Страница 13 из 96
Через несколько минут он вернулся с собачкой, которая рвалась с поводка. На самом-то деле пес больше походил на крысу – полуобгрызенные уши, грязная серая шкура и почти лысый хвост. Особенными у него были только глаза, один синий, второй желтый. Я поднял Тули на лежанку и положил руку девочки собаке на спину.
– Он просто откуда-то появился в один прекрасный день, совсем щенок еще, – объяснил Пагош. – У него торчали ребра, а на животе зияла громадная рана. Асет заставила меня отнести пса к домашнему врачу для скота и рабов моего хозяина, но он отказался лечить собаку, так что Асет сама стала о нем заботиться – поливала рану кислым вином и кормила его мясными обрезками. Той ночью она заставила меня устроить ему постель здесь и оставить лампу – разгонять темноту, потому что в темноте «каждая змея кусается, и все львы выходят на охоту», как она сказала. Утром выбрала ему подходящее, по ее словам, имя – «храбрый». – Мне история показалась чересчур напыщенной, и, кажется, Пагош понял это по моему лицу. – Суну, если ты сомневаешься, что этот ребенок может рассуждать о храбрости, то лишь потому, что ты ее не знаешь.
Он вернулся на свое место у двери, и капанье воды в часах стало слышнее. Я задумался о том, как мы измеряем время. Поскольку и день, и ночь делятся на двенадцать частей, длина часа зависит от времени года. День сейчас длинный, а ночные часы короче, чем в любое другое время года, так почему же кажется, что они так долго тянутся? Я все еще думал над этим, и вдруг за лежанкой девочки встал Осирис: руки сложены на груди, в одной – крюк, в другой – цеп.
– Не вздумай забрать ее, – заспорил я.
– Почему это? – Похоже, Господина Преисподней не смутил мой выпад.
– Это разобьет храброе сердце несчастного Тули. – Мой взгляд упал на прядь волос, которую Мерит положила чуть в стороне, перевязав кожаной ленточкой и повесив амулет из сердолика – это узел пояса Исиды, талисман тезки и хранительницы Асет. – Ты ведь не откажешь матери твоего сына, могучего Гора, отомстившего за твою смерть.
Словно дым, он втянулся сам в себя и слился с тенью в углу комнаты. Я удивился: меня учили, что Осирис забирает, кого хочет, и мольбы на него не действуют. Я по-прежнему смачивал ткань и протирал девочке грудь, пока мне наконец не показалось, что она несколько остыла. Еще примерно через час щеки перестали гореть. Тогда я понял, что принял правильное решение, бросил ткань в таз, накрыл ребенка тонким одеялом и прислонился спиной к стене, чтобы немного отдохнуть.
Когда я открыл глаза, через верхний ряд окон уже струился свет Ра-Хорахте. Я первым делом проверил, дышит ли девочка, и заметил, что она смотрит на меня глазами цвета послеполуденного неба. Несомненно, они достались ей от отца, подумал я, только у нее они светлее – возможно, потому, что она еще не видела всего, что затуманило его взгляд. Асет лежала неподвижно, лишь поглаживая ухо Тули, и не испугалась, когда проснулась и увидела у своей лежанки чужого человека. Тем не менее я старался не шуметь, чтобы не встревожить ее, пока не заметил на ее губах несмелую улыбку. Похоже, она хотела понять, что я за человек, так что я улыбнулся в ответ – и девочка наградила меня выражением такой радости, что она передалась и мне.
Вот так нас и застал Пагош – он пришел проведать Асет.
– Пага! – хрипло прошептала она, протягивая к нему руки. Он наклонился обнять ее и пробормотал:
– Тебе еще рано вставать, малышка, – надо подождать, когда доктор скажет, что ты здорова.
– Он суну? – прошептала девочка, и на миг показалось, что эти синие глаза слишком велики для ее лица.
Пагош кивнул:
– Его зовут Сенахтенра. Помнишь, Мерит рассказывала тебе о той ночи, когда ты появилась на свет?
Девочка продолжала смотреть на меня, и я подумал, не приняла ли она меня за того врача, который отказался лечить ее собаку.
– Друзья называют меня Тенра, – сообщил я, чтобы развеять ее опасения.
– И ты так его называешь, Пага? – прошептала Асет, уткнувшись ему в шею.
– Когда такой человек предлагает дружбу, это большая честь, – сказал Пагош, избегая прямого ответа.
– Тогда зови меня Асет, потому что так меня называют мои друзья. Да, Тули? – Пес помахал хвостом, а потом лизнул хозяйку в ногу.
– Асет? – Мерит поднялась со своего тюфяка, одновременно смеясь и плача, когда Пагош дал подержать ей ребенка.
– Я принесу чашку бульона и фруктов, – пробормотал он, хотя, как я подозреваю, на самом деле отправился докладывать Рамосу.
– Ты слишком крепко меня сжимаешь, мама, – пожаловалась Асет. – А веревки поцарапали мне спину. – Мерит взяла одеяло и завернула девочку.
– Положи ей на лежанку свежие тюфяки, – сказал я Мерит, а потом обратился к Асет: – Обещаешь пить всю воду и сок, которые будет давать Мерит? – Она кивнула. – И отдыхать, когда устанешь? – В этот раз она согласилась не так быстро. – Тули очень хочет, чтобы ты скорее поправилась, тогда вы сможете играть. И я тоже жду, когда ты выздоровеешь. – Когда я это сказал, ее глаза заискрились от смеха, и мне не надо было других наград за ночь, проведенную с больным ребенком.
Я дал Мерит пакет с сушеным шалфеем и велел настаивать его в горячей воде – это облегчает боль в горле.
– Можешь есть сколько угодно фруктов, – сказал я Асет. – Любишь арбузы? – Она кивнула, и ее кудряшки запрыгали. – А пока отдохни. – Я показал на Тули. – И он пусть отдохнет. – Я взял свой бурдюк. – Я зайду завтра, проверю, какая ты послушная. – Когда я дошел до двери, Асет закрыла глаза и притворилась, что спит.
День 13, второй месяц засухи
Я отправился вниз по реке к мужчине, который вывихнул плечо, когда грузил торговое судно Фараона, и услышал, как кто-то позвал меня по имени:
– Тенра! Эй!
Я не поверил своим ушам. Когда толпа солдат и торговцев расступилась, я увидел знакомое лицо.
– Мена! – крикнул я и бросился к нему.
– Ты сказал, что я найду тебя здесь, когда вернусь. – Он похлопал меня по спине, мы по-братски обнялись, а потом Мена немного отклонился, чтобы меня рассмотреть. – Дай-ка гляну, как ты тут без меня.
Мы с Меной сдружились в школе при храме, где гадко подшучивали над жрецами. Потом его неувядающая бодрость духа помогла мне вытерпеть первые годы жречества, без чего в медицинскую школу Пер-Анха не поступить. Но, попав туда, мы оба не смогли отказаться от лечения, так что принялись опробовать каждый рецепт, выданный со времен великого Имхотепа. В конце концов подкупили раба в Пер-Нефере, чтобы тот отвернулся и позволил нам изучить, как пролегают крупные сосуды между сердцем и легкими.
– Ты только что приехал? – спросил я, опасаясь, что Мена давно вернулся в Уасет и уже готовится к отплытию, даже не отыскав меня. Я заметил, что мой друг сильно изменился, но скорее – по глазам, чем по седине на висках.
Он показал на троих бородатых рабов, выманивающих пару резвых жеребцов с палубы двухмачтового корабля.
– С Генералом Хоремхебом. Разве ты не слышал, что он прибыл, чтобы взять Принцессу Мутнеджмет в жены?
– Нижайше умоляю тебя простить мое несносное невежество, господин Меренпта. – Я поклонился, чтобы скрыть ухмылку, сдержать которую не смог. – Должно быть, гонец, которого ты отправил вперед себя, чтобы объявить о твоем славном прибытии, попал в засаду к пиратам Великого Зеленого Моря. Иначе, независимо от того, плывешь ли ты с Генералом, зовущимся Величайшим из Великих и Могущественнейшим из Могущественных, или без него, каждая шлюха в этой тихой заводи великой империи Фараона вышла бы тебя поприветствовать.
Мена расхохотался – а я так сильно скучал по его смеху последние пять лет.
– Слава богам, Тенра, ты не изменился. Ты все еще проводишь ночи со свитками вместо женщин или это из-за жены твои карие глаза стали столь серьезны?
– Едва ли, – усмехнулся я. – Обычно я встречаю женщин, уже готовых разродиться ребенком, но возможно теперь, когда ты здесь, мне повезет больше – если ты еще не остепенился, как должно в твоем возрасте. – На мгновение я заметил в нем мальчишку, которым он когда-то был, но затем лицо Мены снова посерьезнело.