Страница 7 из 19
В пивной лабух жадно припал к кружке, играя большим кадыком на дряблой шее. Блаженно зажмурился, на глазах распрямляясь и обретая былую стать.
— Первый раз меня взяли в восемнадцатом за буржуазный танец танго. Теперь я играю его на партийных торжествах. В двадцать третьем меня сняли с эстрады нэпманского кабака, где я играл джимми. Сейчас его танцуют вместо физзарядки. Просто удивительная страна. Кларнет — правильный инструмент, а саксофон приравнен к холодному оружию. Баян можно, аккордеон — нельзя… — он посмотрел на Мэлса. — Молодой человек, вы мне симпатичны, и вот что я вам скажу: не суйте голову в пасть голодному зверю, — патетически сказал он. — Не повторяйте моих ошибок, если не хотите прийти вот к такой минорной коде, — указал он на себя. — Подождите десять лет, когда джаз будут играть на детских утренниках!
— Мне сейчас надо, — сказал Мэлс.
Лабух картинно развел руками:
— Если бы молодость знала, если бы старость могла!.. У меня есть саксофон. Он не вполне исправен, но при желании… Приходите завтра… Не откажите в любезности — еще пять декалитров этого не в меру разбавленного напитка…
— А можно сейчас? — нетерпеливо сказал Мэлс. — У меня деньги с собой.
— Нет, — покачал головой лабух. — Приходите завтра, и, пожалуйста, — оглядел он наряд Мэлса, — постарайтесь мимикрировать под окружающую расцветку.
— Что? — не понял тот.
— Оденьтесь во что-нибудь незаметное.
— Почему? — удивился Мэлс.
— Видите ли… — замялся лабух. — Есть одна небольшая проблема… а вам придется нести его через весь город…
В своей нищей каморке с выцветшими афишами над кроватью лабух достал с антресолей футляр, сдул с него толстый слой пыли. Мэлс с восторженной улыбкой взял инструмент с бархатной подкладки, нажал на клапана, осмотрел…
— А это что?.. — спросил он с вытянувшейся физиономией.
Около раструба красовался массивный фашистский орел, зажавший в когтях свастику.
— Это — небольшая проблема, — пояснил лабух. — Инструмент трофейный, из оркестра военно-воздушных сил. Так вы берете?
— Да, — твердо сказал Мэлс.
Он нес сакс по людной улице, как шпион рацию, — искоса бдительно поглядывая по сторонам, широким кругом обходя мелькающие в толпе милицейские мундиры…
Ночью он, мокрый от пота, с душераздирающим скрежетом скреб напильником свастику. Сдувал опилки, безнадежно смотрел на неподдающегося, только чуть поцарапанного орла, и снова принимался за работу.
Мэлс поставил пластинку на проигрыватель, опустил иглу — сквозь шипение донеслись звуки джаз-банда. Он прибавил громкость, взял саксофон и, дождавшись, пока вступит Чарли Паркер, начал подыгрывать. Он сбивался и терял ритм, но упрямо продолжал играть.
Когда мелодия закончилась, перенес иглу на начало… И еще раз… И еще…
Скосив глаза вниз, на клапана, он вдруг увидел рядом сверкающие черным лаком туфли. Поднял взгляд: напротив, у проигрывателя стоял негр с саксофоном в руках и, склонив голову, насмешливо щуря глаз, слушал его игру.
— Чарли?.. — спросил изумленный Мэлс.
— Charley Parker, yes, — кивнул тот. — More drive, guy!
Он щелкнул пальцами, задавая ритм. Вступив одновременно, они играли, глядя друг на друга смеющимися глазами, потом Чарли прервался, требовательно указал на Мэлса — и тот выдал сложное соло. Паркер подмигнул и показал большой палец…
Хлопнула дверь, вошел Ким. Опустив голову, не глядя на Мэлса, он обошел негра и положил скрипичный футляр на свой стол. Чарли отступил на шаг и растаял в воздухе.
— Ким… — Мэлс заглянул через плечо брату. Тот отвернулся. Мэлс зашел с другой стороны — Ким снова повернулся к нему спиной.
Мэлс силком развернул его к себе: под глазом у Кима набухал огромный синяк, под носом темнела запекшаяся кровь.
— Кто? — спросил Мэлс. — Ким, скажи, кто это?..
Тот молча вырвался.
— А ну, пойдем! — Мэлс схватил его за руку и потащил к двери.
Ким отскочил.
— У всех братья как братья, только у меня — стиляга! — сквозь слезы крикнул он срывающимся голосом, упал на кровать и заплакал.
Нолик деловито прошел мимо стиляг в одну сторону, потом в другую, остановился за спиной у Фреда. Тот протянул ему зажатую между пальцев купюру:
— За всех.
— «Таганская»-кольцевая, восемнадцать тридцать. Больше двух не собираться… — сообщил Нолик манекену в витрине и направился к следующей компании.
К половине седьмого стиляги попарно заняли исходные позиции по обеим сторонам улицы. Мэлс с футляром в руке стоял рядом с Бобом, поглядывал на Полли, которая поодаль беспечно щебетала с Бетси.
Нолик, не оглядываясь, целеустремленно прошествовал мимо. Стиляги, соблюдая дистанцию, двинулись за ним…
На сцене в клубе, на фоне могучих колхозниц, обнимающих налитые снопы в бескрайнем поле, играл джаз. Стиляги танцевали.
Мэлс стоял под сценой со своим саксом, вполголоса повторял мелодию, которую вел самовлюбленный слащавый саксофонист, цепко приглядываясь к работе его пальцев. Тот недовольно покосился на него раз, другой, наконец сбился с ритма и оборвал музыку.
Стиляги недовольно загудели.
— Слушай, чувак, ты меня достал! — заорал он. — Хочешь, иди сюда, лабай вместо меня! Ну? — он подмигнул в зал, предлагая вместе повеселиться. — Давай! А я покурю пока!
Весь зал уставился на Мэлса.
— Давай, Мэл! Не дрейфь! — крикнул вдруг Фред.
— Давай! — подхватили свои.
Мэлс неуверенно вышел на сцену. Саксофонист широко развел руками, показывая, что не несет никакой ответственности за происходящее, отошел на край сцены и демонстративно вытащил папиросы. Нолик за кулисами в ужасе схватился за голову.
Мэлс оглядел обращенные к нему лица. Полли напряженно смотрела на него, прижав к губам сложенные ладони.
— «Чаттануга», — обернувшись, сказал Мэлс музыкантам. Щелкнул пальцами и заиграл.
Полли облегченно улыбнулась. Через минуту танцевал весь зал. Саксофонист забеспокоился, погасил папиросу:
— Ну все… все, давай, чувак, заканчивай!.. — подтолкнул он Мэлса.
Тот закончил победным соло и спустился в зал. Стиляги заорали, захлопали, бросились обнимать его. Мэлс улыбался, жал руки налево и направо, целовался с девчонками. Нашел глазами Полли — та, отвернувшись, кокетничала с каким-то парнем, положив руку ему на плечо…