Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 51 из 65

— Сегодня ебальники у присяжных довольно кислые. Как, впрочем, и вчера. И позавчера. Наверно, им не нравится армейская еда.

— Ну ладно, — сказал Бойс. — Возвращайся туда, хватай этого малого за бабочку и вышвыривай его к чертовой матери со свидетельского места. Кто твой следующий свидетель?

— Я хочу повторно вызвать агента Секретной службы Бернама.

— Зачем?

— Хочу задать ему вопрос: «Если, по вашему мнению, я представляла собой такую угрозу для президента, почему же вы тогда не ворвались в спальню и не пристрелили меня?»

Бойс пожал плечами.

— Почему бы и нет. — Он украдкой посмотрел на Влонко.

Влонко ответил многозначительным взглядом.

Бойс угрюмо ужинал в одиночестве в «Сычуаньском жарком» — ел цыпленка «Председатель Мао» и жесткое рагу из говядины. Он машинально поглядывал на экран телевизора, закрепленного над стойкой бара. Звук был выключен, новости шли бегущей строкой. Он увидел на экране огни мигалок. Появилась бегущая строка:

КАПИТАН КЭРИ ГРЕЙСОН, КОТОРЫЙ ПРОИЗВОДИЛ ВСКРЫТИЕ ТЕЛА ПРЕЗИДЕНТА КЕННЕТА МАКМАННА, НАХОДИТСЯ В КРИТИЧЕСКОМ СОСТОЯНИИ ПОСЛЕ НЕСЧАСТНОГО СЛУЧАЯ НА ПАРКОВОМ ШОССЕ ДЖОРДЖА ВАШИНГТОНА. ЕГО МАШИНУ ЗАНЕСЛО, ОНА СЪЕХАЛА С ДОРОГИ И ВРЕЗАЛАСЬ В ДЕРЕВО. ОН БЫЛ ДОСТАВЛЕН В РАСПОЛОЖЕННЫЙ НЕПОДАЛЕКУ ВОЕННО-МОРСКОЙ ГОСПИТАЛЬ В БЕТЕСДЕ, ГДЕ ЕМУ СДЕЛАЛИ ОПЕРАЦИЮ… ПО СЛОВАМ ПОЛИЦИИ, ЕСТЬ ОСНОВАНИЯ ПОЛАГАТЬ, ЧТО ОН БЫЛ ПЬЯН.

Пьян? Грейсон? Бойс позвонил Бет по своему сотовому. Подслушивали федералы или нет — не имело значения, хотя прокуратура федерального округа заверила его представителя, Джадда Беста, что официального разрешения на прослушивание никто не давал.

— Ты собиралась повторно вызвать доктора Грейсона?

— Нет. А что?

— Он в больнице и, возможно, уже не выйдет оттуда.

— Бедняга.

— Ну, этот бедняга, возможно, был пьян за рулем, когда съехал с дороги и врезался в дерево.

— Грейсон?

— Включи новости.

Бойс услышал в трубке звук того канала, который он смотрел без звука у стойки бара.

— Боже мой! — сказала Бет.

Бойс оглянулся посмотреть, не подслушивает ли кто-нибудь из репортеров. Потом сказал в трубку своего сотового:

— Не принимай всё это близко к сердцу, но завтра утром подойди, пожалуйста, к Голландцу и скажи: «Послушайте, я собиралась снова вызвать этого парня, а тут такие дела». Он спросит, что ты хотела услышать от Грейсона. Я что-нибудь придумаю. Что-нибудь насчет токсикологии — не важно. Но ты скажешь, что этот допрос имеет решающее значение и без показаний доктора мы… ты… лишаешься важнейших доказательств. Постой-ка.

— Что?

— Я тут кое-что придумал. Это же гениально!

— Ну?

Бойс снова оглянулся.

— Нет, не по телефону. Завтра, по дороге в суд.

— Ну? — спросила Бет на другой день, когда они ехали в суд.

Бойс понизил голос:

— Наверняка ребята, сидящие впереди, были бы очень рады это слышать. — Он перешел на шепот. — Мы… ты… скажешь Голландцу, что собиралась вызвать Грейсона для дачи более подробных показаний о том подозрительном посмертном отпечатке клейма Ривира на Кеновом лбу. Но они успели добраться до него раньше тебя.

— Кто до него добрался?

— Они… Секретная служба. Они столкнули его с дороги!

Бет посмотрела на него.

— Бойс, дорогой, я знаю, за последнее время ты ужасно переутомился.

— Голландец придет в бешенство. Но это не важно. Ты поднимешь этот вопрос в заключительных прениях. Слушай… семьдесят пять процентов американцев до сих пор считают, что Джона Кеннеди убили его же подчиненные. Уверяю тебя, хоть один присяжный да подумает: «Гм-гм». А тебе и нужен-то всего один присяжный.

— Это же безумие.

— Конечно, безумие.

— Не знаю, способна ли я на такое. — Бет вздохнула и откинулась на спинку сиденья. — Вообще-то я хотела бы войти сегодня в зал суда и сказать: «Слушайте, вот что произошло на самом деле. Вот вам вся правда».

— Бет, сколько можно твердить тебе одно и то же! Правде в суде не место.

— Знаю, знаю. Но у меня раздувается живот, сиськи уже в бюстгальтер не влезают, меня хотят посадить за решетку. Я устала.

Бойс всё утро обзванивал свою редеющую группу мирных, дружественно настроенных журналистов, пытаясь убедить их, что неприятное происшествие с доктором Грейсоном на парковом шоссе Джорджа Вашингтона не было несчастным случаем.

— У кого, — заговорил он загадками, — имелся мотив? У кого имелись средства?

— Вы хотите сказать, что его пытались убить агенты Секретной службы?

— Знаю. Верится с трудом, да? Но ведь то же самое говорили и о Винсе Фостере, старом друге четы Клинтонов.

— Бойс, Грейсон был пьян. Он лыка не вязал.

— Именно. А у кого имелись средства, чтобы влить ему в глотку спиртное?

— Да будет вам.

— Не хотите, не надо. Мне пора. По другой линии звонят из «Ньюсуика».

— Нет-нет. Постойте, не вешайте трубку. Вы точно знаете, или это догадка?

— А Вудвард знал? — сказал Бойс. — Бернстайн знал?

Согласно одной из аксиом журналистики, стоит заставить одну газету опубликовать слухи, как их не замедлят опубликовать все остальные — только потому, что это уже сделал кто-то другой. То, что несчастный доктор Грейсон все еще находился в послеоперационной коме после семичасовой трепанации черепа, было только к лучшему. К полудню следующего дня многие начали строить догадки — главным образом в Интернете — относительно того, что произошедший с ним несчастный случай, возможно, не был несчастным случаем.

Секретную службу осаждали телефонными звонками с вопросами о том, не они ли столкнули доктора с дороги, пытаясь помешать ему показать в суде, что инкриминирующий отпечаток клейма Ривира — действительно их рук дело. Еще через день в «Таймс», «Пост» и дюжине других столпов журналистской респектабельности были опубликованы сообщения, озаглавленные так:

В ГРЕЙСОНОВСКОЙ КАТАСТРОФЕ УСМАТРИВАЮТСЯ ЗЛОВЕЩИЕ МОТИВЫ

Секретная служба направила запросы в Военно-морской госпиталь в Бетесде, где состоялась пресс-конференция, на которой выступил смущенный врач, заявивший, что, когда доктора Грейсона доставили в отделение неотложной помощи, содержание алкоголя у него в крови… — он откашлялся, — …«несколько превышало норму, установленную законом».

Насколько превышало?

Откашлявшись: «На ноль целых девятнадцать сотых».

Боже правый, да он был мертвецки пьян! Вдрызг! В дымину, как матрос. Ох, что же делать с морячком, когда он пьян с утра-а?

Потом присутствующим представили другого флотского доктора — в белом мундире, увешанном знаками отличия как рождественская елка, — заявившего, что капитан Грейсон — человек с безупречной репутацией, главный патолог флота, к тому же героически служивший родине на войне. Разумеется, смерть президента, причастность к расследованию, дача свидетельских показаний не могли не привести к переутомлению. То, что случилось — непростительно, однако никто, кроме доктора Грейсона, не пострадал, и поэтому, молясь за его выздоровление, не будем забывать о том, что он, в конце концов, такой же человек, как и все мы.

Журналисты, сознавая неуместность оскорблений и попрания нравственных норм, до поры до времени прекратили свои нападки и, в ожидании вестей об умирающем, организовали возле госпиталя в Бетесде круглосуточное дежурство.

Глава 30

Но почемуон был пьян? Почему этот непогрешимый, удостоенный множества наград образец военно-медицинской добродетели сел за руль вдребезги пьяный и врезался в дерево?

Скрывшись в «Сычуаньском жарком» от своих верных спутников — журналистов, Бойс сосредоточенно изучал стенограмму показаний Грейсона в суде, токсикологические разделы отчета об аутопсии президента, все документы, касающиеся доктора. Не обнаружилось никаких ключей к разгадке этого, по всей видимости, нетипичного поведения. На суде доктор был просто воплощением профессиональной невозмутимости — во всех отношениях. Просматривая видеозаписи, Бойс не заметил на его спокойном лице ни малейших признаков волнения. После того как он дал показания, женские журналы пестрели его фотографиями. Журнал «Пипл» включил его в число «пятидесяти самых надежных американских мужчин, на которых можно опереться в трудную минуту», — событие, немало позабавившее всех работников госпиталя в Бетесде, а особенно самого доктора Грейсона.