Мэри, Мэри

— Протестую! — Бен мгновенно вскочил с места.

— Я перефразирую вопрос, ваша честь. — Биллингсли опять с мягкой улыбкой повернулась к своей клиентке: — Скажите, до рождения вашего сына возникали ли какие-нибудь случаи, связанные с работой мистера Кросса и негативно влиявшие на вашу жизнь?

— Да, много раз, — без колебаний произнесла Кристин. — Все началось после того, как мы познакомились. Мой первый муж был смертельно ранен человеком, которого Алекс разыскивал по делу о другом убийстве. А потом, когда у нас родился сын и отец забрал его с собой в Вашингтон, мне известен по крайней мере один случай, когда Алекса-младшего пришлось срочно увозить из дома ночью из-за угрозы его жизни. Вернее, тогда вывезли всех детей Кросса. За Алексом охотился серийный убийца.

Биллингсли постояла у стола истца, выдерживая паузу, и достала из конверта пачку фотографий.

— Ваша честь, я прошу приобщить эти снимки к делу в качестве улик. Они ясно показывают, что происходило возле дома мистера Кросса во время срочной эвакуации детей. Как видите, все происходит в большой спешке и сына моего клиента несет на руках какой-то посторонний человек.

Я сам едва не заявил протест против этих так называемых улик. В ту ночь, когда нанятый Кристин фотограф, точнее, частный детектив, околачивался у моего дома, Алекса нес вовсе не какой-то безымянный полицейский, а Джон Сэмпсон. И никакой опасности не было, поскольку мы действовали быстро и профессионально. Но снимки выглядели впечатляюще.

С каждой минутой положение становилось все хуже.

Анна Биллингсли подкинула Кристин еще несколько каверзных вопросов насчет моей работы, буквально подталкивая ее к нужным ответам. Закончилась экзекуция нашей поездкой в «Диснейленд», причем адвокат подала ее как дьявольски опасное путешествие, во время которого я «бросил» маленького Алекса, чтобы гоняться по всей Калифорнии за убийцей-психопатом, способным вновь терроризировать мою семью.

Глава 35

Настала моя очередь.

Ни одно выступление в суде не давалось мне так тяжело и не значило для меня так много, как ответы на вопросы Бена, которые я давал в тот день в качестве свидетеля. Он просил меня не обращаться к судье прямо, но это оказалось нелегко. В конце концов, именно от нее сейчас зависела судьба моего маленького сына.

Судья Джейн Мэйфилд. На вид лет шестьдесят, вместо волос на голове какое-то сложное сооружение, которое больше подходило бы Америке пятидесятых, чем современному Сиэтлу. Даже ее имя и фамилия для меня звучали старомодно. Садясь в свидетельское кресло, я подумал: была ли она замужем и есть ли у нее дети? Приходилось ли ей когда-нибудь разводиться? Переживала ли она то же, что и я?

— Я пришел сюда не для того, чтобы в чем-либо обвинять, — медленно произнес я. Бен только что спросил, как складывались мои отношения с родителями Кристин. — Я хочу говорить лишь о том, что касается будущего Алекса. Все остальное не важно.

Бен кивнул и поджал губы, показывая мне, что я дал правильный ответ, — или это была игра, рассчитанная на судью?

— Совершенно верно, — согласился он. — Хорошо, тогда расскажите нам, как получилось, что Алекс-младший прожил первые полтора года жизни вместе с вами?

Со своего места я хорошо видел Кристин, сидевшую напротив меня. Что ж, это даже к лучшему. Я не собирался говорить ничего такого, что не мог бы повторить ей в лицо.

По возможности просто и коротко я объяснил, что после Ямайки Кристин оказалась не готова к семейной жизни и воспитанию ребенка. Мне не пришлось ничего преувеличивать. Она решила от нас избавиться, и точка. Заявила, что «не годится» в матери Алексу. Кристин сама произнесла эти слова, и я никогда не забуду их.

— Какой срок прошел между тем, как мисс Джонсон, по вашим словам, бросила ребенка и…

— Возражаю, ваша честь. Ответчик не говорил этих слов.

— Отклоняется, — буркнула судья Мэйфилд.

Я старался не обнадеживаться ее ответом, хотя он показался мне хорошим признаком.

Бен продолжал:

— Итак, какой срок прошел между тем, как мисс Джонсон бросила ребенка, и вашей следующей встречей?

Я ответил не задумываясь:

— Семь месяцев.

— Значит, семь месяцев она не виделась с сыном? И что вы чувствовали по этому поводу?

— Больше всего — удивление. Я уже привык к мысли, что Кристин больше не вернется. И маленький Алекс тоже. — Это правда, но произносить ее вслух тяжело. — Вся наша семья была удивлена — как ее отсутствием, так и внезапным возвращением.

— А когда вы услышали о ней в следующий раз?

— Когда она заявила, что намерена увезти Алекса с собой в Сиэтл. К этому времени она уже наняла адвоката.

— Сколько времени прошло на сей раз? — спросил Бен.

— Шесть месяцев.

— Вот как? Она бросила сына, приехала к нему через семь месяцев, потом снова исчезла и вернулась через полгода, чтобы стать матерью? Именно так все произошло?

Я вздохнул:

— Да.

— Доктор Кросс, объясните нам искренне и честно, почему вы просите опекунства над своим сыном.

Слова хлынули из меня сами.

— Потому что я люблю Алекса, я его обожаю. Я мечтаю, чтобы он рос со своими братом и сестрой и с прабабушкой, которая растила меня с девяти лет. Дженни и Деймон — мои лучшие рекомендации. Благодаря им я вижу, что при всех своих недостатках могу воспитывать счастливых и, без ложной скромности, замечательных детей.

Я взглянул на Дженни, Деймона и Нану. Они улыбнулись, но потом Дженни начала плакать. Мне пришлось поспешно отвернуться, чтобы удержать слезы.

Даже судья Мэйфилд бросила взгляд на детей, и на ее лице появилась озабоченность.

— Я люблю своих детей больше всего на свете, — продолжил я. — Но наша семья никогда не будет полной без Алекса, или Али, как он сам себя называет. Он — часть нас самих. Мы все его безумно любим. Мы не сможем без него жить — ни шесть месяцев, ни шесть минут.

Краем глаза я заметил, что Нана кивает в такт моим словам, и вид у нее такой мудрый, словно она куда больше разбиралась в детях, чем судья Мэйфилд с ее черной мантией и «башней» на голове.

— Говорите, Алекс, — подбодрил меня Бен. — Мы внимательно вас слушаем.

— Если бы все зависело только от меня, Кристин никогда не уехала бы из Вашингтона. Я знаю, Али нужна полная семья. Но если это невозможно, пусть у него будет как можно больше семьи. Не думаю, что ему плохо живется здесь, в Сиэтле, но речь не о том, что хорошо, а о том, что лучше. Я уже повторял, что люблю его, люблю больше всего на свете. Он — моя радость. Мое маленькое сокровище…

Неожиданно я заплакал, совершенно не думая о судье и том, как она на это отреагирует.

Слушания продолжались весь день и часть следующего утра, и порой мне приходилось очень трудно. После заключительных выступлений двух адвокатов мы вышли в коридор и стали ждать, какое решение примет судья Мэйфилд.

— Ты был великолепен, папа. — Дженни взяла меня за руку и уткнулась головой в мое плечо. — Ты правда молодец. Теперь мы вернем домой Алекса. Я уверена.

Я обнял ее другой рукой за плечи и прижал к себе.

— Простите, что втянул вас в это, ребята. Но я рад, что вы со мной.

Вышел судебный пристав и сообщил, что нас зовут в зал. Его бледное лицо было абсолютно безучастным.

По дороге Бен шептал мне на ухо:

— Это простая формальность. Скорее всего судья скажет, что откладывает рассмотрение вопроса и вызовет нас через пару недель. Тем временем я подам ходатайство о возобновлении двойной опеки. Вряд ли возникнут какие-либо проблемы. Ты отлично выступил, Алекс. Нам не о чем беспокоиться. Расслабься.

Глава 36

Не успели мы вернуться в зал, как судья Мэйфилд вошла в дверь и заняла свое место. Она поправила юбку и приступила к делу:

— Я внимательно выслушала свидетельские показания и рассмотрела все представленные доказательства. Дело представляется мне совершенно ясным.