посмотреть на дом, который она видела в медитации, загородный дом Белкиной и Шоршоны!

Ведь именно его она описала: лебяжье ложе и зеркальный зальчик. Слава богу, что я вспомнила об этом сейчас, а не когда разбиралась в своих эротических видениях».

В этот раз слабость накатила на меня, едва только я справилась с путами Шоршоны. Мир качнулся, в последнюю минуту я инстинктивно отстранилась от Владислава, по-рачьи пятясь назад и ища в пустоте заботливые руки Зерцалова.

Принц выволок меня из зала. У зеркальной стены мы лишились последних сил. Яд совершал очередную атаку, я прижалась лицом к холодному паркету пола, борясь с наползающим кошмаром, как вдруг Зерцалов резко вскочил на ноги и подошел почти что вплотную к зеркалу. От неожиданности я приподнялась на локтях, ища, что же так взволновало моего принца.

– Черт возьми! Диана! Он же меня изуродовал! Этот псих! Ты только посмотри! – Павел с возмущением ткнул в свой рассеченный лоб, и тут же скривился от боли и заплакал. – Подлец! Кто меня теперь полюбит? Кому я нужен?!

– Мне нужен, я люблю.

Реальность ускользала, множась и тут же теряясь в лабиринтах зеркал. Зерцалов приподнял меня с пола.

– И главное, ты не знаешь, зачем этот извращенец мне прическу попортил?

– Ничего… вырастут.

– Слушай, Диана… а мы ведь все правильно сделали… гм… в этом сне.

– Во сне? Почему во…

Принц остановил мой вопрос поцелуем.

– Потому что это был сон. И теперь мы проснемся в своих постелях и…

– Но если ничего не изменилось, то я не хочу просыпаться!

– Все зависит от нас одних. Поверь, мы нашли и полюбили друг друга во сне. А теперь нужно сделать над собой еще одно усилие и остаться верными этому чувству в жизни.

Внезапно стены заплясали с удвоенной силой, и я почувствовала, как кровавый туман, захлестнув меня с головой, потащил за собой в разверстую бездну ужаса.

Возможно, мой обморок не был бесконечно долгим, несколько раз я словно вырывалась на поверхность, чтобы отыскать в нарастающем отчаянии руку любимого.

Сквозь сон я слышала, что явился старик-сторож и Пава велел ему разогревать мотор, а сам отзвонил Линде, попросив ее опять прикрыть наши задницы перед милицией и деть куда-нибудь скованного по рукам и ногам Шоршону.

А затем, должно быть, вытащил меня из дома. На наше счастье, сосед оказался не только великолепным механиком, но и шофером от бога.

Потом я провалилась в сон, беспокойный и полный ожиданий, как сама жизнь. По какому-то состоянию, посетившему меня в первые же моменты видения и не покидающего до самого пробуждения, я догадалась, что это один из тех снов, которые призваны изменять жизнь, мало этого, вдруг мне стало ясно, что он и последний мой сон, потому что я уже не могу жить по-прежнему, в вечном ожидании любви. Не могу также, как нежелаю проводить время, убивая его с нелюбимыми, имя которым легион! Не хочу!

Когда я проснулась, ощущения откровения не прошло, а только сделалось еще рельефнее, словно впечаталось за ночь в мою грудь, вросло в каждую клеточку тела. Не открывая глаз я, картинка за картинкой, восстановила весь сон. Вот он.

МОЙ ПРИНЦ – ПОСЛЕДНЕЕ ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ

–  А мужик-то качается, – подумала я, и тут же мощный толчок отправил меня в межвагонное пространство летящего поезда метро. Не пытаясь разглядеть его лицо, я лихорадочно творила заклинание времени, грязно и смачно ругаясь.

Одну секунду я видела зеленые, металлические стены, вскрикнула женщина, в блеске стекла отразился ее зрачок с моим силуэтом посередине, и в следующее мгновение я оказалась в странном мире. Кто-то держал меня за плечи, кто– то простирал руки, не давая упасть.

–  Ну, вот и ты.

–  Ну, вот и я. – Звучит по-идиотски. – А кто вы и как я здесь оказалась?

–  Мы – стражи, вроде пограничников.

–  Значит, вы спасли меня?

–  Нет.

–  А кто?

–  Никто.

–  Но я же жива.

–  Пока.

–  Но позвольте, это же абсурд, если меня не разрезал поезд, а за то время, что мы мило беседуем, это могло бы произойти раз пять…

–  Здесь нет времени. И вообще ничего нет.

Я попыталась оглянуться на спасителей и от страха закричала: их тоже не было.

–  Не бойся, ты не можешь нас видеть.

–  Что вы хотите, и как долго вообще я буду в таком положении? – Я прямо чувствовала, как раскаленный металл впивается мне в тело. Вжжик…

–  Мы надеемся, что кто-нибудь успеет спасти тебя.

–  А меня никто не спас?

–  Пока нет. Мы просто остановили время, чтобы тот, кто спешит к тебе, мог успеть.

–  И когда же это произойдет?

–  Не знаем.

–  Почему вы думаете, что такой человек вообще есть?

–  Мы не думаем. Просто дали тебе шанс, но если ты против…

–  Ни в коем случае! – Привкус металла во рту напомнил, как я хочу жить. – Ну почему до сих пор меня никто не спас?

–  Это должен быть кто-то определенный, и ты можешь помочь, если поймешь, кто это, и мысленно призовешь его на помощь.

–  Как? – Вспоминай просто по порядку всех, с кем доводилось встречаться в прошлой жизни.

Я перевернулась и попыталась поудобнее устроиться в Ничто, в глубине души возмущаясь на «в прошлой жизни»; мысли путались и скакали, бросая меня из крайности в крайность. Вскоре я устала. Яростно надоело Ничто, и богатая фантазия тряхнула перед глазами своим цветным скарбом.

«Жила-была одна бедная принцесса, бедней не бывает, и жила она не во дворце, а в комнатке, похожей на шкатулочку, в высокой башне, под самой крышей. И все думали, какая она оригинальная, и тоже переселились в комнатки и флигельки.

Однажды подул сильный ветер и унес единственное платье принцессы Анны, и она сделала себе одежду из занавески с цветами. И все вновь изумились и обрадовались, и комната-шкатулочка с того дня не переставала наполняться свежими розами. Как-то проснувшись в качающейся от ветра башне, принцесса захотела чая, но он, она это знала, кончился неделю назад, и Анне не оставалось ничего иного, как заварить осыпавшиеся лепестки. Она сидела у огня, а комната качалась, как желтый фонарик на елке. И надо же, чтобы именно в этот момент в гости к принцессе Анне пожаловал принц.

Много лет он искал свою принцессу и не мог найти, ведь все они были похожи друг на дружку, как куклы в магазине. Все одевались по последней моде, стриглись или укладывали прически по картинкам журналов.

И принц не мог представить, что одна из них вдруг станет его женой, ведь это все равно что жениться на целом поколении, – печалился он. Когда на стук, музыкальным эхом рассыпавшийся во всей башне, вышла Анна, принц сразу не мог понять, женщина перед ним или ночной призрак, каких в Оно давно уже не видели. Волосы принцессы рассыпались по плечам, она никогда не прибирала их, желая чувствовать себя свободной, а занавеска с цветами была просто по ней сшита. Принц обомлел, смутилась и Анна. Качался дом, а им казалось, что это ходит ходуном весь мир и вот-вот сорвется, как нераскрытый бутон тюльпана. Комната, уставленная розами, была как будто вылеплена из грез, и чай… никогда еще принц не пил такого ароматного, вкусного чая…»

Подавилась лепестком, очнулась. Картина не изменилась. Хотела бы сказать, что Ничто серое, но это не так – оно именно никакое, и если сорваться с невидимого стебелька, то падение займет вечность…

Как-то по особенному больно, на часах половина первого, и если я лягу до двух, ни за что уже не усну. Хочется выть – не плакать, а именно выть, стонать, вопить истошно, высвобождая из легких оставшийся воздух. Я забираюсь с ногами в кровать и пишу тебе.