Помни меня

— Мэри! — произнесла Долли мягко. — Это действительно ты. Я так боялась, что господин Кастел ошибается.

И вдруг Мэри очутилась в ее объятиях. Они стояли на пороге, крепко обнявшись после стольких лет разлуки, и рыдали.

— Ну а теперь, пожалуйста, зайдите в дом, — проговорила решительным тоном госпожа Вилькс. — Все это очень трогательно, но я не хочу, чтобы это потом обсуждала вся улица.

Очутившись в гостиной, сестры несколько минут продолжали обниматься и плакать. Потом они начали истерически хохотать сквозь слезы. Затем посыпались вопросы, на которые сестры торопливо отвечали, спеша заполнить пустоту, образовавшуюся за девять лет.

Господин Кастел рассказал Долли кое-что о том, что приключилось с Мэри, но его версия, которую он почерпнул из газет, была неточной. Хотя Мэри попыталась поведать сестре правду, Долли явно была слишком шокирована, чтобы воспринимать все это.

— Я теперь выгляжу намного старше, чем ты, — сказала вдруг Мэри, с гордостью глядя на сестру.

Они всегда очень походили друг на друга благодаря одинаковым темным вьющимся волосам, как у матери, и крепкому телосложению. Обе сестры были немного выше, чем остальные девушки в деревне. Но у Долли были голубые глаза, а не серые, как у Мэри, и, конечно, более курносый нос.

Но их характеры отличались. Долли всегда была кроткой, практичной и послушной. Мэри помнила, что ее сестра всегда выглядела опрятной, ее волосы всегда были аккуратно расчесаны и заплетены в тугую косу, а передничек выглядел безупречно чистым. Она обходила грязь, избегала шумных игр и обычно тихо сидела на пороге и наблюдала, как Мэри играет с мальчишками и при этом рвет и пачкает свою одежду.

Долли по-прежнему одевалась скромно и аккуратно, в соответствии со своим положением горничной знатной леди: ее голубое платье украшал высокий воротник, застегивающийся на перламутровые крошечные пуговицы, на ногах были хорошо начищенные черные ботинки на кнопках, а на голове маленькая соломенная шляпка с простой голубой лентой. Мэри помнила, что Долли тридцать лет, но ее сестра выглядела на двадцать, у нее был свежий цвет лица и никаких морщин.

— Какие тяжелые испытания довелось тебе пережить, — сказала Долли, глядя на сестру глазами, полными слез. — Ты такая худая, Мэри. Я помню, какое у тебя было хорошенькое пухлое личико.

В присутствии господина Кастела и госпожи Вилькс сестры не могли говорить откровенно. Долли начала спрашивать у Мэри о детях, но оборвала себя на полуслове. Точно так же и Мэри хотела задать много вопросов о матери и отце и о том, есть ли у Долли возлюбленный, но она не могла этого сделать в присутствии госпожи Вилькс и Кастела.

Наконец вернулся Босвелл.

Госпожа Вилькс открыла дверь, и Мэри услышала, как она сказала ему, что Долли уже здесь.

— О, это чудесно! — поделилась госпожа Вилькс своим восторгом. — Они плачут и смеются одновременно.

Босвелл выглядел раздраженным, когда зашел в комнату. Сегодня утром он просил Кастела позволить ему устроить встречу Мэри и Долли. Час назад он поехал на Бедфорд-сквер, чтобы встретиться с Долли, и узнал, что Кастел уже побывал там и повез молодую женщину сюда. Но когда Босвелл увидел радость Мэри, к нему снова вернулось его обычное хорошее расположение духа, и он извинился перед Кастелом за то, что сомневался в нем. Потом Босвелл изо всех сил попытался очаровать Долли, засыпая ее комплиментами. Он объяснил, что если он и пытался воспрепятствовать их встрече, то делал это лишь с целью защитить Мэри.

Госпожа Вилькс открыла бутылку портвейна, чтобы отпраздновать, а затем сказала, что, может быть, будет разумнее, если мужчины оставят сестер наедине и дадут им возможность поговорить.

— Но я обещал госпоже Морган, что доставлю Долли домой, — сказал быстро Кастел, и по обожающему взгляду, который он бросил на Долли, всем стало ясно, что он влюблен в нее.

— Боюсь, я не могу остаться надолго, — произнесла Долли, поворачиваясь к Мэри. — Госпожа Морган ожидает меня домой к половине десятого. Но я проведу с тобой свой выходной в среду.

— Хорошо, Долли. Но прежде чем уходить, может быть, вы расскажете Мэри о дядином наследстве? — предложил Босвелл. — Возможно, это дерзкий вопрос с моей стороны, но я думаю, Мэри хотела бы выяснить это.

— Это истинная правда, — сказала Долли, сжимая руку Мэри, будто боясь, что если она ее выпустит, то младшая сестра снова исчезнет. — Дядя Питер действительно оставил все свои деньги отцу. Это значительная сумма. Отец попросил Неда написать мне. Он все объяснил и очень просит меня вернуться домой, потому что мне уже нет необходимости работать.

— Так почему же вы не поедете, Долли? — спросил Босвелл. Он не мог заставить себя спросить прямо, какова сумма наследства, в особенности перед Кастелом.

Долли вспыхнула.

— Мне нравится Лондон, — сказала она. — И мое место. Я очень счастлива у Морганов. И я не хочу остаться старой девой в Фоуэе.

— Сомневаюсь, что вы долго будете сидеть в девках, — произнес галантно Босвелл.

— Мэри меня поймет, — сказала Долли, взглянув на сестру и ища у нее поддержки.

— Правда, Мэри? — спросил Босвелл.

— Да, я понимаю, — ответила Мэри, грустно улыбнувшись сестре. — Все эти годы разлуки я представляла, что ты замужем и у тебя куча детей. Но по какой бы причине ты ни уехала, ты сделала хороший выбор. Вернуться сейчас — это все равно что похоронить себя заживо.

— Да, это так, — серьезно согласилась Долли. — Я не могу изменить свою жизнь только потому, что у отца есть деньги. Мы могли бы жить в большем доме, иметь лучшую одежду и еду. Но с кем я стану жить? Мои старые друзья бедны, они будут избегать меня. А богатые будут воротить от меня нос.

Мэри сочувственно кивнула. Она подумала, что это вполне вероятно. Но вставал еще вопрос об охотниках за приданым. Долли мечтала о мужчине, который любил бы ее, а не ее деньги. Мэри догадалась, что будет достаточно сложно судить об истинных чувствах мужчины, пока не пройдет значительное время после свадьбы.

— Вы решили не возвращаться вовсе? — спросил Босвелл. Ему было интересно, появился ли уже в жизни Долли какой-нибудь мужчина. Кастел явно имел на нее виды, но Босвелл не думал, что это взаимная симпатия.

— Может быть, через пару лет, — сказала Долли, потом посмотрела на Мэри и улыбнулась. — Но я думаю, что Мэри должна туда поехать. Хотя бы для того, чтобы увидеть родителей. Они будут просто счастливы, когда узнают, что она жива и здорова.

Мэри спросила у сестры, почему она так уверена, что родители не знают о ее судьбе.

— Они, безусловно, ни о чем не знали в прошлом году, когда я получила весточку от отца. Видишь ли, он упомянул о тебе. Он надеется, что ты не можешь вернуться из Плимута, потому что тебя не отпускают муж и дети.

Мэри на мгновение задумалась о словах сестры. Ей показалась забавной уверенность ее родителей в том, что она находится в Плимуте лишь в каких-то сорока милях от них, когда на самом деле Мэри побывала на другом конце света. Если она поедет домой, как же она объяснит все, что она сделала? Ей и так достаточно тяжело было справляться со своими воспоминаниями, переменами и огромными расстояниями, которые она преодолела за свою жизнь. Мэри думала, что ее мать, которая никогда не уезжала дальше чем на двадцать миль от Фоуэя, не сможет все это понять.

— А отец мог узнать обо мне после того, как он послал тебе это письмо? — спросила Мэри.

— Возможно, — ответила Долли, нахмурившись. — Господин Кастел сказал мне, что о тебе много писали в газетах. Но если я не слышала об этом, будучи здесь, в Лондоне, то как могли услышать они, находясь так далеко?

Мэри вздохнула.

— Возможно, будет лучше, если они никогда не узнают обо мне, Долли. Это было бы слишком большим потрясением для них.

— Лучше им испытать потрясение, чем жить с мыслью о том, что младшая дочь покинула их или умерла, — настаивала Долли.

Позже Босвелл ушел с Кастелом и Долли. Прощаясь, сестры договорились, что Долли придет снова, когда у нее будет выходной. Когда они ушли, Мэри отправилась к себе в комнату, потому что ей очень захотелось побыть одной.