Смерть в Лиссабоне

— Я подержу его, — вызвался Фельзен.

Она колебалась, вглядываясь своими зеленоватыми глазами в лицо немца. Потом передала ему ребенка и удалилась на кухню. Девичьи формы она утратила. Грудь расплылась, а бедра под длинной, до щиколоток, юбкой подрагивали при ходьбе. Обернувшись и заметив, какими глазами он на нее смотрит, она слегка улыбнулась. Он пощекотал ребенка. Педру заулыбался, и на Фельзена глянула точная копия Абрантеша без зубов.

Девушка принесла ему вино и колбасу. Он отдал ей ребенка, моментально потянувшегося к ее груди.

— Он что, на своих землях? — спросил Фельзен.

Он подумал, что Абрантеш, учтя, что цена вольфрама находится на пике, решил наведаться на свои двадцать гектаров, чтобы подхлестнуть там работы.

— Он уехал утром. А куда — не сказал, — отвечала девушка.

— Вернуться-то обещал?

Она пожала плечами: Абрантеш не имел привычки разговаривать со своими женщинами.

Фельзен выпил два стакана красного вина, заел его двумя ломтями колбасы и вышел на утренний холод. Доехал до соседней долины, где нашел проводника, обещавшего довести его до участка Абрантеша.

Фельзен оказался прав: работа кипела, но Абрантеша и здесь не было. На участке он заметил дом, выстроенный из гранита, под шиферной крышей. Полкрыши обвалилось, и цельные куски шифера лежали сложенные на земле, обломки же были свалены в кучу. Перед домом на ветру на ржавой жаровне что-то стряпала, помешивая в кастрюле, женщина — грязная, осунувшаяся, с впалыми от отсутствия зубов щеками.

В другой части дома виднелась покосившаяся дверь. За ней была жилая часть дома — с прикрытым каким-то тряпьем тюфяком и облупленными глиняными горшками. В доме пахло сыростью и мочой. Под тряпьем дрожало от холода чье-то маленькое тельце.

В дом заглянул один из крестьян Абрантеша — житель Амендуа — и оторопел при виде Фельзена. Он снял шляпу и, войдя, поклонился. Фельзен осведомился у него об Абрантеше.

— Его здесь нет, — отвечал крестьянин, потупившись.

— А другие? Где они? Почему не здесь?

Ответа не последовало.

— А кто эти люди, которые расположились здесь, на земле сеньора Абрантеша?

Женщина оставила свое варево и, шамкая, стала невнятно говорить что-то крестьянину по-португальски. Говорила она довольно долго, жестикулируя деревянной ложкой.

— Что она говорит?

— Пустяки, — отвечал крестьянин.

Женщина что-то сердито бросила ему. Крестьянин отвел глаза. Тогда Фельзен обратил свой вопрос непосредственно к ней. В ответ она разразилась длинной речью, которую крестьянин прервал, коротко бросив:

— Она жена сеньора Абрантеша.

— Так это их ребенок здесь?

Крестьянин, поманив Фельзена, повел его прочь от старой ведьмы на задний дворик, где тот увидел три поросших травой и никак не помеченных холмика.

— Вот дети сеньора Абрантеша, — сказал крестьянин. — Слабые легкие.

— А ребенок в доме тоже его?

Крестьянин кивнул.

— Эти все девочки?

Он кивнул опять.

— Так где же сеньор Абрантеш?

— В Испании, — отвечал крестьянин, не отводя глаз от могильных холмиков.

Крестьянина звали Алвару Фортеш. Фельзен посадил его рядом с шофером, и они отправились на границу в Вилар-Формозу. Фельзен пил агуарденте из фляжки и просматривал сделанные им расчеты: 28 тонн из Пенамакора, 30 тонн — из Каштелейру, 17 тонн принесло Барку, 34 тонны — Иданья-а-Нова. И все это не было переправлено, почему и образовалась недостача в 109 тонн в поставках из Португалии.

На границе он выпил с начальником таможни, любезно сообщившим ему, что в последний месяц британцы отслеживали все немецкие грузы, переправляемые через границу, и ходят даже слухи, что Лиссабон собирается заморозить поставки. Фельзен подарил таможеннику бутылку коньяку и спросил об Абрантеше. Начальник не видел его вот уже неделю.

Под моросящим дождем они направились к югу от границы в Алдея-да-Понту, а оттуда — в Алдея-ду-Бишпу и Фойуш, где низкие, патрулируемые одними только рысями холмы простираются по обе стороны границы. Здесь обитал контрабандист, который должен был на мулах переправлять грузы в случае, если доктор Салазар всерьез вознамерился бы ставить Фельзену палки в колеса.

— Ты переходил когда-нибудь испанскую границу? — спросил Фельзен Алвару Фортеша, обращаясь к его затылку.

Ответа не последовало.

— Ты слышал вопрос?

— Да, сеньор Фельзен.

— Так переправлялся раньше через границу или нет?

Опять молчание.

— Когда это было в первый раз?

Ответом было отсутствие ответа. Чем больше забирали они к югу, подгоняемые крепчавшим ветром, тем острее чувствовал Фельзен запах недостающих тонн. Они проехали по деревне к дому и конюшням владельца мулов. Горная цепь скрылась, затянутая низкими облаками.

У дома владельца мулов Фельзен полез в багажник и вытащил оттуда металлическую шкатулку. Достал «Вальтер Р-48», зарядил его и велел Алвару Фортешу выйти из машины. Они прошли к задам сложенной из гранита хижины, к конюшням. В углу двора находился сарай, запертый на замок. Мулов видно не было. Алвару Фортеш семенил рядом походкой человека, у которого переполнен мочевой пузырь.

Фельзен громко забарабанил в заднюю дверь дома. Никакого ответа. Он заставил Алвару Фортеша колотить и колотить не переставая, и тогда изнутри дома послышалось старческое:

— Calma, calma, ja vou! [17]

Старик открыл дверь. На фоне косых струй дождя стоял, заложив руки за спину, немец в толстом кожаном пальто. Старик понял, что попал в беду, еще прежде, чем немец ткнул ему в лицо пистолетом.

— Мулов нет, — сказал Фельзен.

— Они в поле, работают.

— Кто с ними?

— Мой сын.

— А еще кто?

Старик метнул взгляд на Алвару Фортеша, но тот не пришел ему на помощь.

— Ключ от сарая у тебя?

— Там пусто.

Фельзен поднял ствол к самым глазам старика, чтобы он ощутил запах смазки и увидел темную узкую щель, через которую прощаются с этой жизнью. Старик достал ключ. Они прошли по лужам двора, открыли замок, сдернули цепочку. Алвару Фортеш распахнул двери. Сарай был пуст. Фельзен присел на корточки и вжал палец в сухой грунт пола. На коже, когда он поднял палец, остались тонкие черные крупинки. Он встал.

— На колени, вы, оба! — приказал он и приставил ствол к шишке на затылке старика. — Кто с твоим сыном и мулами?

— Сеньор Абрантеш.

— Чем они заняты?

— Переправляют вольфрам в Испанию.

— Где берут вольфрам?

— На складе в Навашфриаше.

Он прижал дуло пистолета к голове Алвару Фортеша.

— Что они делают с вольфрамом?

— Он продает его.

— Кому?

— Тому, кто хорошо платит.

— Англичанам продавал?

Молчание. Струи дождя секли двор и крышу дома.

— Продавал он его англичанам?

— Я не знаю, кому он продавал. Сеньор Абрантеш о таких вещах не рассказывает.

Фельзен опять подступил к старику:

— Когда он вернется?

— Послезавтра.

— Ты ему расскажешь, что я здесь был?

— Нет, сеньор, не расскажу… если вы этого не хотите.

— Я этого не хочу, — сказал Фельзен. — А если расскажешь, я опять приду и убью тебя собственными руками.

И чтобы продемонстрировать всю серьезность намерения, он пустил очередь над самым ухом старика, чем оглушил его на целую неделю вперед. Пуля срикошетила от шифера и гранитных глыб сарая. Алвару Фортеш, зажав руками уши, метнулся в сторону и упал. Фельзен схватил его за шиворот и выпихнул во двор.

Они вернулись к машине. Фельзен потягивал из своей фляжки. Алвару Фортеш только дрожал и обливался потом, мокрые волосы его налипли на совершенно белый лоб.

Фельзен приказал шоферу везти их обратно в Амендуа. Ветер, разгоняя дождевые тучи, шелестел кронами дубов и каштанов, но косые струи дождя по-прежнему били в гранитные стены домов.

Фельзен поймал себя на том, что вместо вольфрама и Абрантеша думает о Эве. Еще совсем недавно он, как культурный человек, проводил вечера, сидя с дамой в берлинском клубе. Но она лгала ему. И изменяла. Однако тогда он оказался не в состоянии вызвать в себе ярость. Но здесь, в этом пустынном, обдуваемом ветрами месте среди россыпей камней и хаоса громоздящихся скал, в нем проснулся зверь, и только это помогало ему выжить. С него слетела оболочка цивилизованности, обнажив первобытную сущность.

17

Тише, тише, иду! (португ.)