Помни меня

Хотя это письмо убедило Мэри в том, что ее родители по-прежнему ее любят, и еще больше усилило ее желание увидеть их, она все еще разрывалась на части. Она любила Лондон, ей хотелось остаться рядом с Долли, Босвелл был так добр к ней, общение с ним развивало ее, и потом, здесь еще была госпожа Вилькс, к которой Мэри очень привязалась.

Босвелл показал ей ту жизнь, которая была неизвестна жителям Корнуолла. Он водил Мэри по театрам, кофейням и ресторанам. С Долли она могла вернуться в детство, обсуждать мужчин, одежду и массу всего того, что они имели здесь и не имели в Фоуэе.

Госпожа Вилькс стала им второй матерью. Она была мудрой, доброй, эрудированной и утонченной. Мэри чувствовала, что госпожа Вилькс хотела бы, чтобы ее постоялица осталась с ней и помогала ей управлять пансионом. Мэри очень привлекала эта возможность, потому что здесь она чувствовала себя в безопасности, но Долли была права: ей пришлось бы делать здесь грязную работу — выливать помои, носить горячую воду, стирать белье и натирать полы. Долли сказала, что она должна стремиться к большему.

Однако ее четверо друзей все еще находились в Ньюгейте. Мэри не могла уехать из Лондона, пока они сидят в тюрьме. Вскоре после ее очередной встречи с Долли она пошла на свидание с ними, вопреки советам Босвелла и госпожи Вилькс. После пребывания в комфортной обстановке Мэри пришла в неописуемый ужас от Ньюгейта, и ей казалось невероятным, что она почти год выносила такие ужасные условия. И хотя она знала, что Босвелл все еще борется за свободу ее друзей, в ближайшем будущем на помилование рассчитывать не стоило.

Сэм так пал духом, что решил записаться в Корпус Нового Южного Уэльса — отряд мужчин, которые должны были заменить морских пехотинцев и стать полицией новой колонии. Причина такого решения заключалась в том, что он убедился: Англия ничего не может предложить таким мужчинам, как он, а в Новом Южном Уэльсе ему как свободному человеку предоставят безвозмездно землю.

Джеймс все еще работал над своими мемуарами. Он говорил, что у Ната и у Билла каждый день возникает новая идея по поводу того, чем они будут заниматься, когда их освободят. Мэри очень боялась, что этот день никогда не наступит, но мужчины уверяли ее в обратном. Они были вполне счастливы и говорили, что она должна радоваться свободной жизни и не беспокоиться о них.

Именно Сэм убедил ее, что она должна жить своей жизнью. Он провел ее до ворот и поговорил с ней.

— Нас помилуют, — настойчиво произнес Сэм. — Но ты не должна этого ждать, Мэри. Мы вчетвером не останемся вместе, когда нас освободят, нас столько времени связывали обстоятельства, а не добровольный выбор. Я хочу вернуться в Новый Южный Уэльс, Джеймс мечтает об Ирландии. Билл поедет в Беркшир, а Нат домой в Эссекс. Мы вместе прошли через невероятные испытания и страшные лишения, но, как только нас освободят, они станут лишь воспоминаниями, и не более.

Мэри поняла, что он имел в виду. Они стали близки только из-за общих злоключений, и только это их объединяло. Она также догадалась, что Сэм хочет отдалиться от остальных, потому что боится, что ему придется нести за них ответственность. В глубине души Мэри тоже боялась этого, хотя никогда бы не сказала об этом вслух.

— Ты спасла мою жизнь на причале в Порт-Джексоне, — произнес Сэм, и его голос стал хриплым от волнения. — Я надеюсь, что в один прекрасный день смогу рассказать о тебе своим детям. Но сейчас уходи и не приходи к нам больше. Ты и так для всех нас сделала более чем достаточно.

Мэри обхватила ладонями его худое лицо и легонько поцеловала в губы.

— Удачи тебе, Сэм, — сказала она с нежностью, вспоминая, как когда-то рассматривала его как запасной вариант. Теперь она знала, что в этом нет необходимости.

К концу сентября теплая погода резко сменилась ветром, вырывавшим деревья в парках с корнями, и дождем, который затапливал улицы. Дождь продолжался после того, как утихла буря, и Мэри вдруг вспомнила и поняла рассказы Босвелла об ужасных условиях в Лондоне.

Улицы были скользкими, слипающаяся грязь смешивалась с испражнениями людей и животных, и каждый, кто предпринимал попытку выйти из дома, немедленно намокал. В самых бедных кварталах распространялась лихорадка, и Босвелл сказал Мэри, что ямы, служившие для массового захоронения, быстро заполнялись. В воздухе постоянно чувствовалось зловоние, и при этом каждую ночь над городом висел туман с запахом сероводорода.

Мэри сидела взаперти, буквально как в тюрьме, в доме на Литл Титчфилд-стрит, и ей пришло в голову, что если она срочно не уедет в Корнуолл, то застрянет здесь до весны. Ее родители старели, и она никогда бы не простила себе, если кто-то из них умрет прежде, чем она вернется домой. И сам Корнуолл, казалось, звал ее, словно сирена, поющая свою обольстительную песню: каждую ночь, как только Мэри закрывала глаза, он умолял ее вернуться на родину.

Мэри представляла, как стоит на корме корабля, заходящего в Фоуэй как раз в тот момент, когда небо начинает сереть и осеннее солнце, огромный огненный шар, медленно закатывается в море.

Она видела как наяву маленькую деревушку, поднимающуюся от набережной вверх по холму. Серые коттеджи из камня, сбившиеся в кучу, виднеющиеся между ними мощеные улочки, по которым бегут дети, торопясь попасть домой до наступления темноты.

А внизу на набережной рыбаки наверняка готовятся к ночной рыбалке. Хозяин таверны, наверное, зажигает лампы, и старики, ковыляя, направляются к таверне, на ходу поднимая шляпы и приветствуя возвращающихся домой женщин.

Мэри казалось, что до нее даже донесся запах сардин, коптящихся на огне, она почти слышала плеск волн о причал, пронзительные крики чаек и шум ветра в кронах деревьев. Ей хотелось наполнить легкие чистым соленым воздухом, услышать корнуолльский акцент и погрузиться с головой в простую деревенскую жизнь. Она поняла, что Лондон не для нее.

— Мне нужно, чтобы кто-то подвез меня до Корнуолла, — сказала Мэри Босвеллу как-то вечером, когда он зашел навестить ее.

Какое-то время он молчал и вопросительно смотрел на нее.

— Да, возможно, — произнес он наконец. — Но я не хочу, чтобы вы уезжали.

— Почему? — спросила Мэри. Она задумалась. Вероятно, Босвелл считает, что в Лондоне ее ожидает более благоприятное будущее.

— Потому что я буду скучать за вами, — сказал он просто, и Мэри с удивлением увидела слезы в его глазах.

Она не знала, что ответить. Может, он хочет сказать, что влюблен в нее? И если это так, то что ей делать?

— Вы не будете скучать обо мне. Вам нужно наносить визиты вашим важным друзьям, которых вы так надолго забыли, — пошутила Мэри.

— Я забыл их, потому что все они кажутся такими пустыми по сравнению с вами, — сказал Босвелл, и голос его при этом задрожал. — Вы наполнили мою жизнь смыслом и открыли так много новых горизонтов.

— Это так мило с вашей стороны, — произнесла Мэри ошеломленно. — Но это я должна вас благодарить. Вы вернули мне мою жизнь.

Босвелл слегка покачал головой, потупив глаза.

— Я был глупцом большую часть своей жизни, — сказал он тихо. — Но для меня большая честь, что судьба выбрала именно меня, чтобы помочь вам. Мэри, вы самый удивительный человек, которого я когда-либо встречал в своей жизни. Вы со смелостью и выносливостью приняли все жизненные испытания. Я никогда не слышал от вас ни одного обвинения в чей-нибудь адрес.

— Но мне некого винить, — возразила она резко. — Я сама виновата во всем, что я сделала.

Босвелл рассмеялся.

— О, Мэри! — воскликнул он. — В этом ваша суть. Если бы каждый думал так же, как и вы, каким прекрасным был бы этот мир. Меня всю жизнь окружали люди, пытавшиеся обвинить кого-то в своих несчастьях. Я и сам обвинял во всех моих неудачах отца, мать, мою дорогую почившую жену, шлюх, алкоголь, недостаток денег и даже еды. Мне бы хотелось снова стать молодым и начать свой жизненный путь рука об руку с вами.