Страница 21 из 33
Энн замолчала. Она очень любила бабушку и часто вспоминала ее с грустью и нежностью. Хантер слушал рассказ, не проявляя нетерпения и не торопя. Вздохнув, Энн продолжила:
— Я попробовала, изготовила несколько кукол и отнесла в магазин. Их похвалили и купили. Я смастерила еще и снова успешно. И тогда я подумала: в любом доме непременно есть либо изображения, либо фигурки каких-нибудь животных. Люди любят их и стараются окружить себя изображениями зверьков, птиц, рыб. И я решила заняться изготовлением и продажей таких фигурок. К тому времени ни бабушки, ни мамы уже не было в живых. Я решила поделиться своей затеей с Дэниелом.
— Дэниел? Кто это.
— Мой отец. В детстве у меня не было близких друзей, да и знакомых тоже. В наших местах очень мало молодежи. Мэри появилась здесь сравнительно недавно. Отец заменял мне всех. Поэтому я и привыкла звать его по имени, а папой называла редко. Хотя он всегда был прекрасным отцом…
Гейбриел протянул руку и сжал в ней ладонь Энн. Она вздрогнула, но затем откинулась на спинку сиденья и закрыла глаза. Гейбриел долго не отпускал ее руку, и теплая волна блаженства затопила Энн. Постепенно мысли ее смешались, и она сама не заметила, как заснула…
— Энн, просыпайтесь, приехали!
И Гейбриел мягко коснулся плеча девушки. Энн открыла глаза. Дверца машины была открыта, а рядом уже стояла инвалидная коляска.
— Просыпайтесь, просыпайтесь, — торопил ее Гейбриел, ласково улыбаясь. Обняв девушку одной рукой за талию, он легко поднял ее и пересадил в коляску. Энн огляделась. Машина стояла во дворе небольшой усадьбы в мексиканском стиле, столь распространенном на юге Калифорнии. Воздух был насыщен запахом цветов и моря. Издали доносился шум прибоя и плеск бьющихся о прибрежные скалы волн.
— Неужели я проспала всю дорогу? — потягиваясь, спросила Энн.
— Боюсь, что да, — усмехнулся Хантер.
— Ох, ради бога, простите, Гейб! Я не должна была оставлять вас в одиночестве, один на один с баранкой.
— Вы ни на минуту не оставляли меня. Храпели всю дорогу. Так что ваше присутствие было весьма ощутимо.
— Гейб, вы шутите! Я никогда не храплю!
— Вы это знаете наверняка?
— Никто никогда мне об этом не говорил!
— Интересно, многие ли имели возможность в этом убедиться?
— Ну уж это не ваше дело!
— Повторяю, вы испускали храп такой силы, что я уже начал опасаться за сохранность ветрового стекла.
— Гейб!.. Я убью вас!
— Ну ладно, успокойтесь. Шучу, шучу…
И Хантер поднял обе руки вверх. Потом он повернул коляску и покатил ее по вымощенной красным кирпичом дорожке. Было тепло. Небо сияло такой яркой голубизной, от которой Энн давно отвыкла за годы жизни в Лос-Анджелесе. И даже в окрестных горах, где находился ее дом, небо не бывало таким ослепительно-голубым.
Гейбриел подкатил коляску к одноэтажной постройке. Дверь украшал причудливый орнамент. Открыв дверь, Гейбриел вкатил Энн в дом. Она осмотрелась и, придя в восхищение, восторженно воскликнула:
— Как красиво и уютно! Вы здесь живете?
Действительно, небольшая, почти пустая комната была великолепно отделана. Из-за голубовато-серых стен она казалась просторной и наполненной воздухом. Горьковатый, нежный аромат дерева исходил от светлых досок потолка. А оконные рамы были покрыты затейливой резьбой.
— Вам нравится? — с сомнением спросил Гейбриел. — А вот мне — нет.
— Почему? Здесь замечательно.
— Потому, что здесь бывает очень холодно и тоскливо.
— Почему же вы не переедете туда, где тепло и весело? Простите, конечно, что я позволяю себе вмешиваться не в свои дела!
Гейбриел пожал плечами.
— После того как наша семейная жизнь с Тиффани окончательно дала трещину, я никогда не чувствовал себя здесь дома. Тиффани получила большой дом на берегу океана и забрала с собой всю мебель, которую я приобретал годами. А мне пришлось начинать все заново, но не было никакого желания. Поэтому я просто пригласил вполне приличного художника-декоратора, который и создал все это.
И Гейбриел небрежным широким жестом обвел стены, потолок и окна.
Энн на мгновение задумалась. Потом нерешительно спросила:
— Простите, Гейбриел, а ваша бывшая супруга забрала только мебель? Или же личные вещи тоже? Ведь, наверное, у вас были книги, картины, фотографии.
— Она взяла все. Я собрал довольно большую библиотеку и немалую коллекцию всевозможных редкостей, привезенных из многих путешествий. Может быть, там и не было чего-то особенно ценного. Но я очень любил и книги, и эти вещи. К сожалению, со всем этим мне пришлось расстаться, хотя ей все это было ни к чему.
Только сейчас Энн поняла, что имел в виду Хантер, когда упомянул о том, что дом, домашний очаг священны. Да, он любил свой дом, уют, мечтал о семье… Как могла его бывшая жена не понимать этого и не ценить? Что еще может пожелать женщина?
— О, как она могла! — воскликнула Энн, забывая, что может причинить Хантеру боль. — Как она могла не ценить то, что имела, и лишить вас того, что вам было дорого, а ей — нет!
Лицо Хантера исказилось, он сжал зубы и долго молчал. Затем, глубоко вздохнув, ответил:
— Тиффани интересовали только деньги. И ничего больше. Поэтому все, что было мне дорого, полетело коту под хвост. Простите за грубость, Энн! А как вы относитесь к деньгам, вещам, дому и всему такому? Или вы не считаете себя рабой всемогущего доллара?
— Если бы деньги и красивые вещи стали моей целью, то жизнь утратила бы свою прелесть. Представьте, как скучно и безрадостно существовать только для того, чтобы накапливать зеленые бумажки, позолоченные монетки и модные вещи! Нет, я никогда не смогла бы так жить! Мой отец любит повторять: «Вот чего никогда не хотел, так это с головой погрузиться в мерзость, именуемую деньгами. Пусть хотя бы кончики ушей торчат из этой грязи. Иначе не буду сам себя уважать!»
Стены и потолок задрожали от хохота Хантера, который, видимо, представив себе это зрелище, смеялся долго, от всей души и так заразительно, что Энн, глядя на него, не могла сдержать улыбки. Отдышавшись, Гейбриел мягко похлопал указательным пальцем по кончику носа девушки.
— Знаете, Энн, что мне в вас больше всего нравится? Вы постоянно заставляете меня смеяться! Хотя сами смеетесь редко, а иногда становитесь колючей как еж. Откуда это у вас?
Энн не отозвалась. Она задумалась, какой, вероятно, одинокой и серой показалась Хантеру жизнь с момента его развода с женой. И сколько обиды, наверное, накопилось в его душе. Ведь Тиффани предала его. Ради нее, ради того, чтобы проводить с ней больше времени, он стал меньше работать. Он, видимо, очень любил ее, надеялся дать ей счастье. А ей нужны были деньги. Мысли Энн причудливо изменили направление. Как хорошо, что она порвала с Дэвидом Симмонсом, не успев вступить с ним в брак…
— Не хотите что-нибудь выпить? — прервал ее размышления Гейбриел.
— Хорошо бы какой-нибудь воды. Ничего другого мне не хочется, да и нельзя.
— Ладно. А как насчет таблеток? Уже время их принимать.
— Ох, нет! Честное слово, они мне совершенно не требуются!
— Вы уверены?
— Абсолютно.
— Как вам угодно. Отдохните немного и, пожалуйста, чувствуйте себя как дома. Я только приму душ и положу кое-какие вещи в багажник.
Гейбриел исчез за дверью. А Энн снова погрузилась в размышления. Могла ли она здесь чувствовать себя как дома? Нет, это у нее пока не получалось. Пока…
Прошло несколько минут, и Гейбриел вновь появился в комнате, на ходу вытирая полотенцем влажные волосы. Покончив с этим занятием, он открыл боковую дверь, которая, как оказалось, вела в кухню. Там стояли стол, два стула и большой холодильник. Несколько белых шкафчиков для посуды было прикреплено к стене. Распахнув холодильник, Хантер достал банку с пивом и перебросил ее с одной руки на другую.
— К сожалению, у меня нет содовой. Я сижу на диете.
— Это что, тонкий намек на мои габариты?
— Никак нет. Мисс Розетти, я еще раз повторяю: ваша точеная фигура столь совершенна, что не нуждается ни в каких диетах, утренних пробежках или задирании ног к потолку.