Страница 33 из 51
Звонок охрип и мог теперь лишь стонать. На лестнице раздались шаги, и вскоре я услышала голос Зерцалова:
– О боже! Христос! Мухаммед! Нептун! Что здесь происходит?!
Ключ как нож вошел в скважину и смертельно провернулся там раза два. Я почувствовала дурноту и опустилась на корточки, прижимаясь спиной к стене.
– …Диана?! О господи! Что с тобой?!
В лицо мне полетело несколько брызг, и вскоре я ощутила, как Павел схватил меня за плечи и слегка встряхнул.
– …Что с тобой?! – повторил он и, не дожидаясь ответа, бросился в ванну и закрыл кран. Новая теплая волна чуть было не лишила меня опоры, но Зерцалов уже подхватил меня и поволок в комнату. Ковер под ногами противно чавкал. – …Ты наводнение хотела устроить? Что ты пила?!
– Ничего… я… – Язык весил, наверное, тонну.
Он положил меня на кровать, прикрыв шалью, и побежал бороться со стихийным бедствием.
– Для чего существуют женщины?! – Услышала я его полный оскорбленного достоинства крик. – Чтобы портить то, что делают мужчины! Ты знаешь, откуда я пер на себе этот коврик? А этажерка, а пуфик – все намокло, погибло! И зачем я только женился на тебе?
– Ясно, зачем – чтобы продолжать издавать романы под моим именем, плюс право называться женатым мужчиной, а в случае моей смерти забрать себе квартиру и машину.
– Да. Это, конечно, так. И я до некоторой степени даже благодарен тебе, но этот потоп… – Он стоял на пороге, выжимая тряпку в маленький тазик. – Тебя не зря называют Венерой, – подумав с минуту, изрек он. – Только они ошибочно считают тебя Венерой, в смысле Афродитой Боттичелли, когда ты на самом деле Венера Таврическая, ну та – безрукая. Я еще понимаю, что ты готовить не умеешь, собственный бардак убрать не в силах, но то что ты ванну принять без катастроф не можешь… – Он развел руками. – Почему цветок не в вазе?
Я посмотрела на розу.
– Ах, это…
– Ну? Воды не было? Воды тебе мало?!
– Да ладно, один-то раз…
– Одного вполне достаточно. – Павел подошел ко мне и поправил сбившуюся шаль. – На бис не попрошу, слушай, а кем это от тебя пахнет?! Мы же договаривались не водить сюда никого из издательства! Ты что?! Они же вмиг обо всем прознают!
– Ничего не прознают, ему вообще не до того было. – Я поднялась, но Зерцалов тотчас удержал меня за руку.
– Это был Андрей?! Говори?! Какого черта?! Ты что, назло?! Узнала, что он мне нравится, и специально?! – В гневе он походил на грозного котенка.
– Отстань. – Мой халат намок, а шаль – что рыбачья сеть – тепла от нее не дождаться.
– Куда? – всхлипывая, осведомился Пава.
– Мне ванну принять нужно.
– Ну уж нет! В ванне ты теперь будешь плескаться под моим строгим контролем.
– Как скажете. – Я поклонилась и, сняв с себя шаль, накинула ее на лицо этот красавца.
Павел пошел на кухню, и вскоре я услышала истошные проклятия напополам с причитаниями и закрыла дверь.
Через полчасика, когда я зашла в гостиную, Зерцалов уже хлопотал у стола.
Я принесла из комнаты одеяло и, закутавшись, уселась в кресло в ожидании трапезы. Обычно он старался не подпускать меня к готовке, чему я была вполне довольна.
– Я не понимаю, Ди… Ты и вправду такая сволочь, или я тебе чем-то не угодил? – не поворачиваясь, осведомился наконец Павел. – Кручусь ведь как белка в колесе – и никакой благодарности. Если ты не хотела, чтобы я уезжал, так что тебе было прямо не сказать, чем устраивать такое? – Он достал великолепные тарелки кузнецовской работы, какие обычно использовал в особо торжественных случаях.
«Мамочки! Не собирается ли он со мною разводиться?! – Мелькнуло у меня в голове. – И в правду, какая я ему жена? На что?» Я посмотрела на Зерцалова, он уже налил суп, дымящаяся поварешка в его руке смотрелась как кадило.
– …Надо мною еще никто так не измывался, Диана, – сквозь слезы прошептал Пава. – Ну ладно, я понимаю – у тебя было вдохновение – ты писала, в таком состоянии не до еды. Допустим. Не убрала в холодильник, все сгнило. Хорошо. Но почему было не выбросить? Зачем такая вот демонстрация презрения? Что я тебе такое сделал? Ведь ты даже не попробовала. И потом, ты что, уморить себя решила? Хочешь, чтобы люди сказали, что тебя муж не кормит и под замком держит?
Я увидела, как слеза сорвалась с его щеки и, сверкнув в воздухе, разбилась о стол.
– …Я понимаю, что я не кажусь тебе мужчиной, но я ведь люблю тебя. Конечно, у нас нет никакого шанса стать нормальной, с обывательской точки зрения, семьей. Даже решись это попробовать я – ты меня вовек к себе не допустишь. Но это ладно – зачем же издеваться? Не понимаю, казалось бы, женщина с внешностью богини любви могла бы иметь хотя бы каплю снисхождения…
– Постой. Ты говоришь, еда испортилась?
– Прокисла. – Павел сокрушенно вздохнул и принялся резать хлеб. – А ты что, действительно на кухню не заходила, что не знаешь, или притворяешься?
– Послушай. Я тебе сейчас все как есть расскажу, а ты уж сам решай, верить мне или нет. Только я в жизни бы тебя не обидела, ты же знаешь. В общем, так получилось, что я не помню, что со мной происходило с вечера понедельника до сегодняшнего утра.
– Как не помнишь? – Нож в его руках задрожал.
– А вот так. Проснулась сегодня как ни в чем не бывало, звонит Мариша и говорит, что я твою рукопись еще вчера должна была сдать. А я знаю, что мы с нею только вчера ужинали вместе, где я ей говорила о «Гроте Дианы» как о задумке.
– И ты не отнесла?!
– Андрей приходил и забрал. Не суть.
– Все-таки Андрей!
– Да погоди ты. Может, это летаргический сон! Может, я умираю! Может, у меня амнезия? Где я была? Если была, конечно, и почему, будучи дома, до еды не дотронулась? Кстати, ты говоришь, она не была в холодильнике?
– На столе. – Пава подвинул столик и поставил передо мной тарелку с супом, явно намереваясь впредь кормить из ложечки.
– Вот видишь! В понедельник я ужинала в ресторане – зачем мне было все доставать?
– Действительно. Но… Это ведь еще не признаки того, что ты должна умереть? Ведь нет? Скажи – нет? Ты напряженно работала, когда я уезжал. Твой роман – ты его закончила. О боже! Я чудовище! – Он испуганно прикрыл ладонью рот. – Прости меня, Диана, я уехал, когда ты только закончила работу, то есть когда я был тебе по-настоящему нужен! Ты оставалась здесь без помощи, без пищи, тебе даже воды подать было некому, врача вызвать… А если бы ты умерла? Или не проснулась… никогда не проснулась больше!? Я же убийца…
– Ну, перестань. Ничего ведь не произошло. – Странно, но в этот момент я была готова поклясться что реплика «Я чудовище!» и последующий текст не имеют ничего общего друг с другом. – Не переживай. Я просто хорошо выспалась.
– Да? Правда?.. Ты ведь еще так молода… не может быть, чтобы ты умерла или была тяжело больна – тебе ведь… Нуда…
– Мне тридцать. Я на два года старше тебя.
– Надо же, а я-то привык думать, что мне двадцать.
– Восемь лет иллюзий. Вкусно. – Я без всякого аппетита принялась за суп. Пава продолжал сидеть рядом, словно ожидая, что я того и гляди упаду, из-за чего мне кусок в горло не шел. Наконец он, видимо, уверился, что я не намерена переноситься в лучший мир, и, пересев к столу, принялся за обед, время от времени бросая на меня жалостливые взгляды.
– Одно непонятно, – наконец решилась я, – мне снились розы, много роз.
– Красные, белые?..
– Не знаю, у меня были завязаны глаза. – Я положила ложку. Есть определенно не хотелось.
– Что же ты видела? Если видела, конечно?
– Ничего… Но я слышала музыку и шелест лепестков, чувствовала запахи и ощущала прикосновения.
– Это очень эротично… – Пава отставил тарелку и, томно посмотрев на меня, закурил длинную сигарету. – Что же тут удивительного? Сон без изображения… странно конечно, но… всякое бывает.
– Не в том дело… – Я подбирала слова. – Видишь ли, во сне было полно розовых лепестков, а когда я проснулась, то обнаружила вот тут огромный шип.
– Где?