Возмездие

Суперинтендант Рики не сообщил ей никаких подробностей, и сейчас Кэрол была этому рада. Когда речь идет о серьезном преступлении, многие вещи просто невозможно выразить словами, поэтому даже опытные полицейские часто стараются справиться с ужасом с помощью пустой болтовни. Но абстрагироваться от того, что она увидела сейчас, было невозможно никаким способом.

Убитая женщина была обнажена. Кэрол разглядела на ее коже несколько тонких поверхностных порезов. Похоже, одежду со своей жертвы убийца не снял, а срезал, но почему? На всякий случай она попросила полицейского фотографа сделать несколько снимков, чтобы впоследствии сопоставить эти разрезы с остатками одежды, когда (и если) одежда убитой будет обнаружена.

Тело женщины было прибито к кресту толстыми шестидюймовыми гвоздями, прошедшими сквозь лодыжки и запястья. Кэрол старалась не морщиться при мысли о звуках, которые сопровождали этот процесс: удары молотка, хруст костей, крики жертвы, эхом отражающиеся от тонких металлических стен. Закончив работу, убийца прислонил крест к стене, перевернув его вверх ногами, так что светлые крашеные волосы женщины (над лбом ее Кэрол разглядела темную полоску отросших корней) касались пыльного бетонного пола.

Впрочем, женщину убило вовсе не распятие. Про себя Кэрол подумала, что свирепый удар, раскроивший горло жертвы, можно считать проявлением милосердия. Сама она, впрочем, предпочла бы без подобного милосердия обойтись. Неизвестное оружие вошло достаточно глубоко, чтобы рассечь основные кровеносные сосуды. Благодаря высокому артериальному давлению кровавые брызги разлетелись очень далеко — весь пол перед крестом был в темных пятнах, за исключением одного места.

— Здесь он стоял, — пробормотала она, ни к кому в особенности не обращаясь. — Должно быть, его самого основательно забрызгало.

— Похоже, убийца очень силен, — подсказала Пола. — Поднять деревянный крест, да еще вместе с телом, — это нелегкая работа. Не каждому по плечу. Я, наверное, не смогла бы этого сделать.

При этих словах ближайшая фигура, облаченная в белый комбинезон, повернулась в их сторону. Маска на лице немного заглушала слова, но Кэрол сумела не только расслышать сказанное, но и узнать характерный канадский акцент, принадлежащий одному из патологоанатомов министерства — доктору Грише Шаталову.

— Доски тонкие — всего два на шесть, да и жертва выглядит на редкость изможденной. Я бы сказал, что перед нами типичная наркоманка со стажем, но нет следов инъекций. Вы бы без труда ее подняли, констебль Макинтайр.

— Как давно она умерла, Гриша? — спросила Кэрол.

— Никогда не задавай мне вопросов, на которые я не могу ответить, — отозвался патологоанатом с невеселым смешком. — На данный момент могу сказать только одно: с момента смерти прошло около суток.

— Склад не использовался уже около четырех месяцев, — вставил подошедший Рики. — А охранники не заметили, что задняя дверь взломана, — добавил он, не скрывая своего презрения.

— И как же ее нашли? — осведомилась Кэрол.

— Обычная история. Мужчина выгуливал перед сном свою собаку. В какой-то момент псина устремилась прямиком к задней двери — должно быть, почуяла кровь. — Рики наморщил нос. — Ничего удивительного. Как утверждает этот мужик, собака толкнула дверь, та открылась, собака юркнула внутрь и не отзывалась, как он ее ни звал. Ну он и пошел ее искать. У него с собой оказался фонарик… В общем, ему хватило одного взгляда, потом он сразу вызвал нас. — Рики усмехнулся. — Слава богу, мужик догадался забрать свою чертову собаку, пока она тут все не затоптала.

— Доктор Шаталов утверждает, что девушка, скорее всего, погибла в течение последних суток. Почему же собака не почуяла труп вчера вечером?

Рики обернулся и посмотрел на своего инспектора. До сих пор тот молчал, но, когда на него упал начальственный взгляд, сразу шагнул вперед, прекрасно зная, чего от него ожидают.

— Свидетель утверждает, что прошлым вечером он выгуливал собаку в другом месте. Мы, разумеется, это проверяем.

— Никогда не следует доверять нашедшему тело, — важно изрек Рики.

«А то мы не знаем!» — подумала Кэрол, бросая еще один внимательный взгляд на тело и пытаясь представить себе последовательность событий, которые привели эту молодую женщину к столь печальному концу.

— Никаких документов, конечно, не нашли? — спросила она.

— Пока нет, — покачал головой Спенсер. — Но… У нас в районе аэропорта возникли некоторые проблемы с уличной проституцией. Большой наплыв женщин из Восточной Европы. Эта, скорее всего, тоже из них.

— Если только преступник не снял ее в городе, в Темпл-Филдз, — заметила Пола.

— Первые две жертвы были из местных, — покачал головой Рики.

— Что ж, будем надеяться, Гриша сумеет привести ее в порядок, чтобы можно было сделать фото для опознания, — сказала Кэрол. — Да, вы упомянули о предыдущих жертвах, сэр… Вы уверены, что это действительно серия?

Рики снова повернулся к телу:

— Покажите ей, док.

Шаталов, наклонившись, показал на внутреннюю поверхность запястья жертвы, где виднелось что-то вроде татуировки. Запястье было залито кровью, но Кэрол сумела различить буквы. «МОЯ!» В этом послании убийцы ей почудились вызов, отталкивающее высокомерие и извращенная жестокость. Смотреть на это было тяжело, но внутренний голос в мозгу негромко нашептывал Кэрол: «Постарайся раскрыть это убийство. Тебе нужно отличиться, прежде чем твой отдел перестанет существовать. Ведь в Уэст-Мерсии ты вряд ли столкнешься с подобными „особенными“ случаями!»

6

Вопреки всему несколько лет образцового поведения в конце концов принесли свои плоды: Вэнса перевели в коррекционно-психотерапевтический блок Оквортской тюрьмы в вустерской глубинке. Лечебное крыло существовало как бы отдельно от всей остальной тюрьмы. Главное, здесь был более мягкий режим. Например, заключенные могли гасить свет в камерах, когда им захочется, тогда как в главном корпусе освещение выключалось с центрального пульта в одно и то же время. Сами камеры тоже были удобнее. В них имелась даже туалетная комната — совсем крошечная, и все же она обеспечивала некоторое уединение, о существовании которого он почти успел позабыть.

Сегодня Вэнс погасил свет довольно рано, но оставил включенным телевизор, чтобы не остаться в полной темноте. Расстелив на столе газету, он тщательно обкорнал отросшие волосы бритвенным лезвием, а потом долго водил по голове электробритвой, пока его череп не стал гладким на ощупь. В тюрьме кожа Вэнса сделалась достаточно бледной, поэтому он не боялся, что разница между лицом и только что выбритой головой будет бросаться в глаза.

Покончив с этой работой, Вэнс взялся за свою густую бороду, которую он отпустил за последние несколько недель. Впрочем, всю растительность он сбривать не стал, оставив короткую эспаньолку и усы. В последние два года Вэнс вообще много экспериментировал с формой бороды и усов; за это время охранники успели привыкнуть к его «чудачествам», и он не сомневался, что никто из них не догадывается о его истинных целях.

И все же ключевыми в его трансформации были вовсе не прическа или борода. Потянувшись к шкафу, Вэнс снял с полки толстую книгу энциклопедического формата. Это был выпущенный ограниченным тиражом альбом с репродукциями картин современных русских художников. Ни Вэнс, ни постоянный обитатель этой камеры искусством не интересовались. Тем не менее альбом оказался весьма ценным, ибо был напечатан на такой толстой и плотной бумаге, что опытному человеку не составляло труда вскрыть страницы со стороны обреза и спрятать внутри тончайшие пленки с нанесенными на них переводными картинками-татуировками. Картинки были выполнены по фотографиям, которые Вэнс сделал в тюрьме с помощью контрабандного смартфона, засняв затейливые цветные рисунки, покрывавшие шею и руки Джейсона Коллинза — человека, который как раз в эти минуты лежал на кровати в камере Вэнса.

Да, сегодня Джеко Вэнс был вовсе не в своей камере. Задуманный им отвлекающий маневр сработал безупречно.